— Пока дети не достигли совершеннолетия, — прервал Астемир.

— Он зовет резать детей вместо баранов! — заговорили люди.

— Пусть он режет своих детей, благо обе дочери у него толстухи.

В эту минуту выступил вперед Казгирей. Он поднял холеную руку, дождался тишины, сказал:

— Не всем аллах дает понимание Корана. Он строго оглядел судей, и трое стариков привстали из-за стола.

— Это не предмет спора, — продолжал Матханов. — Шариатский суд призван ограждать мусульманина от всякого беззакония, от всякого посягательства на его веру, на его бога. Наш суд выступает в защиту справедливости и против насилия. Я нахожу, что тут есть насилие. Есть жертва. Люди хотят прибегнуть к жестокой силе, чтобы создать себе благо…

Дису взволновали слова Казгирея. Не зря аллах вознес так высоко этого человека, дал ему такую благородную внешность! Между тем Казгирей развивал свою мысль:

— Верно, в Коране сказано и другое: есть власть — употреби. Но это призыв применить власть или силу там, где опасность грозит устоям ислама. Здесь другое дело. Сарыма, дочь вдовы, хочет выйти замуж за человека, которого она любит. Мать хочет получить за дочь калым. Человек, которого любит Сарыма, не дает калыма. Почему? Ему запрещает делать это Советская власть. Не идти же Эльдару против Советской власти. Я ручаюсь за то, — торжественно заключил Казгирей, — что Рагиму вернут все, что он давал Дисе, когда Сарыма обретет достаток в своей семье, ставши женою и матерью. Сейчас я, верховный кадий шариатского суда, отказываю в иске купцу Рагиму…

— Такой поддержки Астемир не ожидал. По толпе прошел шум одобрения.

Саиду не оставалось ничего другого, как присоединиться к заключению верховного кадия и объявить перерыв.

— Аллаха забудешь — твоя дорога от это го не станет краше, — пробормотал Аша.

Астемир спешил уйти.

Едва он вышел на улицу, как из-за угла выскочила группа всадников на взмыленных конях. Впереди скакал Эльдар. Карьером подскакав к зданию суда, Эльдар спрыгнул с коня и увидел Астемира. По его глазам он понял, что не случилось ничего плохого.

— Астемир! — воскликнул Эльдар. — Говори, что там решили?

— Хорошо решили, — улыбнулся Астемир. — Оставь свой кинжал в покое.

Из дверей вышел Матханов.

— Здравствуй, Эльдар, — с важностью кивнул он. — Я рад сообщить, что дело теперь только за тобой. Не откладывай свадьбу в долгий ящик. Хочешь ты этого или нет, я приеду к тебе на свадьбу.

Утро застало Эльдара в бывшем доме Жираслана.

Свадебные обряды начались, и Эльдару не подобало находиться близко к невесте. Отсюда же, из дома, принадлежавшего теперь Эльдару, до невесты не дотянешься через плетень.

Обязанности тамады и посаженого отца принял на себя дед Баляцо. Сыновья его, Казгирей и Аслан, а с ними кунаки и соратники Эльдара начали готовить жениха к встрече с невестой. Вскоре пришли еще Еруль, Исхак и девушки, подружки Сарымы, которым надлежало ехать с посаженым отцом за невестой. Все гости с любопытством и опаской оглядывали сад, двор, комнаты дома.

С вечера всем тут заправляла Думасара, посаженая мать, но сейчас она ушла в дом невесты. Добрая женщина всю ночь приводила в порядок свой давний свадебный наряд, извлеченный из глубокого сундука. Как знать, не понадобится ли он в последнюю минуту Сарыме?

И вот к калитке подкатил нанятый в городе фаэтон, сопровождаемый восхищенной толпой мальчишек. Перед домом собрались нарядные всадники, тут были и джигиты из Шхальмивоко, и бойцы из отряда Эльдара, размещавшегося в Нальчике. Баляцо с доверенными жениха, веселыми парнями и зарумянившимися девушками, вышел из дому. Фаэтон тронулся, всадники окружили его, и поезд двинулся к дому невесты.

Там, как и следовало ожидать, столпились женщины и девушки, стараясь подсмотреть приготовления невесты.

Согласно обычаю, невеста со своими наперсницами заперлась в доме матери. На душе у Сарымы было тревожно и радостно.

Веселее всех чувствовала себя Рум. Из ребенка она уже превратилась в подростка, вот-вот наденут на нее кожаный корсаж, какой сегодня снимут с Сарымы. Но по-прежнему сладкий пряник мог принести ей радость. Она гордилась старшей сестрой, гордилась и тем, что Эльдар станет ее братом. Можно ли осудить ее за то, что вчера вечером она прибежала к Думасаре и тревожным шепотом сообщила, что нана Диса прячет все платья Сарымы?

