– Иногда корсажи застегиваются спереди, а иногда – на спине, – задумчиво произнес Уильям. – Некоторые леди носят только часть корсажа, и тогда должна быть еще вставка, которая прикрепляется спереди. Должно быть, это как раз тот случай.

Уильям перебрал сорочки, чулки, шляпки, покрывала и вуали, туфли… Маленькая серебряная шкатулка, обшитая изнутри бархатом, была приоткрыта, и в ней поблескивали ожерелья, кольца и серьги.

Внезапно настроение Тамсин резко ухудшилось. Она положила руки на талию, не заботясь более о том, что его взгляду открыто больше, чем позволяет скромность.

– Кажется, у тебя большой опыт по части одевания женщин, – сердито произнесла она.

Уильям взглянул на Тамсин, его рука, перебирающая детали туалета, замерла.

– Боюсь, что как раз наоборот. Я знаю, как раздевать их, – спокойно ответил он. – Меня мало занимал вопрос, как они будут одеваться. Я предоставлял это их служанкам.

– Значит, в твоей жизни было много женщин…

– Достаточно для того, чтобы ознакомиться с женскими вещами, – медленно проговорил он. – Тебя что, это беспокоит?

Девушка вздернула подбородок.

– Нет. Можешь делать, что хочешь. Ты же мне не настоящий муж. И я тебе не настоящая жена. Так что… Все, что ты делаешь с другими женщинами, не имеет никакого значения. – Она отвернулась, сознавая, что для нее это имеет значение, и еще какое! Но через мгновение она снова повернулась. Ей отчаянно хотелось смотреть на него долго-долго. Может быть, всю жизнь.

Уильям сидел, опустив взгляд. Его веки были прикрыты, как будто он очень устал или погружен в свои мысли.

– Это правда, – проговорил он наконец. – Мы не женаты, да, но мы оказываем друг другу услугу. Поэтому, моя леди, – он слегка склонил голову, поддразнивая ее, – надевай-ка вот это.

Его слова причинили ей боль. Она не была ни его женой, ни леди Рукхоуп. И, уж конечно, она была не похожа на других леди, которых он, как выяснилось, частенько раздевал.

Уильям передал ей жесткий черный предмет почти квадратной формы, предназначенный, по-видимому, для того, чтобы заполнить разрез в корсаже. Тамсин заметила по краям завязки. Она молча приложила эту деталь туалета к груди и начала привязывать ее к корсажу, завязывая шелковые шнурки пара за парой.

– Спасибо. Если хочешь, можешь теперь идти. Правда, эта спальня принадлежит тебе, так что поступай, как знаешь.

– Тамсин, – вздохнул он. – Извини меня, красавица. Я не хотел тебя обидеть, но вижу, что каким-то образом сделал это.

Ее руки, не привыкшие к тонким шелковым завязкам, замерли на мгновение, она отрывисто кивнула. В этот момент узел, который она почти закончила завязывать, выскользнул из ее рук, и она сердито топнула ногой.

Уильям обреченно вздохнул, а потом быстро подошел к Тамсин и взял ее за локоть.

– Иди сюда, упрямица, – сказал он, подвел ее к кровати, сам уселся на край, а девушку снова поставил перед собой. Он удерживал ее, зажав ногами с двух сторон, смяв при этом пышную юбку. – Эта вещь, – принялся объяснять он, – называется планшеткой. С обеих сторон – ткань, а внутри – тонкая деревянная прокладка. Держи планшетку здесь и позволь мне завязать шнурки. – Тамсин прижала к себе очередную деталь туалета, и мужчина принялся завязывать шнурки, продолжая объяснять. – Эта штука, по-моему, ужасно неудобная. Кажется, будто под шелком надеты доспехи, однако леди по какой-то непонятной причине предпочитают придавливать грудь. Я бы, например, с большим удовольствием смотрел на э… бесконечное многообразие природы, – растягивая слова, закончил он.

Продолжая возиться с завязками, он ни разу не поднял головы. Тамсин чувствовала, как у нее перехватывает дыхание под плотно прилегающими к телу планшеткой и корсажем. Пальцы Уильяма, проворные и нежные, трудились над последними несколькими завязками, которые стягивали корсет у вершин ее грудей. Тамсин ощущала тепло его пальцев через тонкую сорочку. Она задержала дыхание, все так же неотрывно глядя на его склоненную голову. Наконец он завязал последний узелок и убрал руки, так и не взглянув на девушку, хотя Тамсин очень этого хотелось. Она даже наклонилась, пытаясь заглянуть ему в лицо, чтобы увидеть его выражение.

