Таковы были некоторые последствия начавшейся Митридатовой войны. Существованию Рима действия царя не угрожали, а вот по кошелькам многих его граждан ударили очень чувствительно. Соответственно возрастала ценность победы в этой войне. Кроме того, успех в ней представлялся не столь уж трудным делом – силы Митридата явно уступали силам Рима, и он решился на выступление только потому, что его толкнула на это провокационная политика римских послов, а также Союзническая война, отвлекшая на себя основные ресурсы римлян. Победа над понтийским царем, таким образом, сулила славу, добычу и значительный рост политического влияния тому, кто ее одержит. Войну, учитывая ее значение, должны были поручить, разумеется, одному из консулов, а потому нетрудно представить, сколько появилось желающих добиться победы на консульских выборах.
Источники называют следующих кандидатов: консул заканчивавшегося года Гней Помпеи Страбон; его дальний родственник Квинт Помпеи Руф; снискавший себе славу на полях Союзнической войны Луций Корнелий Сулла; победитель Югурты и кимвров Гай Марий; наконец, известный оратор Гай Юлий Цезарь Страбон Вописк. Плюсы и минусы положения каждого из них были таковы. В отношении Помпея Страбона сразу следует оговориться: он считается кандидатом в конце 89 года [748]на основании сообщения Веллея Патеркула о его обманутой надежде продлить консульство (frustratus spe continuandi consulatus), то есть получить его и на следующий год. Однако если бы Помпеи Страбон вынашивал такие планы, то не стал бы удерживать при себе аскуланскую добычу – ясно, что такая жадность лишала его всякой надежды на популярность и, разумеется, шансов на победу во время выборов. Но известно, что Помпеи добивался консулата на 86 год, и Беллей мог просто проявить неточность, употребив слово «продление» – со времени первого его консульства прошло уже два года. Недоразумением являются и сведения о борьбе за консулат на 88 год Гая Мария, но об этом ниже.
Сложности возникли в связи с кандидатурой Гая Юлия Цезаря Страбона Вописка – по-видимому, того самого, который в свое время без обиняков заявил Сулле, что тот купил свою преторскую должность. Он не снискал себе лавров на полях сражений, но был известен как прекрасный оратор. По словам Цицерона, Цезарь Страбон «превзошел всех своих предшественников и современников жизнерадостностью и тонким остроумием; правда, его красноречию явно недоставало силы, зато никогда и никто не обладал в большей степени юмором, прелестью и очарованием» (Брут. 177).
Однако на пути Цезаря Страбона к высшей магистратуре стояло одно обстоятельство – он успел побывать лишь квестором и эдилом, но не достиг еще претуры, без чего не мог добиваться консульства. Требовалось особое разрешение сената или комиций. Очевидно, он получил немалую поддержку – прежде всего от своего рода, ведь его брат Луций Юлий Цезарь был консулом 90-го и цензором 89 года, личностью весьма влиятельной. Единоутробным братом обоих Цезарей был пользовавшийся большим (хотя и не вполне заслуженным) авторитетом коллега Мария по консулату 102 года Квинт Лутаций Катул. С дочерью Луция Цезаря был обручен один из лучших ораторов того времени, бывший консул и цензор Марк Антоний. Да и независимо от связей с фамилией Цезарей многих сенаторов вряд ли прельщала перспектива увидеть победителем Митридата Суллу – кому, как не ему, поручат командование в войне с понтийским царем, стань он консулом? А ведь тогда влияние Суллы неминуемо вырастет. Между тем его персона, несмотря на блестящие победы в сражениях с италийцами, восторга у многих нобилей явно не вызывала: человек из захудалого рода, но с непомерными амбициями, явно нечистый на руку да к тому же спустивший воинам с рук убийство легата Альбина – от такого можно ждать всего. А вот Цезарь Страбон – человек вполне респектабельный, куда более приличного происхождения. Пусть он не снискал лавров выдающегося полководца, но зато и в таких дурных делах, как выскочка Сулла, не замечен. [749]Правда, впереди война с Митридатом, но Цезарь, если ему придется командовать, может взять с собой толковых легатов, которые проведут операции за него. [750]
Что же касается еще одного кандидата, Помпея Руфа, то известно, что в 99 году, будучи плебейским трибуном, он вместе с Луцием Порцием Катоном внес предложение о возвращении Метелла Нумидийского из изгнания (Орозий. V. 17. 11); в 91 году он был городским претором и запретил сыну консула 121 года Фабия Максима Аллоброгского по своему усмотрению пользоваться отцовским имуществом в наказание будто бы за разгульный образ жизни (Валерий Максим. III. 5. 2); как уже говорилось, он привлекался к суду по закону Бария, но, видимо, сумел оправдаться. Цицерон отзывается о нем как о посредственном ораторе, который к тому же нередко писал свои речи не сам, а с помощью Луция Элия Стилона (Брут. 206; 306). [751]Таким образом, хотя Помпей Руф в определенных ситуациях вполне мог проявить твердость характера, в целом он был личностью не слишком яркой – «малопримечательный родственник Помпея Страбона», как выразился на его счет один из современных ученых. [752]Однако это могло принести ему и пользу – такой человек не слишком опасен.
А что же Сулла? Нельзя сказать, что он терял время даром. Его блестящим предвыборным ходом стал союз с одной из самых известных фамилий Рима – Метеллами, скрепленный браком с двоюродной сестрой главы клана – претора 89 года Метелла Пия. Ради этого он развелся с предыдущей женой Клелией под предлогом ее бесплодия. [753]Цецилия Метелла стала уже четвертой супругой Суллы. С Илией-Юлией, которая, как уже говорилось, помогла его карьерному росту, он расстался вскоре после Югуртинской войны, чтобы жениться на некоей Элии, о которой нам ничего не известно. Не больше сведений и о Клелии, брак с которой продолжался шесть или семь лет. Римские женщины того времени, за редчайшим исключением, проходят по страницам истории бледной тенью своих мужей.
Метелла не была исключением, хотя брак с ней оказался для Суллы весьма полезным. Трудно было представить себе более выгодную партию – дочь консуляра, цензория, триумфатора и верховного понтифика Метелла Далматского, племянница консуляра, цензория и триумфатора Метелла Нумидийского, наконец, вдова принцепса сената Марка Скавра. [754]Нередко Метеллов считают чуть ли не самым влиятельным кланом в те годы, однако это не совсем так [755]– за предыдущие два десятилетия лишь один из них достиг консульской должности, да и то уже десять лет назад, в 98 году. Так что союз был выгоден обеим сторонам – Метеллы привлекают на свою сторону блестящего полководца, «героя дня», [756]а он получает их поддержку на выборах. Кроме того, Сулла заключил союз с другим кандидатом Квинтом Помпеем, чей сын женился на его дочери от первой жены (Ливии. Эпитома 77; Annum. ГВ. I. 56. 247; Беллей Патеркул. П. 18. б). [757]
Однако Цезарь Страбон не собирался отступать. По-видимому, он чувствовал сильную поддержку, да и ставки были высоки – он мог стать командующим в войне против Митридата, победа над которым сулила многое. Возможно, именно те, кто стоял за его избрание, стали поговаривать, что Сулла-де недостоин такой жены, как Метелла (Плутарх. Сулла. 6.19), ибо уступает ей знатностью. Вообще этот брак мог у многих вызвать неприятные ассоциации – ведь покойный муж Метеллы, Марк Скавр, был принцепсом сената. Уж не метит ли так же высоко и Сулла? [758]
