Идя от физического к психическому и от психического к физическому, можно почувствовать образ. Законы театра. Меня учили мировые педагоги. Теперь сплошное прорастанье зёрен. Проснулись знанья семена. Но что ж моё зерно канатно, словно волокно, и твёрдо, как обрезок монтировки? Зерно нащупала, а память не приносит ответа на вопрос: слиянием каких алхимий соединилась эта стеклопрядь?

В подъезде отряхнула чешую, и с грохотом упали латы. «Франс-пресс»   проснулось. В дом сестра впустила. Преодоление закона взаимной ненависти и вражды? На фоне умножения угрозы насилием от государства? Нормальный ритм на временном этапе борьбы за жизнь в условиях шального рынка. Порядок выгоды. Принцип линейной логики. Протестантизм. Гораздо выгодно преодоление взаимной неприятельской борьбы за гнусное существованье рядом.

— Если француз не вселится к утру, он отойдёт другим риэлтерам, понятно? Надь, этой маме надо объяснить, что мужики во Франции не бреются в прихожей, только в ванной. Где этот дядька с лобзиком? Что значит — уже был, его прогнали? Пусть поднимается и едет. Ну и что, что ночь. Будите и вставляйте розетку в ванной. Евро, евро! Какие лыжи в антресолях? Ты объясни этой актрисе, что лыжи деревянные француз не носит. Короче, Надь, без этого процента мы не внесём лицензионный взнос — Лужок взвинтит налоги и без лицензии. Адью. Покедова.

И, сразу же, без передышки — опять в созвон:

— Марин! Ты мне не набиралась, а я тут как в огне горю, да брат?.. Уже откат. Освободили. Там Надька зашивается с французом. Неправда, там розетку можно вставить в плинтус с обратной стороны двери. Да, на панель вдоль пола. Что техника по безопасности: «зальёт-замкнёт»!  Он пользуется феном и электробритвой. Что вам не ясно? Ему нужна розетка в ванной, это условие контракта. Валютного! Какого ЖЭКа вы боитесь?! Что наш стандарт хрущёвок?! Ты юрист! Вносите в договор работы по установке розетки-евро! Я с французом поговорила, он всё оплатит. Хрущёвки — это романтизм эпохи раннего валюнтаризма. Дешевле сталинок. Экологическое ретро на выселках Москвы. Что мама, мама у нас актриса и не хозяйка, хозяин сын. А я ему звонила, включен автоответчик. Какая разница, он сразу вам сказал: можете делать что хотите, главное — иностранец-квартирант. Валюта всем нужна. Сынок продвинутый позориться не станет. Ты эти лыжи видела? Облезлые? Торчат через прихожку? На верхних антресолях? Хорошо, внесите лыжи на контракт храненья помельче! И пропечатайте в перечисленьи мебели! Да постарайтесь вести переговоры так, чтобы француз при подписании контракта не поднял головы. Потом заметит, после вручения ключей. Какое вам согласованье? Я говорю: автоответчик. Да, буду набирать. Давай!

Протарабанив пальцами клавиатуру:

— Привет, ребят, ну что, пробили папу? Вам принесли программу еще с утра. По связям в МГУ. Да это всё не то, это тот самый сын, а нужен папа — сын не эффективен. Включил автоответчик. Как не бывает в базе, если высокие круги? Мы вам валютой платим за программу. Сам обратись в горсправку! Секондхенд!

Без отопления в условиях валютных операций, забыв Покров, но помня курс рубля, гарантом выживаемости для людей в столице была не Конституция, не Президент, а телефонная канализация и связи. На этом личностном патенте вчерашние выпускники ёще престижных универов пытались вразумить себе на хлеб контенты новых технологий маржой от прибыли с процента, поскольку им была близка, и в прибывших мигрантах отзывалась, тоска былая по своим слезам, когда стоишь перед столицей. Семь пядей — в лоб, синицу — в руку, глаза — на журавля, мечту — за синей птицей, она откроет вход и поглотит дары. Вошёл сквозь конкурсный отбор — семь пядей шелухой упали, усилия не рассчитал — синица сжата, и стоишь ты, провинциальных книголюбов отпрыск, и среднешкольного образованья шелупонь, и душегубцем пташьим в мечту за синь, за облака себя, взглянув по планке, измеряешь, и занижаешь самомнение своё в заборе высоты по конкурентным шкалам сбоку идущих на поток ровесников, заучивая слово «абитур».  Когда пройдешь от «а»   до «би»   все туры, и выговаривать сумеешь «турьентур»,  окажется, что ты стоишь на строго отведённом месте, без силы шевельнуться. Но если вдруг усилия генетики тебя ключом родили, способным повернуться, не мечтай оттуда выйти — обратные ключи выносит сразу потоком слёз неверящей Москвы.

