Женщина – Росс вспомнил, что ее зовут Кларисса, – пыталась что-то сказать, но слова застревали у нее в горле. Она посмотрела вниз на свои руки, и Росс заметил блеск серебряных монет. Когда она опять подняла на него свои глаза, в них стояли слезы. Росс не знал, было ли чувство стыда вызвано тем, что делал с ней его отец, или разящим несоответствием между ее одеждой и тем, как был одет он сам. Женщина выглядела такой беспомощной и растерянной, что Россу захотелось ее утешить. Он уже было открыл рот, чтобы сказать ей что-нибудь, как вдруг она подхватила свою длинную юбку и кинулась бежать.

Росс подождал, пока женщина скрылась в подсобной комнате, которой пользовались поденщицы, а затем повернулся к закрытой конторе, одолеваемый сомнениями насчет того, что же ему делать дальше. Его дыхание уже выровнялось, и он чувствовал себя значительно лучше. Юноша решил все же не показываться на глаза отцу в такой момент, повернулся на каблуках и быстрым шагом направился в сторону передней двери.

– Росс! – раздался громкий голос, когда тот уже был почти у выхода. – Это ты, мой мальчик?

Остановившись, Росс услышал тяжелые шаги отца, идущего по проходу.

– Что ты здесь делаешь, сынок? – спросил Эдмунд. Росс повернулся лицом к отцу, который, казалось, только что засучил рукава своей рубашки. На нем не было ни жилета, ни куртки, ни даже шейного платка и воротничка.

– Что-то не так? – спросил Эдмунд, останавливаясь перед Россом. Его темные, густые брови поднялись вверх в ожидании ответа.

Он был несколькими дюймами ниже и намного более мускулистым, чем сын, чертами напоминавший свою мать.

Стоя под потемневшим взглядом отца, Росс почувствовал, как его охватывает беспокойство.

– Я... э-э, Ифигения хотела, чтобы я зашел перед тем, как идти на... – язык его вдруг стал тяжелым, ноги прилипли к полу.

– Ифигения послала тебя? – спросил Эдмунд, недоверчиво прищурившись.

Неожиданно Росс поймал себя на том, что смотрит в сторону подсобной комнаты, куда скрылась поденщица. Он быстро опустил глаза вниз, однако отец уже успел сообразить, в чем дело.

– Послала, чтобы следить за мной, я полагаю,– произнес Эдмунд, в его темных глазах появился зловещий огонек, а руки сжались в кулаки.

– Нет, отец, – сказал Росс почти шепотом, поднимая глаза. – Я только приготовился пойти с Зоей, и Ифигения подумала, что ты, возможно, захочешь посмотреть, как на мне сидит костюм.

Эдмунд с сомнением посмотрел на сына, затем, кажется, поверил такому объяснению. Он указал пальцем на шов на правом отвороте камзола:

– Отличная работа. Кто шил костюм?

– Генри Клекнер.

– Я так и думал. Нельзя отрицать того, что их племя умеет превосходно работать. И как много он «зажидил»?

– Я не уверен. Я думаю, что...

– Не имеет значения, – оборвал отец и махнул рукой, показывая, что ответ и на самом деле его не интересует, – Хорошо, если только в два раза. Как только кто-нибудь из этих жидовских портных промахнется, вдевая свою нитку в иголку, нам, христианам, нужно будет сразу прекратить им переплачивать.

Он осклабился, довольный удачной шуткой.

– Я должен был идти к миссис Симмонс, но Ифигения думала, что сегодня...

– Я ничего не хочу слышать о сегодня. – На скулах Эдмунда заиграли желваки, показывая, как горько ему было не получить приглашения на коронацию.

– Мне вовсе не обязательно идти... Я имею в виду то, что если здесь нужно сделать какую-нибудь работу... – Росс осмотрелся вокруг, старательно отводя взгляд от комнаты, в которой скрылась женщина.

– Нет. Твоя кузина ждет тебя.

– Зоя поняла бы. Эдмунд покачал головой:

– Поди прочь, немедленно. Мне здесь и одному хорошо. Росс захотел спросить, где все рабочие, но подумал, что ему лучше повернуться и уйти.

– Росс..! – крикнул отец ему вслед.

– Да? – Росс остановился перед дверью, которая вела к переднему выходу.

– Я, э-э... – отец нерешительно переминался с ноги на ногу, – я надеюсь, ты ничего не расскажешь Ифигении о...

