– Простите за беспокойство, но мне кажется, что вам надо взглянуть на Эйлин.

Бриони тяжело вздохнула. Стянув с себя платье, она накинула халат и. вслед за монахиней вышла из комнаты.

В спальне Эйлин она застыла на пороге. Ее сестра лежала в постели, но не спала. Глаза ее сияли, она улыбалась.

– Привет, Бри. Подойди, поговори со мной минуту.

Бриони удивленно воскликнула:

– Эйлин! Почему у тебя так горят глаза? Почему ты не спишь в такой час?

Эйлин пожала плечами:

– Я хорошо, себя чувствую. Я просто думала сейчас о том времени, когда мы были детьми. Присядь ненадолго. Мне хочется поговорить с тобой. Ты всегда хорошо ко мне относилась, Бриони.

Бриони села на кровать, забыв про усталость, и взяла горячую руку сестры в свою. При свете лампы она разглядела на лице Эйлин лихорадочный румянец.

– Давайте я спущусь вниз и приготовлю всем нам чай? – тихо предложила монахиня.

– Пожалуйста, Мария. Если вам не трудно.

– Я могу выпить ведро чая. У меня жажда, Бри. Ужасная жажда. – В голосе Эйлин звучала необычная бодрость.

Когда монашка вышла из комнаты, Эйлин сказала:

– Ты помнишь, как Керри любила устраивать шоу в подвале? Пела всякие уличные песни. Потом, когда приходил священник, она начинала петь церковные гимны, и мы все присоединялись к ней.

– Да. Мы тогда здорово смеялись.

– Мне нравилось жить в подвале. Я хотела бы, чтобы мы там и остались, Бри. Нам было бы намного спокойнее. А помнишь, как холодно там становилось зимой? Стены промерзали насквозь.

– Как я могу это забыть? – нахмурилась Бриони.

– Помнишь, в какое-то Рождество младенец миссис Джекобс замерз насмерть? Им пришлось вынести его на улицу и положить на снег, пока земля не стала достаточно мягкой, чтобы похоронить его.

Бриони крепко сжала руку сестры.

– Не думай о таких вещах, Эй, думай о хорошем. Думай о лете, когда мы все плавали в речке Бим, или гуляли по берегу моря, или собирали горох.

– А мне нравился подвал. Когда я покинула его, тогда и начались все мои неприятности… Не помню, чтобы я когда-нибудь мечтала о счастливой жизни, Бри. Но я была маленьким ребенком, потому и для счастья мне хватало какого-нибудь пустяка. Папа смешил нас иногда, помнишь?

Бриони сглотнула слезы.

– Да, наверное, смешил.

– Я не собиралась убивать его, ты же знаешь. Это был несчастный случай. А помнишь Салли Конолли и ее говорящую собаку?

Бриони оживилась:

– Да, она могла заставить эту собаку делать что угодно. Это была огромная дворняга, да? Я как сейчас помню день, когда эта собака укусила папашу Салли за то, что тот шлепнул дочку.

Эйлин усмехнулась:

– Это верно. Она отдала собаке половину обеда отца, и тот пришел в ярость, а когда ударил Салли, собака набросилась на него. После этого псину заставили спать на улице, и она рычала на каждого, кто проходил мимо их дома.

Сестры рассмеялись. Но тут лицо Эйлин исказила судорога, и Бриони забеспокоилась.

– С тобой все в порядке, Эйлин?

Та кивнула:

– Да, просто младенец двигается, вот и все.

– Ты хочешь ребенка?

Эйлин провела рукой по лицу и ничего не ответила. Затем она заговорила вновь:

– А еще я думала о том дне, когда Бернадетт заболела. Ты помнишь? Ты сама тогда была маленькая. У нее признали коклюш. Я сидела возле Берни всю ночь, потому что мама совсем выбилась из сил. Я сидела и держала ее маленькую головку над миской с горячей водой. Мне казалось, будто она умирает, но на другой день она пошла на поправку. Доктор дал мне конфетку. Он сказал, что я хорошая девочка.

Голос Эйлин звучал печально, и Бриони поцеловала ее в щеку.

– Не надо плакать.

В комнату вошла сестра Мария Магдалина с чайным подносом, и Бриони разлила чай по чашкам.

Эйлин жадно пила обжигающе горячий чай. Поставив пустую чашку, она усмехнулась, и от этого зрелища Бриони самой захотелось плакать. Лицо Эйлин напоминало череп.

– Ты знаешь, это смешно, но я чувствую себя намного лучше. Правда, намного лучше.

