Ренфильд взял со стола листок бумаги, на котором Шайлер записывала в столбик варианты искомого слова. «Кроатан. Кроотан. Кроатон. Хроатан. Кроутан». Библиотекарь поспешно положил листок обратно, как будто обжегся.

— Кроатан. Понятно, — произнес он.

Оливер попытался придать тону небрежность.

— Так, одна штука, о которой мы слыхали. Ничего особенного. Обычная внеклассная работа.

— Внеклассная работа. — Ренфильд мрачно кивнул. — Конечно. Увы, но я никогда не слышал этого слова. Вы не просветите меня?

— Кажется, это такой сорт сыра. Он имеет какое-то отношение к старинным английским рецептам, — ответил Оливер с невозмутимым лицом. — С банкетов Голубой крови в шестнадцатом веке.

— Сыр? Ну, тогда ясно.

— Как рокфор или камамбер. Но, кажется, повкусу больше напоминает овечье молоко, — продолжал Оливер. — Или козье. Вполне может быть, что козье. Но не исключено, что и моцареллу. Как ты думаешь, Скай?

У Шайлер дрожали губы, и она не решилась ничего ответить, боясь, что голос ее выдаст.

— Отлично. Можете продолжать, — промолвил Ренфильд, отходя от стола.

Когда он удалился на достаточное расстояние, Оливер и Шайлер рассмеялись, настолько тихо, насколько сумели.

— Сыр! — прошептала Шайлер. — Я думала, он в обморок брякнется!

Это был единственный светлый момент за всю неделю. Вслед за похолоданием нагрянула вспышка заболеваний. В школе свирепствовал грипп, и несколько учеников в последние дни отсутствовали на занятиях, среди них Джек Форс. Очевидно, у вампиров не было иммунитета к вирусу гриппа. Шайлер также слышала, что с самой вечеринки Блисс запретили выходить из дому, кроме как в школу. Но уроженка Техаса молчала как рыба. Даже Дилан пожаловался, что Блисс стала мрачной и отстраненной и к тому же ни на шаг не отходила от Мими.

Следующие дни были пасмурными и очень холодными — первый признак приближения зимы. Весь Нью-Йорк стал серым — от зданий до висящего в небесах смога — как будто темная сырая туча накрыла город, подобно промокшему одеялу.

Когда Шайлер вошла в ворота Дачезне, плотный туман нависал над шумной толпой, собравшейся перед школой. Девушка миновала несколько белых мини-фургонов различных новостных агентств со спутниковыми антеннами на крышах, прошла мимо репортеров, которые прихорашивались перед началом прямой съемки, глядя в карманные зеркальца — не растрепал ли ветер волосы, в порядке ли лицо? Повсюду стояли на треногах видеокамеры, кругом толклись фотографы и корреспонденты из газет и журналов — толпа была куда больше, чем даже в день похорон Эгти.

Несколько учащихся Дачезне сгрудились у парадной двери, наблюдая за этим столпотворением. Среди них Шайлер обнаружила Оливера и подошла к нему.

— Что происходит? — спросила она.

Вид у Оливера был угрюмый.

— Что-то ужасное. Я это чувствую.

— Я тоже, — согласилась Шайлер. — Еще одна смерть или что?

— Не знаю.

Они отошли к воротам. Из парадных дверей особняка Дачезне два дюжих полицейских вывели парня. Лохматого, растрепанного, в потертой кожаной куртке.

— Дилан! За что? Что он сделал? — в ужасе воскликнула Шайлер.

Толпа репортеров и корреспондентов ломанулась вперед, наперебой сверкая вспышками и сыпля вопросами.

— Как вы это откомментируете?

— Зачем вы это сделали?

— Поделитесь своими чувствами с нашими читателями!

Шайлер была потрясена, едва ли не в панике. Почему они уводят Дилана? И почему устроили из этого публичное зрелище? Она поверить не могла, что школьные власти позволили такое.

В толпе она заметила Блисс, та смотрела на происходящее широко раскрытыми глазами.

— Шайлер! — Блисс тоже заметила ее и на какой-то момент забыла, что они с ней вовсе не подруги.

Шайлер схватила Блисс за руки.

— Почему? Что происходит? За что его арестовали?

— Они считают, что Дилан убил Эгги, — ответила Блисс.

