– Я еду с тобой, – сказала она Уильяму.

– Никаких возражений? – Его брови удивленно поползли вверх.

Тамсин отвернулась от деда с бабкой и так, чтобы слышал только он, мягко добавила:

– Только на две недели.

– Возможно, ты захочешь задержаться… – прошептал он. – Мы не знаем, что сделает Масгрейв после того, как Артур расскажет ему о событиях прошлой ночи.

Девушка кивнула. За последние сутки и особенно за последние несколько минут столько всего произошло, что она почти не могла ясно соображать. Однако ничего еще не закончилось. До заката нынешнего дня она должна все объяснить Уильяму Скотту, который вряд ли обрадуется тому, что услышит.

Тамсин с трудом сглотнула и повернулась, чтобы обнять стариков.

– Я… я оседлаю свою лошадь и соберу вещи, – сказала она. – Встретимся за лагерем.

Мужчина кивнул.

Тамсин резко развернулась и побежала. Слезы щипали ей глаза.

Тамсин исчезла из виду, убежав за кибитки. Уильям быстро оглядел лагерь, но не заметил никаких признаков девушки. Он посмотрел на ее деда и бабку. Старики наблюдали за ним со странными улыбками на лицах. Он неуверенно улыбнулся в ответ, не совсем понимая, чему это они так радуются. Сам Уильям был рад тому, что Тамсин с готовностью согласилась поехать с ним. Он не испытывал горячего желания снова уговаривать ее.

Уильям откашлялся. Ни Джон, ни Нона ничего не говорили, хотя цыганский барон не сводил с мужчины пристального взгляда.

– Безопасного вам путешествия, – произнес наконец Джон Фо.

– Благодарю. Я признателен вам за гостеприимство.

Джон Фо скрестил руки на груди и молча отвесил Уильяму низкий поклон. Выпрямившись, он сказал:

– Это мы признательны тебе, риа. Очень признательны. Позаботься о нашей внучке как следует.

– Позабочусь, можешь быть уверен, риа, – пообещал Уильям, кивнув в ответ.

Джон Фо наклонился к Ноне и перевел. Она подняла глаза на Уильяма, и мужчина удивился, увидев слезы в ее ониксовых глазах. Женщина что-то быстро сказала, потом развернулась и поднялась по ступенькам в фургон, помахивая на ходу рукой, будто просила подождать.

– Что она сказала? – спросил Уильям Джона Фо.

– Она хочет вручить тебе подарок, – ответил цыган. – Он как раз подходит к такому случаю.

Уильям озадаченно молчал. Может быть, это еще один цыганский обычай – вручать подарки гостям перед расставанием? Мужчина ждал. Нона вернулась и передала ему сложенный кусок зеленого шелка.

– Это шейный платок, такие носят наши мужчины, – пояснил Джон Фо. – Она хочет, чтобы ты взял его. Мы получили его много лет назад от короля Франции. Мы были тогда совсем молодыми и путешествовали по его стране, играли на музыкальных инструментах и танцевали, развлекая его придворных. Наши выступления очень понравились им.

Уильям развернул платок. Это был прямоугольник густого зеленого цвета с золотой вышивкой. Он переливался, и блики играли на нем, как лучи рассветного солнца играют в осколках изумрудов.

– Спасибо, – сказал он Ноне, и тут вдруг ему в голову пришла идея. – Мерси, мадам, – повторил он по-французски. – Для меня большая честь получить такой подарок.

Женщина улыбнулась и принялась болтать с ним на французском.

– Ты красивый мужчина, – сказала цыганка. – Дай-ка я посмотрю, каков ты будешь в моем подарке. – Она сняла с мужчины шлем и повязала ему на шею платок, оставив у горла свободный узел. Взяв Уильяма за руку, она, казалось, готова была разразиться слезами. – Ну вот, теперь ты выглядишь как цыган, – сказала Нона и усмехнулась.

Уильям потрогал шелковый узел и свисающие от него концы.

– Мне тоже хотелось бы иметь что-нибудь, чтобы вручить вам в качестве подарка, – произнес он.

– Ты уже сделал нам большой подарок, – ответил Джон Фо тоже по-французски, чтобы и Нона, и Уильям могли понять его. – Мы навеки твои должники. Тебя послала нам сама судьба.

