Данное ему поручение было не из легких. Киликия была известна своими пиратами – настолько знаменитыми, что этноним «киликиец» у римлян стал обозначать пирата вообще. [524]Расцвет пиратства в этом регионе начался примерно с середины II века и был связан с «ничтожеством царей, преемственно правивших Сирией и одновременно Киликией», как пишет Страбон. Вторым важным фактором была выгодность торговли рабами. «В особенности побуждал к насилиям приносивший огромные выгоды вывоз рабов; ибо поимка рабов производилась легко, а рынок, большой и богатый, находился не особенно далеко, а именно Делос, который был способен в один день принять и продать десятки тысяч рабов. Отсюда пошла даже поговорка: "Купец, приставай и выгружай корабль, все продано”. Причина этого в том, что после разрушения Карфагена и Коринфа римляне разбогатели и нуждались в большом числе рабов. Ввиду такой легкости сбыта пираты появились в огромном количестве, они сами охотились за добычей и продавали рабов», – описывает сложившуюся в Киликии ситуацию Страбон (XIV. 5. 2. С. 668–669).
Как правило, в отличие от знаменитых авантюристов Нового времени, античные «джентльмены удачи» безымянны. И все-таки имена некоторых из них до нас дошли. Так, Флор рассказывает: «При вожаке Исидоре они довольствовались ближайшим морем, расположенным между Критом, Киреной, Ахайей и заливом Малея, которое из-за награбленной добычи стали называть Золотым» (II. 41. 3). [525]Несмотря на то, что Флор называет это море «ближайшим», достаточно взглянуть на карту, чтобы увидеть, сколь обширным был ареал пиратских подвигов Исидора. Конечно, до того момента, когда набеги пиратов станут бедствием и для Италии, причем даже в ближайших окрестностях Вечного города, должны были еще пройти долгие годы, но на Востоке с проблемой пиратства римлянам пришлось столкнуться почти сразу же после приобретения провинции Азия. Борьба с пиратами, а также с племенами разбойников-горцев была одной из главных задач Суллы в Киликии, и хотя источники на сей счет молчат; [526]несомненно, что он вел такую борьбу до тех пор, пока не получил другое, гораздо более важное поручение. [527]Оно было связано с противодействием набиравшему силу грозному врагу Рима – Митридату VI Евпатору, царю Понта. [528]
Этот монарх, наделенный редкостными личными качествами, сочетавший в себе черты типичного восточного деспота и эллинскую образованность, производил неизгладимое впечатление как на современников, так и на потомков. Цицерон считал Митридата вторым полководцем после Александра (Учение академиков… 3). Беллей Патеркул говорил, что в ненависти к римлянам царь Понта был подобен Ганнибалу (II. 18. 1). Про него говорили, что он приучал тело к ядам, принимая противоядия, и владел 22 или даже 25 языками. Уверяли, будто телом Митридат был «крепок настолько, что до самого конца ездил верхом, мог кидать копья и проезжать в день тысячу стадий, меняя на известных расстояниях лошадей. Он правил колесницей, запряженной сразу шестнадцатью лошадьми» (Аппиан. Митридатика. 112. 550; 111. 537; Плиний Старший. XXV. 6; Авл Геллий. XVII. 17. 2; Орозий. VI. 5. 6 и др.).
Вызревание угрозы со стороны Митридата римляне, поглощенные большими внешними войнами и внутренними смутами, проглядели. [529]Митридат унаследовал понтийский престол около 120 года после смерти отца, Митридата V Эвергета. Считается, что этот монарх серьезно воспринимал свои обязанности в качестве «друга и союзника римского народа», [530]хотя в то же время не забывал и об интересах собственного царства, при каждом удобном случае округляя свои владения и расширяя сферу влияния. Митридат Евпатор унаследовал после отца царство, в которое входили собственно Понт, часть Пафлагонии и южное побережье Черного моря с богатыми греческими городами. [531]Митридат начал расширять свои владения, действуя, как и его отец, преимущественно дипломатическими методами и присоединяя территории, на которые у него были какие-либо законные права. Видимо, первым объектом экспансии стала Малая Армения (Софена), которую, как принято считать, он получил по завещанию (Страбон. XII. 3. 28. С. 555). Затем к Понту были присоединены Колхида, Боспор, Херсонес, Ольвия и Тира. По всей видимости, вскоре после этого в сферу влияния державы Митридата попадают и западнопонтийские города – Томы, Истрия, Каллатис и др. Итогом явилось создание обширной державы, со всех сторон окружавшей Понт Эвксинский, [532]который стал «внутренним морем» Понтийского царства. [533]
Митридат обычно старался найти законный предлог для территориальных приобретений, будь то завещание в его пользу, обращение к нему за помощью и т. д. Кроме того, предметом его вожделений долгое время были земли, не слишком связанные с Римом; посему их захват понтийским царем не беспокоил сенат. [534]Следует учесть и тяжелые войны, которые вели римляне в конце II века. На этом фоне «первое вмешательство Евпатора в дела соседей казалось не более чем незначительным инцидентом». [535]Предоставленный самому себе, Митридат мог без особых опасений заниматься расширением своих владений.
Ситуация кардинальным образом меняется, как только Митридат направляет свою экспансию в регион, находившийся в сфере римских интересов. Здесь римляне старались не допустить усиления одних царств за счет других. Поэтому Митридату пришлось искать союзника, который разделил бы с ним риск неудач и плоды побед. Таким союзником стал царь Вифинии Никомед III. Объектом их совместных действий стала Пафлагония, которую они поделили между собой примерно в 108/107 году. [536]Как и ранее, притязания Митридата выглядели законно (что он старательно подчеркивал) – имелось завещание, по которому эту область получил его отец (Юстин. XXXIV. 4. 5; XXXVIII. 5. 4–6, 7. 10).
После захвата части Пафлагонии Митридат обращает взоры на Каппадокию, в дела которой, впрочем, он вмешивался и ранее. В 117/116 году был вероломно убит царь Каппадокии Ариарат VI. На период малолетства его сына регентство получила Лаодика, сестра Митридата и жена покойного царя. Ответственность за это убийство Юстин возлагает на каппадокийского вельможу Гордия, действовавшего якобы по наущению Митридата (XXXVIII. 1. 1). Это вполне может быть правдой, а может, и нет – Митридат во время убийства был еще слишком юн, чтобы вынашивать планы, которые ему приписываются. [537]Во всяком случае, оставшаяся без царя страна представляла лакомый кусок, и в нее вторгся бывший союзник Митридата, вифинский царь Никомед III.
У Никомеда не было никаких оснований притязать на Каппадокию, и потому его вторжение носило откровенно разбойный характер; сыновья Ариарата VI были лишены своих законных прав, а власть Никомеда над Каппадокией удерживалась при помощи оставленных им там гарнизонов. Митридат немедленно отреагировал на этот акт агрессии: он отправил войско, которое изгнало захватчиков. [538]Таким образом, создавалось впечатление, что справедливость была на стороне Митридата, выступавшего в поддержку законного наследника против узурпатора. [539]Однако здесь события приняли неожиданный оборот: чтобы создать видимость прав на каппадокийский престол, Никомед заключил с царицей тайное соглашение и вступил с ней в брак (Юстин. XXXVIII. 1. 4–5). Теперь Митридату пришлось бороться и с родной сестрой, но это его не остановило – Лаодика вместе с вифинцами была изгнана из страны.