Она пыталась сохранять спокойствие, но при виде потрясенных лиц Оливера и Шайлер сломалась окончательно. Она вцепилась в них обоих, ища поддержки.

— Я подслушала, как они говорили с директрисой. Эгги умерла не от передозировки наркотиков, она была убита… задушена, и под ногтями у нее нашли дэ-эн-ка Дилана…

— Нет!

— Это, наверное, ошибка, — всхлипнула Блисс.

— Блисс, послушай меня, — сказала Шайлер, стараясь придать голосу твердость. — Его подставили. Дилан не мог убить Эгги. Понимаешь?

Взгляд Блисс стал сосредоточенным. Она кивнула, поняв, что имеет в виду Шайлер.

— Потому что…

— Потому что он человек, а никто из Красной крови не может убить представителя Голубой крови… Эгги одолела бы его в один момент. Это ложь. Эгги была вампиром. Дилан никак не мог бы ее убить.

— Подстава?

— Верно. — Шайлер кивнула.

С неба лило целыми потоками, все трое уже промокли, но словно не замечали этого. Блисс испуганно взглянула на Оливера.

— Но, Шайлер, ведь вампиров не бывает… — невпопад возразила она.

— А, насчет Оливера не беспокойся. Он знает, это нормально. Он проводник. Я потом тебе расскажу.

Оливер изо всех сил старался выглядеть надежным и достойным доверия. Вспомнив, что в сумке у него лежит зонт, он открыл его, защитив себя и девушек от дождя.

— На прошлой неделе Джек сказал мне, что есть кто-то, кто убивает особ Голубой крови. Думаю, Дилана обвинили ложно, — пояснила Шайлер.

— Так значит, он не виноват… — с надеждой произнесла Блисс.

— Конечно, не виноват! Нам нужно узнать, кто за этим стоит, и вытащить Дилана, — заявила Шайлер.

Блисс кивнула.

— Надо понять, что происходит. Почему Дилана вот так, ни с того ни с сего, обвинили, хотя официальное заключение было про передоз наркотиков. Откуда они взяли эти «улики»? И почему именно Дилан?

— Твой папа — сенатор. У него должны быть связи в полицейском управлении. Он не может помочь? — поинтересовался Оливер.

— Я его спрошу, — пообещала Блисс.

Втроем они не спеша вошли в ворота школы: на занятия все равно уже опоздали.

Позднее, во время ланча, Блисс встретилась с Оливером и Шайлер в столовой. Как обычно, они заняли дальний стол, скрытый от остального помещения мраморным камином.

— Ты говорила со своим отцом? — спросила Шайлер.

— Что он сказал? — подхватил Оливер.

Блисс придвинула стул поближе к ним и облокотилась на стол. Потом потерла глаза и подняла взгляд на собеседников.

— Он сказал: «Не беспокойся о своем приятеле. Комитет об этом позаботится».

Шайлер и Оливер пытались переварить услышанное.

— Странно, — промолвила Шайлер. — Ведь собрания Комитета отменены до особого уведомления.

В тот день после обеда вся школа по-прежнему продолжала обсуждать новости, и во время урока этики в классе Шайлер мистер Орион пытался успокоить учеников.

— Тише, тише, пожалуйста, — приговаривал он. — Я понимаю, что случай непростой, но мы должны помнить, что являемся гражданами Соединенных Штатов и любой из нас невиновен, пока не доказана его вина.

Шайлер вошла в класс и заметила, что Джек снова сидит на своем обычном месте у окна.

— Привет, — окликнула она его, застенчиво улыбаясь и усаживаясь за соседний стол.

Она не могла забыть, как он целовал ее, как будто он делал это и прежде.

Джек сейчас был необыкновенно красив. В свете ламп волосы его сверкали, словно белое золото, одежда была безукоризненно отглажена, а рубашка в кои-то веки заправлена в брюки. Сверху он надел элегантный черный джемпер, а на запястье поблескивали золотые часы, Шайлер их раньше не видела.

Но он даже не посмотрел в ее сторону.

— Джек…

— Что? — холодно спросил он.

Шайлер вздрогнула от его ледяного тона.

— Что-то не так? — прошептала она.

Он не ответил.

— Джек, мы должны что-то сделать! Дилана арестовали! И ты знаешь, что это неправильно. Он не мог убить ее! — яростным шепотом продолжала девушка. — Он человек. Его подставили. Мы должны узнать почему.