Молодой человек сначала колебался какое-то время, потом его губы растянулись в улыбке. Он решил, что Фо, должно быть, благодарны ему за помощь, которую он оказал им прошлой ночью. А может, они рады, что он вызвался присматривать за Тамсин. Арчи Армстронг тоже благодарил его за это. «Вероятно, – размышлял он, – она более дикая и неуправляемая, чем он думал вначале».

Со слезами на глазах Нона наклонилась и сложила руки на груди, прощаясь. В этот момент Уильям услышал нарастающий стук копыт. Он повернулся и увидел серого в яблоках жеребца, мчащегося через весь лагерь. Мужчина отступил назад, потому что конь несся прямо на него.

Тамсин держалась в седле с неподражаемой грацией. Изящная, гибкая, она прямо держала спину, юбка развевалась у ее колен, волосы окутывали ее черным облаком. Едва взглянув на Уильяма, она проскакала мимо и покинула лагерь. Достигнув края заросшей вереском пустоши, она пустила лошадь быстрым галопом.

Уильям рванулся было за ней, но в последний момент оглянулся и посмотрел на ее деда и бабку. Джон Фо молча махнул рукой в сторону вересковой пустоши.

– Скачи, – сказал он. – Следуй за ней. Теперь это твоя забота, Уильям Скотт.

Уильям бегом пересек лесок. Не прошло и минуты, как он уже сидел на своем гнедом, направляя жеребца вслед за Тамсин, прочь из табора.

Над вересковой пустошью низко стелился молочно-белый туман. Поднимающиеся из него холмы казались полупрозрачными в легкой дымке утренней зари.

Уильям вел гнедого через пустошь неспешным шагом. Тамсин скакала далеко впереди на своем сером, но мужчина не старался догнать ее. Ему достаточно было не выпускать девушку из вида. Он думал, что лучше будет позволить ей мчаться вперед, пусть даст выход обуревавшим ее эмоциям, которые заставили ее с такой скоростью покинуть цыганский табор. Здесь, на открытом пространстве, он ее не потеряет.

Тамсин пересекла пустошь и направилась к восточной дороге, которая шла вдоль широкого подножия холма. Уильям следовал за ней. Сейчас его жеребец двигался широким, размеренным шагом, однако в его движениях не было напряжения, он никуда не спешил. Уильям по-прежнему считал, что нет нужды преследовать девушку. Он был уверен, что в скором времени серый устанет от быстрого галопа. В любом случае, рано или поздно он ее нагонит.

Уильям издалека наблюдал за Тамсин. Ее волосы развевались, как черное знамя; юбка плотно облегала длинные, стройные ноги. Уильям был покорен ее изяществом и силой, которыми ее щедро одарила природа. Он терялся в догадках, что могло причинить ей такую боль. Ему казалось, она бежит от чего-то. Прошлой ночью Тамсин проявила незаурядное мужество, вступив в единоборство с двумя мужчинами, а сейчас вела себя так, будто боялась оказаться с ним один на один.

Уильям поднимался по склону холма следом за Тамсин, размышляя о прошлой ночи, о том, как он впервые увидел ее руку. Его реакцию нельзя было назвать ни шоком, ни отвращением, хотя девушка, похоже, ожидала от него и того, и другого. Нет, это было любопытство, возможно, удивление. Он знал, что она прячет эту руку из-за какого-то изъяна. Он предполагал, что увидит шрам или какие-то другие следы старой травмы. То, что он увидел, оказалось в итоге не более чем безобидным разнообразием природы. Но он хорошо понимал ее чувства и искренне сочувствовал ей. Эта девушка вообще действовала на него совершенно необычным образом. Казалось, ей ничего не стоит сокрушить надежные бастионы, которые он возвел вокруг своих чувств. Все его усилия казаться холодным и равнодушным оказывались совершенно бесполезными, стоило ей оказаться рядом. Никто, кроме его дочери, не действовал на него подобным образом.

Его глубоко взволновало то, что Тамсин, казалось, уверила себя в своем страшном уродстве. Похоже, она и в самом деле считала, что ее рука – клеймо самого дьявола. Уильям не разделял подобных предрассудков. Годы учебы, проведенные рядом с королем, его собственный интерес к наукам, в том числе и к медицине, научили его мыслить самостоятельно. Когда Артур и Нед издевались над девушкой, Уильяма охватила ярость. Он уже готов был вступиться за нее, как вдруг Тамсин вздумала использовать свою руку в качестве оружия. «Безрассудный, но отважный поступок», – думал Уильям, до глубины души тронутый ее страстной, импульсивной натурой.