– Отпустите меня! Оставьте меня в покое!

Ее голос срывался на крик, в нем не осталось и намека на утонченность. Мужчина почти волоком потащил ее через улицу к поджидавшему его автомобилю. Он бесцеремонно впихнул девушку внутрь, и машина рванулась с места.

К Жинелль вернулось самообладание.

– Какого черта вам нужно? Остановите машину и выпустите меня!

Похититель ударил ее по лицу.

– Заткни пасть, покуда я тебе башку не проломил!

Он произнес это тихим голосом, совершенно лишенным эмоций. Жинелль замолчала, сердце у нее сжалось. Она обладала великолепным чутьем на опасность и понимала, что раздражать этих людей не стоит. Но что, черт возьми, она им сделала? Всю дорогу девушка ломала себе голову над этим вопросом, уставившись невидящим взором на красную шею огромного детины, сидевшего за рулем.

Жинелль вытащили из машины на причале одного из доков Ист-Энда. Она стояла на своих нелепых каблуках, а мимо проходили иностранные моряки, бросая на нее восхищенные взгляды и с опаской поглядывая на двух верзил рядом с ней.

Бандиты повели девушку в сторожку, с виду напоминавшую корабельную каюту. Жинелль уперлась и начала вопить и брыкаться. Интуиция подсказывала ей, что если она войдет туда, ей конец. С невероятной силой, которую ей придало отчаяние, она набросилась на одного из похитителей, пытаясь выцарапать ему глаза длинными ярко-красными ногтями. Размахнувшись, тот ударил девушку огромным волосатым кулаком по голове с такой силой, что она растянулась на причале и у нее зазвенело в ушах. Бандиты вновь потащили ее к сторожке. Проходившие по причалу докеры не пытались ей помочь, думая, что сутенеры наказывают обыкновенную портовую шлюху. Они не догадывались, что девушка работает в одном из лучших публичных домов города, принадлежащем Бриони Каванаг, что она получает большие деньги и является звездой фильмов, предназначенных для избранных. Жинелль – та, с кем нужно считаться, она не забава для матросов, она важная птица…

В сторожке стоял запах сырости и несвежей одежды, запах трущоб, напомнивший Жинелль о нищете, в которой она выросла. За небольшим деревянным столиком сидел мужчина, лицо которого заплыло жиром, а глаза напоминали две маленькие щелочки. Когда Жинелль поняла, кто перед ней, душа у нее ушла в пятки. Вилли Болджер, грабитель и сутенер, славился своей жестокостью, беспощадностью и извращенным чувством юмора. Его коротенькие ручки и ножки казались беспомощными, однако он на удивление ловко управлялся с ножом. Вилли улыбнулся дрожащей Жинелль, показав маленькие белые зубки.

– Пожалуйста, присаживайся, – пригласил Вилли и обратился к одному из громил: – Дай леди стул!

Слово «леди» было произнесено с издевательской вежливостью. Громила притащил маленький стульчик на трех ножках и усадил на него Жинелль, грубо надавив ей на плечи.

– Прости Саймона, милочка. Он у нас хорошим манерам не обучен.

Жинелль вжалась в стул. Ее руки совершенно заледенели, хотя в сторожке было очень тепло.

– Что вам от меня нужно? – спросила она тоненьким голоском.

Вилли сцепил пальцы и расплылся в улыбке.

– Я собираюсь сделать тебе немного больно, дорогуша. Ничего личного, поверь мне. Просто я хочу пощекотать нервы одной дамочке, а ты, так сказать, поможешь мне в этом. Держи ее крепче, Саймон.

Громила схватил Жинелль за руки, но в этом уже не было никакой необходимости. Увидев, как Вилли расцепил свои толстые пальцы и выхватил нож, девушка потеряла сознание от ужаса и не упала только потому, что ее держал Саймон.

Вилли подошел к ней и сплюнул. Он надеялся, что она хоть немного побудет в сознании и он сможет послушать ее вопли. Он схватил деревянное ведро, которое ночные сторожа использовали в качестве отхожего места, и выплеснул содержимое ей в лицо.

Жинелль очнулась – глаза ее щипало от едкой жидкости. Негромко хмыкнув, Вилли начал операцию. Он был очень доволен – жертва кричала долго и громко, пока он отрезал ей сначала нос, а затем уши.

