Вторник, 28-е июня, 1838 год.

Я достигла Аббатства чуть позже половины одиннадцатого, сопровождаемая радостными криками и приветствиями; прежде всего я прошла в гардеробную, расположенную недалеко от входа. Там меня встретили восемь дам, которые должны были нести мой шлейф: леди Каролина Леннокс, леди Аделаида Пэджет, леди Мэри Тальбот, леди Фанни Коупер, леди Вильгельмина Станхоуп, леди Энн Фиц-Уильям, леди Мэри Кримстон, и леди Луиза Дженкинсон – все в восхитительных нарядах из белого сатина, расшитого серебром.

После того, как на меня накинули длинную мантию и молодые леди взяли ее по бокам, я покинула гардеробную, и процессия началась. Все вокруг выглядело превосходно, дамы были просто великолепны в своих блестевших золотом и серебром платьях, строгие костюмы лордов подчеркивали важность и торжественность происходящего. Мои юные пажи находились постоянно рядом и выполняли все мои пожелания. Епископ Кентский стоял недалеко от меня, однако, как и предупреждал лорд Мельбурн, был потрясающе неловок и бестактен. Когда начал петь церковный хор, я зашла в маленькую темную часовню Св. Эдварда, что сразу за алтарем, сопровождаемая своими фрейлинами и пажами,– сняла свою красную мантию, затем надела узкую жакетку, края которой зашнуровывались золотистой тесьмой, поверх нее – большую тунику из блестящей материи, сшитую также в форме накидки; свое бриллиантовое ожерелье я пожертвовала Аббатству; затем, сопровождаемая камергером, прошла к креслу Св. Эдварда и села в него. После этого происходили разные интересные вещи, и, наконец, на мою голову была возложена корона, что было – я должна признаться – самым впечатляющим моментом в моей жизни.

Мой дорогой лорд Мельбурн чуть не упал в обморок от переполнявших его чувств. Всю свою жизнь он относился ко мне, как к ребенку, я бы даже сказала, как к своему ребенку. Отовсюду раздались громкие возгласы, послышалась дробь барабанов, звуки труб, ружейные выстрелы, зрелище вокруг было незабываемым.

(Дневник королевы Виктории.)

В тот самый момент, когда корона опустилась на голову молодой королевы, два ряда придворных трубачей подняли кверху свои горны, зазвучали фанфары. Со всех сторон раздались оглушительные возгласы множества людей, собравшихся в этот день в Вестминстерском аббатстве. Грохот барабанов начал стихать, переходя в частую дробь, затем неожиданно оборвался. Еще раз прогремели фанфары. Снаружи, откуда-то с улицы, раздалась серия пушечных выстрелов. Их грохот потряс здание, в котором происходила церемония, и заставил замереть находившихся в нем людей. Тотчас гром пушек сменился невероятно оглушительным шумом, создаваемым сотнями, тысячами голосов горожан, собравшихся огромной толпой вокруг Аббатства, певших и кричавших «Боже, храни королеву!» своей новой владычице, чья коронация и была ознаменована орудийными залпами. Услышав возгласы подданных, адресованные королеве, свидетели коронации разразились громкими аплодисментами.

Росс Баллинджер почувствовал, как рука Зои сжала его руку, и ответил ей тем же.

– Она такая красивая! – воскликнула девушка, наклоняя голову почти к его уху и стараясь перекричать оглушительный грохот.

– Да, она прекрасна! – согласился он, во все глаза глядя на королеву, которая в этот момент подняла массивный, украшенный сверкающими драгоценными камнями скипетр, отмечая тем самым свершение церемонии коронации. Она и на самом деле была прекрасна – в мантии, расшитой золотом, украшенной по краям свисающими хвостами горностаев, в просторной белой тунике и ослепительной, инкрустированной огромными переливающимися изумрудами короне, венчавшей царственно поднятую голову. Наряд королевы был усыпан бриллиантами и розовым жемчугом, на нем сверкала пара сапфиров, один из которых принадлежал когда-то Эдуарду-Исповеднику, а другой – Джеймсу Второму. Но настоящим украшением всего этого роскошного великолепия являлся громадный рубин, название которому – Черный Принц – дал еще Генрих Пятый.