И вот Думасара с девушками раскладывают свадебный наряд для Сарымы, еще отдающий запахом старого сундука. Диса угрюмо следит за ними.

Уже слышны крики, возгласы всадников, фаэтон, громыхая, въезжает во двор через распахнутые ворота.

Седобровый и огнеусый, в нарядной черкеске, с дорогим кинжалом на поясе, помолодевший дед Баляцо лихо соскакивает с подножки. Думасара встречает его с традиционным рогом в руках.

Махсыма хороша. Утирая усы, Баляцо говорит:

— Исполнен долг гостя, угощению нанесен урон. Приступим к делу.

Приоткрылась дверь из комнаты, где девушки заканчивали одевание Сарымы, блеснул чей-то глаз, кто-то ахнул, дверь захлопнулась.

Все поняли, что наступила важнейшая минута.

Баляцо шагнул к дверям.

Сарыма стояла посреди озаренной солнцем комнаты. Рум могла гордиться сестрой, хотя мать и пальцем не шевельнула для того, чтобы чем-нибудь украсить дочь.

Говорят, каждой сестре по серьге, а тут получилось — по сережке от каждой подружки. Особенно расщедрилась смуглолицая Гашане. Она и добрая ее мать Уля отдали невесте и хо- рошенькие сафьяновые туфельки, и цветистый шелковый платок с длинной бахромой, и даже то легкое батистовое покрывало, под которым, как под чадрой, укрылась сейчас невеста.

Увидев перед собой Баляцо, Сарыма вдруг села и заплакала.

И было от чего! Баляцо, сопровождаемый доверенными жениха, переступив порог, протягивал к девушке руки. Несколько десятков всадников выстроились перед домом, окружив поблескивающий черным лаком фаэтон с кожаной откидной крышей.

Сарыма повернула голову к Баляцо, подруги приподняли фату. На глазах Сарымы еще не высохли слезы, но она улыбнулась.

Баляцо, оглядев девушек, воскликнул:

— Клянусь аллахом, здесь трудно выбрать самую хорошенькую… Придется брать не одну.

И хотя Баляцо был уже по эту сторону порога, девушки всплеснули ладошами и закричали:

— Порог высок — не переступишь.

Но уж там, где дело коснулось поговорок да присказок, перещеголять деда было невозможно.

— На крыльях унесу, — бодро отвечал он.

— О скалы ударишься, — погрозили девушки. Дед и тут нашелся что ответить:

— Выше скал взлечу, — и расправил усы.

— Не взлетишь — ноша не по тебе.

— На коне умчу.

— Стремена оборвутся. Тогда дед сдался:

— Ах, наказание божеское! Вижу, от вас просто не уйдешь. Делитесь. — Баляцо выгреб из карманов карамель и пряники, от приехав ших с ним девушек принял сахарную голову и передал Сарыме. — А это билеты на дорогу, — широким жестом дед бросил пачку кредиток.

Девушки закричали хором:

— Дорога тебе открыта, дедушка Баляцо! — но при этом игриво загородили Сарыму. У некоторых на глазах все еще блестели слезы.

И, принимая эту игру, дед с деланным усилием стал подбираться к Сарыме. Взял ее за руку:

— Пойдем к солнцу, дочь моя.

— Зачем уводишь? — сопротивлялись девушки. — Здесь ее дом.

— Нет, ее дом уже не здесь. Но пусть и в этом доме никогда не исчезнут ее следы и лучи солнца.

— Да будет Сарыме новый дом солнцем! — восклицала одна часть девушек-подружек, а другие вторили:

— Пусть и Сарыма для нового дома будет желанна, как пух и мед. Пусть будет она мягче пуха и слаще меда, какою она была до сих пор здесь.

Баляцо повел Сарыму за собой.

Диса с криком загородила им путь. Заголосили подружки, зарыдала Сарыма. Мать жадно обнимала дочь. Баляцо остановился, давая Дисе возможность проститься с дочкой.

— Какие слова мне сказать? — вскричала Диса. — «Не позорь нас, не позорь дочь свою» — вот что должны были бы сказать мне люди. Аллах прощает меня, и люди не говорят мне этих слов, но я сама их скажу! — Диса ударила себя в грудь. — О негодная мать! По чему так скупо одела дочь свою? Не враг ли ты ей? Почему она уходит из дому нищенкой? О Сарыма, о дочь моя!