Саймон с усталым видом наблюдал за происходящим. Его старшая дочь собиралась замуж, и сегодня он должен был везти ее к священнику. Но сначала следовало зайти домой и переодеться. Кровь плохо отстирывается, так что предстояло еще получить нагоняй от жены.

Томми обвел взглядом клуб и просиял. Первый вечер «Парусного судна» обещал стать даже более успешным, чем они ожидали. Народу собралось множество, и деньги текли рекой. За столиком в дальнем конце зала Томми увидел Бриони. Она выглядела просто восхитительно в золотистом облегающем платье, выгодно очерчивавшем ее стройную фигуру и гармонировавшем с цветом стен. Ее роскошные волосы, которые Том так любил ласкать во мраке ночи, были высоко подобраны. Она казалась ему сказочно красивой. Она всегда будет самой красивой в его глазах.

Он нахмурился, когда увидел, с кем она сидит. Джонатан ля Билльер был киноактером, – по крайней мере, он так говорил. Сам Томми ни в каких фильмах его не видел. Джонатан считался одним из немногочисленных друзей Руперта, а это означало, что он такой же педик, как и все остальные в той компании. А Руперт Чарльз был типичным «плохим мальчиком», смазливым и богатым. Его отец погиб на фронте, оставив огромное состояние матери Руперта, женщине странной, поражавшей своей тягой к сомнительным кавалерам, своими туалетами, уместными только для молоденьких девушек, и безумной любовью к сыну Руперту, испорченному молодому человеку, который не умел зарабатывать деньги, но зато умел их тратить. Теперь он занялся финансированием фильмов. Все считали его человеком модным и сражались за право называться его друзьями. В свою очередь, Руперту очень нравилась Бриони с ее дурной славой, и он старался втереться в круг друзей девушки. Обычно это вызывало у Томми лишь широченную улыбку, но только не сегодня – слишком уж похотливо смотрел на Бриони Джонатан. Томми хорошо знал это выражение лица. Возможно, он и не педик. Но Джонатан не получит Бриони. Даже если она поддастся его чарам и переспит с ним, он все равно не получит ее. Эта мысль обрадовала Томми, но он не успел додумать ее до конца, потому что его позвали к телефону.

Бриони с восторгом наблюдала за вышедшей на сцену Керри. Свет притушили, и в полумраке Керри выглядела слишком юной для настоящей певицы. Но она нравилась публике, Бриони поняла это по реакции посетителей.

Как только раздались первые аккорды, сыгранные пианистом Эвандером Дорси, Керри запела. Люди, которые до этого оживленно болтали, замолчали, вслушиваясь в ее голос. Казалось, клуб вымер. Девочка, ободренная вниманием публики, запела еще более проникновенно. Как только ее голос стих, люди вскочили и начали аплодировать, поднимать в честь Керри бокалы и громко топать. Бриони смеялась, гордость за сестру переполняла ее. Она все еще хлопала в ладоши и улыбалась, когда к ней подошел Томми и что-то прошептал на ухо.

Джонатан, который тоже хлопал и смеялся, заметил, как побледнело лицо его соседки. Она встала из-за стола и, выдавив из себя некое подобие улыбки, попрощалась с гостями и заторопилась к выходу.

Джонатан ля Билльер смотрел ей вслед. Случилось что-то неладное. Ничего не поделаешь – он будет с нетерпением ждать новой встречи.

Томми и Бриони приехали в свое заведение «Мэйфер» сразу после одиннадцати. Служанка Хайди приняла у них пальто, постоянно моргая. В доме царила гнетущая тишина. Бриони и Томми прошли в кабинет, где за столом со стаканом виски в руке сидела управительница Вайнона.

– Она мертва, Бри… Это Жинелль, точно.

Томми поднял крышку сундука, стоявшего посреди кабинета, и заглянул внутрь. Оттуда на него смотрела Жинелль, у которой были отрезаны уши, нос, груди и пальцы на руках. Кровавые обрубки рук скрещивались на груди – злобная пародия на погребальный обряд.

Сначала к горлу Бриони подкатила тошнота. Потом ею овладела ярость. Жинелль недавно исполнилось двадцать лет. На те деньги, которые девушка зарабатывала, жили ее мать и младшие сестры. Она была хорошей, доброй девочкой. Кто бы это ни сделал, ему лучше начать молиться уже сейчас, потому что она, Бриони Каванаг, собственными руками вырвет у него сердце!