– Ифигении? Но ведь мне нечего ей рассказывать, не так ли?

Эдмунд долго смотрел на сына, затем широко улыбнулся:

– Разумеется, нечего.

Он подошел и похлопал Росса по плечу:

– Ты вырос – стал мужчиной, а я даже этого не заметил. Вот почему я принял решение послать тебя в Китай.

У Росса перехватило дыхание:

– Ч-что?

– В Китай, сынок. Разве ты не умолял последние пару лет о том, чтобы я послал тебя за границу?

– Да, но я даже не думал...

– Сейчас тебе восемнадцать. – Отец махнул рукой назад, в сторону склада, – Когда-нибудь все это станет твоим. Я бы сказал, что пришла пора тебе заняться настоящим делом.

– Но Китай? – спросил Росс нетерпеливо, – когда?

– Через пару месяцев. Нужно основательно подготовиться к тому, чтобы достойно представлять Торговую Компанию Баллинджеров в Кантоне следующей весной. Разумеется, если ты хочешь туда поехать.

– Хочу ли я? Конечно, хочу. Но почему сейчас? Ты всегда говорил, что нужно подождать, пока мне не исполнится двадцать один.

Эдмунд осмотрел сына с головы до ног:

– Кажется, я только сейчас осознал, как ты вырос... Каким ты стал мужчиной.

Росс с гордостью выпрямился и расправил плечи:

– Тебе не придется пожалеть о своем решении, отец. Эдмунд ответил, взвешивая каждое слово:

– Я уверен, что не пожалею.

Молодой человек опять направился к выходу, затем остановился в проходе и нерешительно обернулся назад:

– Ты, действительно, имел в виду именно это?

– Что? То, что ты стал мужчиной?

– То, что позволяешь мне отправиться в Китай.

– Начиная с сегодняшнего дня и до августа ты не должен натворить глупостей... – отец сделал паузу, чтобы усилить впечатление от сказанных слов, – ...ничего такого, что могло бы показать мне, что ты еще несмышленый мальчишка. Я не хотел бы посылать маменькиного сынка в Китай.

Бросив взгляд поверх отца, Росс увидел Клариссу в дверях подсобной комнаты. На этот раз он не опустил глаз, посмотрел сперва на женщину, затем на отца и отчетливо произнес:

– Тебе не стоит беспокоиться за меня, отец. Пошли меня в Китай, и я докажу, что Росс Баллинджер – не маменькин сынок.

Быстрым шагом Росс покинул здание.

Зоя Баллинджер вертелась перед огромным, от пола до потолка, зеркалом, критически оглядывая платье, надетое по случаю коронации. Туго зашнурованный корсет, стягивающий осиную талию, и пышная юбка производили впечатляющий эффект. Платье было сшито вручную из китайского золотого шелка, оборки отделаны голубой тесьмой. Восхитительный наряд прекрасно дополнялся белой мантильей, украшенной переливающейся на свету шкуркой горностая.

В зеркале Зоя увидела старшего брата, который нетерпеливо переминался в дверях, недовольно хмурясь. Остин Баллинджер был неуклюжим молодым человеком, двадцати семи лет от роду. У него были длинные темные волосы с пробором посредине и густая, коричневая, с рыжим оттенком борода. Его невыразительные, узко посаженные глаза глядели сейчас еще более строго и придирчиво, чем обычно.

– Ты сама создаешь себе трудности, – сказал он, продолжая спор, который они вели с самого утра. – Все считают, что Бертье – превосходная добыча... очарователен, полон сил и не так плохо выглядит, по крайней мере, так, кажется, считают девушки.

– Я знаю, что он привлекателен, – согласилась Зоя. – Но ведь на самом деле, Остин, ты должен признать, что Бертран Каммингтон – самый настоящий хлыщ.

Она опять посмотрела в зеркало и поправила бриллиантовую брошь на груди.

Остин шагнул в гардеробную младшей сестры.

– Хлыщ? – Он остановился, раскачиваясь на каблуках взад и вперед и заложив большие пальцы рук в маленькие кармашки своего черного жилета. Остин еще не успел надеть официальный наряд, в котором должен был идти в Вестминстерское аббатство. – А твой кузен разве не хлыщ?

– Росс – душка, – произнесла Зоя, потянув за край мантильи так, чтобы та легла ровнее на плечи. – И не забывай, он ведь и твой кузен тоже.