– Ну вот… – тихо сказал Уильям и поднялся. – Очень мило.

– Да, мило, – неуверенно согласилась Тамсин.

Она вздохнула, разгладила юбку. Черный лиф платья сейчас плотно обтягивал ее тело, сдавливая груди, делая тоньше талию. Ниже, у бедер, платье расширялось, юбка опускалась колоколом до самого пола. Этот наряд сделал ее фигуру элегантной, похожей на песочные часы. Груди Тамсин приподнялись, сдавленные планшеткой, их верхняя часть выступала полушариями под тонким батистом. Девушка отступила от Уильяма и покружилась по комнате. Юбка развевалась над ее босыми ступнями.

– Думаю, мы закончили. И получилось превосходно!

– Не совсем, – пробормотал Уильям. – Есть еще нижние рукава, которые подвязываются под эти широкие верхние. Еще тебе понадобится немного безделушек и накидка на волосы, а также глупые вышитые туфельки, а еще дорогие побрякушки на шею и уши… Когда будешь украшена, как марципан, тогда, моя красавица, можно будет сказать, что ты готова.

– Ох, – разочарованно вздохнула Тамсин. Ее плечи поникли. Она по привычке сжала левую руку в кулак, и длинная манжета сорочки скрыла его целиком. – Так много всего нужно знать, чтобы правильно одеться. Мои собственные вещи очень простые.

Она снова почувствовала себя дурочкой, как тогда, когда выпила слишком много вина. Видимо, остатки винных паров все еще влияли на ее способность здраво мыслить. Как могла она подумать, что красивое платье сделает ее другой? Она даже не знала, что делать с различными колечками, лежащими в серебряной шкатулке.

Уильям тоже глубоко вздохнул и сказал:

– Я считаю, ты прекрасна, когда на тебе нет ничего, кроме сорочки. – Его голос был низким и мягким, как бархат, он будто ласкал ее. – Остальное мне не кажется таким уж необходимым. Только разве для того, чтобы доставить тебе удовольствие, красавица, – и он слегка улыбнулся Тамсин.

Она подняла на него глаза. От слов Уильяма, от его намека на то, что он считает ее привлекательной и желанной, горячий жар разлился по ее телу. Она вдруг почувствовала себя легко и свободно и даже осмелилась подразнить его, сама удивляясь своей дерзости.

– А это тебе разве не нравится? – спросила она и, взявшись обеими руками за юбку, прошлась перед ним, покачивая бедрами.

Уильям прислонился плечом к дверному косяку, поигрывая ожерельем из янтаря и золота. Он перебирал изящные зерна светящихся изнутри камней своими длинными пальцами.

– Тамсин, – глухо сказал он. – Прислуживать тебе при одевании для меня слишком трудная задача. Думаю, ты не должна снова просить меня об этом. У меня не хватает выдержки, которая для этого требуется.

Брови девушки изумленно приподнялись.

– Ты делал это для сотни других леди, – сказала она. – При дворе.

Уильям едва не рассмеялся.

– Никакой сотни, поверь мне. – И устремив на Тамсин свой завораживающий взгляд, полный страстной неги, он прошептал: – Иди сюда.

Сердце девушки отчаянно забилось. Она хотела шагнуть к нему, но знала, что если вновь окажется в кольце его рук, даже если позволит просто дотронуться до своей одежды, то погибнет, и погибнет навсегда.

Тамсин колебалась. Его напряженное молчание, его пылающий взгляд, устремленный на нее… Такого соблазна она еще никогда не испытывала в своей жизни. И она устояла. Сердце толкало ее вперед к нему, а страх удерживал на месте.

– Я благодарна тебе, – сказала она, отвернувшись и одергивая складки платья. – Я уверена, ты не хочешь связываться с этими глупыми женскими безделушками. Я скоро закончу свой туалет и спущусь к ужину. Мне нужно причесать волосы и решить, какая шапочка мне больше нравится и какие из этих красивых бус… И мне нужно найти чулки и туфли… – Она замолчала, осознавая, что стрекочет без умолку, как сорока.

Она вновь взглянула на Уильяма. Он стоял у кровати и внимательно наблюдал за ней.