Зоя потянула Росса за руку и указала на престарелую даму, которая устроилась в одном из первых рядов перед троном и, не обращая внимания на все происходящее вокруг, мирно спала, опустив голову на грудь.

– Это леди Гленелг, – воскликнула она, едва удерживаясь от хохота, – она никогда не выдерживает до конца!

Тотчас за этим голова леди Гленелг качнулась вперед, и с нее свалилась бриллиантовая диадема. Звеня и подпрыгивая, она покатилась по полу. Леди встрепенулась, резко подняла голову, заморгала заспанными глазами, пытаясь сообразить, где она находится, и, наконец, проблеяла: «Ой! Я, кажется, потеряла свой ночной чепец...» Ее голос разнесся под сводами здания, вызвав повсюду взрывы хохота, сильно смутившие леди Гленелг, до которой, наконец, дошло, где она находится. Нагнувшись, старая дама неуклюже пыталась выудить утраченную таким необычным способом диадему из-под стоящего впереди кресла.

Виктория не подала вида, что заметила этот инцидент, и величественно восседала на троне, терпеливо ожидая, пока перед ней пройдет череда ее верноподданных, выражающих свое восхищение новой королевой. Она слегка наклоняла свой стан к каждому поднявшемуся по ступенькам к трону, чтобы тот мог прикоснуться к короне, прежде чем поцелует кольцо на ее пальце. Высокий седовласый мужчина встал со своего места и с достоинством приблизился к возвышению вместе с сопровождающей его дамой.

– Смотри, вот твой отец! – воскликнул Росс. – И Сибилла!

– Леди Сибилла и лорд Седрик Баллинджеры! – провозгласил герольд. Они поднялись к трону и отдали дань уважения своей королеве. Седрик неловко наклонился к руке владычицы и поцеловал блистающий перстень, украшавший ее руку, а его жена присела в безупречном реверансе.

Когда эта почтенная пара спускалась по ступенькам вниз, Росс повернулся лицом к Зое и посмотрел поверх ее на других своих родственников, на старших кузенов – Остина и Джулиана, на дядю – Тилфорда Йорка и на его молодую привлекательную жену Ленору. На лицах двух сыновей Седрика можно было безошибочно прочитать выражение невероятной гордости от того, что им удалось стать свидетелями такого исторического события. Тилфорд выглядел еще более напыщенно и самодовольно, ощущая себя важной персоной, которой он стал, породнившись с семьей Баллинджеров, и испытывая неописуемую радость по поводу своего нового положения в обществе – придворного в Букингемском дворце. Последнее обеспечил ему Седрик, после того, как сестра Тилфорда Ифигения вышла замуж за отца Росса.

Внешний вид Леноры Йорк также отражал переполнявший ее восторг. Однако это чувство имело мало чего общего со всеобщим ликованием и радостью по поводу коронации – оно было направлено на Остина, который сидел рядом с ней и ощущал себя под ее голодным взглядом оцепеневшим кроликом, загипнотизированным удавом. Привлекательная, хорошо сложенная блондинка лет двадцати пяти, она была на двенадцать лет моложе своего мужа и, по меньшей мере, раза в два умнее и хитрее. Ни для кого не было секретом, что она частенько ночует не на супружеском ложе; она даже попыталась было испытать свои чары на Россе, однако тот быстро дал ей понять, что видит весьма маловероятной любую подобную связь со своей тетей, какой бы привлекательной она не казалась. Было очевидно, что сейчас она положила глаз на Остина.

– Ну, разве не прелестно выглядит эта парочка? – спросила Зоя и посмотрела на Росса своими зелеными глазами. Из всех кузин Росса она была, несомненно, самой любимой. Он считал ее старшего брата, Остина, неотесанным мужланом, к Джулиану же относился более дружелюбно.

– Твоей семье должно быть стыдно, что она не присутствует на церемонии, – произнесла Зоя, продолжая завораживать Росса изумрудным взглядом.

– Моему отцу? Сидящему в ложе для придворных? И с приглашенным сюда Тилфордом? Да он бы скорее умер.

– Мой отец имел право послать еще пару дополнительных приглашений на коронацию, – сказала она.