Это было странное изгнание: Рутилий отправился в ту самую провинцию, за «вымогательства» в которой его привлекли к суду, – и там ему организовали пышную встречу, так что в итоге, как замечает Дион Кассий, полученные дары принесли ему еще большее состояние, чем то, которое было у него конфисковано. Сначала он обосновался в Митилене на Лесбосе, где и пережил учиненную Митридатом в 88 году резню его соотечественников. Затем Рутилий перебрался в Смирну, где и провел остаток жизни, не выказывая никакого стремления вернуться в Рим (XXVIII. 97. 4; см. также: Валерий Максим. П. 10. 5; Цицерон. За Рабирия Постума. 27).

Дело Рутилия Руфа окончательно разрушило то хрупкое согласие между всадниками и лидерами сената, которое, как кажется, на время установилось после гибели Сатурнина. [591]Как впоследствии напишет Цицерон, «суды были в руках всаднического сословия, и после осуждения П. Рутилия никто не казался столь невинным, чтобы их не бояться» (За Скавра. 2)**. Удивляться этому страху не приходится: под судом оказался сам принцепс сената Марк Эмилий Скавр, обвинителем которого выступил Квинт Сервилий Цепион. Причиной была, согласно Асконию, какая-то «ненависть из-за посольства в Азию»; возможно, основанием для этой ненависти были слухи о том, что Скавр получил взятку от Митридата. Дело, правда, закончилось ничем – Скавр выдвинул против Цепиона встречное обвинение, которое должно было рассматриваться раньше его собственного дела (Цицерон. За Скавра. 2; Асконий. 21 С; Валерий Максим. III. 7. 8). Результатом было то, что patres почувствовали свою уязвимость перед всадническими судами, и вновь серьезно встал вопрос о судебной реформе.

Вот в такой обстановке оказался вернувшийся с Востока Сулла – причем нет особой разницы, произошло это в 95 или 91 году: в первом случае он оказывался в эпицентре борьбы, развернувшейся вокруг процессов Цепиона и Норбана, во втором – в нервозной обстановке, сложившейся после осуждения Рутилия и судебных нападок на Скавра. Он и сам едва не попал под суд. «По возвращении Суллы в Рим Цензорин обвинил его во взяточничестве, потому что из дружественного и союзного царства он вернулся с большой суммой денег, собранной вопреки закону», – сообщает наш основной источник, Плутарх (Сулла. 5.12). [592]Кто такой был этот Цензорин и почему он выдвинул обвинение?

Гай Марций Цензорин принадлежал к одной из наиболее известных плебейских семей, которая претендовала на происхождение от царей Нумы Помпилия и Анка Марция. Первый представитель этой семьи, за историчность которого можно ручаться, Гай Марций Рутул, был четырежды консулом (357, 352, 344, 342 годы), а также первым плебеем, назначенным на должность диктатора (356 год) и избранным цензором (351 год) – именно за это его потомки получили когномен Цензорины. [593]Однако времена менялись, и некогда знатный род пришел в упадок. Последний Цензорин получил консульскую и цензорскую должности более чем за полвека до нашего персонажа (в 149 и 147 годах); дядя Цензорина, выдвинувшего обвинение против Суллы, был коллегой Гая Гракха по трибунату и, вероятно, разделил его судьбу. [594]Обвинитель Суллы был еще молод: известно, что он был монетным триумвиром где-то в первой половине восьмидесятых, [595]а должность эту обычно занимали молодые люди в самом начале их политической карьеры. [596]Таким образом, выступление против Суллы, скорее всего, было первой политической акцией молодого человека. Иногда предполагают, что за его спиной стоял Марий, [597]однако это допущение вовсе не обязательно: Цензорин мог увидеть в преследовании Суллы прекрасную возможность для саморекламы, столь важной для римских политиков в начале их карьеры. [598]