— Алё, Марин! Исправили контракт? Эти друзья по безопасности нам не пробили папу. Что? Олимпийский папа? В подземную парковку, под сталинку, он каждый вечер загоняет мерс? Вы снова спутали, это всё тот же сын… Да, дом балерин Большого на проспекте. Ну, ты договорись с охраной, лишь бы войти и встреться.

— Послушай, Альга, а я могу тебе помочь?

— Сиди, деревня, что ты можешь? Тут коренные не предпринимают.

— Давай я номер наберу. Там, где автоответчик.

— Ты что, опять в бреду?

— Мне там ответят. Они мои знакомые.

— Кто? Новые русские крутые? Из дома на большом проспекте? И что ты скажешь?

— Что не крутой кругляк лежит в болотных топях, что не всё золото, которое блестит, можно грузить через границу, как апельсины бочками, что франко-склад, франко-граница и франко у бортов — это для кругляка хвойных пород, как обстоятельство доставки непреодолимой силы, поскольку лес кругляк хвойных пород на кончик шпаги не нанижешь, и это форс-мажор возникших в новой жизни обстоятельств. Его зовут Денис. Дай телефон.

Мне спать хотелось. Автоответчик произнес на разных языках одну и ту же фразу и сделал «пи»   после сигнала. Сестра толкала в локоть и твердила, что так звонить нельзя, поскольку это дурно, ведь нужно фразы подготовить, что говорить и как сказать, поскольку говорят, что он владелец студии, где Алла Пугачева, Филипп Киркоров, и даже этот, в ёжиках, Богдан, который Титомир, снимаются и пишутся на клипы.

— Денис, возьми трубу, это я. Не чемпионка мира по конькам фигурным, а твоя однокурсница.

Хлопок по клавишам — и голос произнёс:

— Привет, Иванна! — студенческий пароль сработал через годы, как часы.

— Я спать не помешала?

— Ну, ты как не родная… будь попроще, такие годы, где ты теперь, сейчас живёшь? Звонишь откуда?

— Послушай, День, я ведь к тебе по-деловым проблемам.

— Давай! По деловым!

— Да ты не напрягайся — не пою. И не снимаюсь в клипах, фильмую иногда. К тебе звоню по ностальгии. Не по валютному, а по студенческому курсу. Ты вдруг решил свою квартиру сдать, в которой мы всей группой тусовались. Ну ту, хрущевку в Химках.

— А ты откуда знаешь.

— Вне логики спросил, сначала нужно было удивиться, откуда у меня твой новый телефон.

— Откуда? — Денискин голос молодел — стал вдруг нелепым, ошалелым и сникшим, словно в добру старь союза, без новорусских наворотов, где он слегка стеснялся комплексно кровей от папы-армянина.

— Сдаёшься? Новости смотрел?

— Смотрел, а что там? — соврал, шпаргальщик.

— Ты на экран от денежной капусты головку, головы качан, хотя бы изредка навскидку поднимаешь?

— Да я ими с утра до вечера обложен — этими телевизорами.

— Как она называется, позасекреченная студия твоя?

— Открыто. По станции метро — Бакунинская.

— Хитро. Если желаешь что-то спрятать, то положи на самом видном месте. Всё, сдаюсь и дешифруюсь, чтобы ты не подумал, что я к тебе засланцем. В новостях Кирилл — мой брат.

— Как, это тот, который в суворовском всё сопли на кулак мотал?

— Как можешь видеть, оплётка трансформаторов носовиками — это моя судьба. Но есть и повод поважнее: передай маме мой привет, и я прошу её согласия на установку розетки в ванной твоей квартиры. Выйди из ступора, я не жена того француза, хотя с Александже разведена.

— Как? Вас считали такой парой! Да, я понимаю, он был гад, не разрешил тебе сниматься в кино, когда в конце апреля вся съёмочная группа улетела в Барнаул, а ты осталась. Или он тебя увёз? Ты плакала, я помню, мэтр тебя отпаивал святой водою. Я привозил из дальнего монастыря.

Я вдруг впервые за многие часы смеюсь. Исходит гул времён и шелухой спадают давние обиды.