Монахиня погладила ее руку и сказала:

– Ты сейчас и выглядишь гораздо лучше.

– Мария, пока ты здесь, могу я попросить тебя об одном одолжении?

– Разумеется, я все для тебя сделаю, – кивнула монахиня.

– Будь свидетельницей: если со мной при родах случится несчастье, я хочу, чтобы Бриони забрала моего ребенка. Ты ведь заберешь его, правда, Бри? Не отдавай его маме. Я не хочу, чтобы его растила мама. Я хочу, чтобы это делала ты. Ты, и Керри, и Берни. Обещаешь?

Бриони кивнула:

– Конечно, обещаю, но с тобой ничего не случится. Тебе станет лучше. Тебе уже лучше. Посмотри-ка на себя, как ты весело болтаешь. Ты уже наполовину поправилась. Так что не думай ни о чем таком. Хочешь еще чашку чая?

– Пожалуйста. Мария, мы как раз вспоминали с Бриони наши детские годы. Знаешь, а я ведь помогла Бриони появиться на свет. Мне было только три, но я держала ее головку, когда мама выталкивала малышку наружу. Акушерка опоздала, и мы с мамой сами помогли Бри родиться. После того как все закончилось, мама посадила меня у камина с Бриони на руках, а сама сожгла тряпки и газеты. Бриони была такой маленькой, щупленькой… Мне тогда еще и четырех не исполнилось, но я все отчетливо помню.

Мария улыбнулась:

– Ну как же тебе о таком не помнить.

– Я любила Бриони больше других. После этого она стала для меня будто мой собственный младенец. Другие родились толстыми, крепкими, но Бриони мне особенно дорога. Я помогла ей войти в мир, словно сама родила ее.

Слушая сестру, Бриони почувствовала спазм в горле. На нее нахлынула волна любви к Эйлин.

Эйлин вдруг застонала и пролила чай на блюдце. Мария с Бриони встревоженно переглянулись. Взяв у Эйлин чашку, Бриони откинула одеяло. Между ног Эйлин, не двигаясь, лежал крошечный младенец. Бриони в испуге уронила чашку.

– Господи помилуй! Ради бога, зовите доктора!

Эйлин лежала на спине, на ее лице сияла торжествующая улыбка. Бриони поглядела на ребенка. Он был удивительно маленький. Но вот он пошевелился, его крошечная ручка сжалась в кулачок, и он запищал, как новорожденный котенок.

– Он жив! О, слава богу, он жив.

Сестра Мария оттолкнула Бриони и взяла дело в свои руки. Бриони побежала за доктором, в холле к ней присоединились Керри и Берни. Кисси и миссис Хорлок бросились на помощь к Марии.

Бриони ворвалась в спальню, сердце у нее бешено колотилось, лицо горело.

Кисси стояла возле камина, держа на руках младенца, а миссис Хорлок нажимала на живот Эйлин.

– Что тут происходит?

– Там еще один маленький шельмец, или я ничего не смыслю в таких делах, – ответила миссис Хорлок. – Ну давай, Эйлин, дорогая, тужься!

Эйлин тужилась, стиснув зубы и сосредоточившись. Бриони словно в трансе наблюдала, как появилась вторая головка. Ребенок выскользнул из лона матери и сразу принялся громко вопить, словно воздух комнаты обжег его.

– Близнецы! Эйлин, у тебя близнецы!

Услышав это, Керри и Бернадетт расплакались и начали пританцовывать.

Эйлин лежала, не в силах пошевелиться, лицо ее было мокрым от пота.

– Кто они? Мальчики или девочки? Миссис Хорлок радостно объявила:

– Это мальчики. Два мальчика, похожих друг на друга как две капли воды!

Сестра Мария засмеялась:

– Они крошечные, но здоровые. Кто бы мог в это поверить, а? Два маленьких чертенка!

Все разинули рты, услышав, как ругается монахиня. Мария заметила это и расхохоталась:

– Я думаю, Господь простит нам избыток чувств в такую минуту!

Эйлин вымыли и по ее просьбе положили обоих сыновей рядом с ней. Она посмотрела на их крошечные личики и прошептала:

– Мои сыновья, мои мальчики.

Кисси и миссис Хорлок исчезли, чтобы приготовить завтрак.

Бернадетт и Керри оделись. Бернадетт собиралась привезти Молли, а Керри нужно было кормить Лизель, которая уже начала хныкать. Бриони поцеловала Эйлин.

– Такие красивые мальчики! Ну и ночка! Почему ты не сказала, что у тебя начинаются роды?