Однако дальнейшее было полной неожиданностью: Цензорин не явился в суд и отказался от обвинения (Плутарх. Сулла. 5.12). Почему он это сделал? Потратил ли Сулла на то, чтобы заставить Цензорина замолчать, часть полученных от Ариобарзана денег? [599]Или у обвинителя не было свидетелей, которые бы подтвердили его обвинение, хотя при этом он все-таки достиг того, чего хотел – Сулла был полностью дискредитирован и выбыл из политики на четыре года. [600]Имело ли преследование целью не допустить Суллу к консульским выборам на 91 год и было замято (возможно, под действием подкупа со стороны Суллы), как только миновали избирательные комиции? [601]Все это вполне вероятно, [602]но, увы, недоказуемо. [603]

Возможен и еще один ответ, основанный на том, что мы знаем о характере Цензорина. Цицерон пишет: «Гай Цензорин, довольно сведущий в греческой словесности, излагал свои мысли с легкостью и исполнял свои речи с приятностью, но был ленив и ненавидел суд» (Брут. 237). Может быть, как раз в этой «лени и ненависти к суду» и заключается разгадка? «Он был молодым человеком. У него было много времени. Если понадобится – другие удобные случаи позволили бы ему использовать суд как ступеньку в своей карьере». [604]

Итак, суд не состоялся. До крайности маловероятно, чтобы выдвинутые Цензорином обвинения могли отвратить Суллу от политической карьеры. Стоит вспомнить, что привлеченный к суду в 95 году Норбан стал претором в 90-м, а судимый в один год с ним Цепион – еще в 92 или 91 году. [605]Но это были люди, против которых выдвигались очень серьезные обвинения, которые прошли через судебный процесс, но не обладали такой верой в свою счастливую звезду, какой обладал Сулла. Если их карьере судебные процессы не были помехой – могло ли помешать Сулле обвинение, не доведенное до суда? [606]И Сулла вновь окунается в политическую жизнь столицы, где тем временем происходят очень важные события.

Приговор всаднического суда Рутилию вызвал всеобщее возмущение. Именно он стал поводом к новой крупномасштабной попытке реформ (Беллей Патеркул. П. 13. 2; Флор. III. 17. 3). Осуществить ее взялся плебейский трибун 91 года Марк Ливии Друз. Он был сыном одноименного плебейского трибуна 122 года, который своими демагогическими выступлениями подрывал авторитет Гая Гракха. Впоследствии этот трибун стал консулом 112 года и цензором 109-го, а кроме того, справил триумф над скордисками. [607]Но потомкам он запомнился в первую очередь все-таки как противник Гракха, человек, который впервые попытался перехватить инициативу у реформаторов.

Древние авторы с похвалой отзываются о качествах Друза-младшего. Он был благороден, неподкупен, великодушен, красноречив, [608]исполнен честолюбия. [609]Рассказывают, будто архитектор предложил за пять талантов так спроектировать его дом, чтобы туда не могли заглядывать соседи. Друз отвечал: «Возьми десять и сделай весь мой дом прозрачным, чтобы граждане видели мою каждодневную жизнь!» [610](Беллей Патеркул. П. 14. 3; Плутарх. Наставления о государственных делах. 800F). Будучи квестором в Азии, «он не хотел пользоваться никакими знаками отличия, дабы ничто не казалось более заметным, чем он сам» (О знаменитых мужах. 66.3). Другие, напротив, упрекали его в высокомерии, а то и в мздоимстве. Уверяли, что он выдал мавретанскому царю Бокху за взятку враждебного тому царька Магульсу, которого потом бросили под ноги слону. [611]Нумидийского царевича Адгербала он тайно принял в свой дом заложником в расчете на выкуп (О знаменитых мужах. 66. 6–7). Передавали, наконец, что после его смерти осталось десять тысяч фунтов серебряной утвари (Плиний Старший. XXXIII. 141). [612]Предка Суллы выгнали в свое время из сената, как мы помним, всего за десять фунтов. Но в эпоху поздней Республики такая строгость была уже анахронизмом.