— Как только опухоль на твоей ноге спадет, мы купим тебе приличные башмаки, — объявил ей Трэвис.

— И чулки, — добавила Элси. Она все время беспокоилась, что Сэм может еще больше пораниться, бегая босиком. Вот только сегодня утром бедняжка ударилась босой ногой о ножку стола и взвыла от боли.

Сэм презрительно сморщила носик.

— Если башмаки — это то уродство, какое носит на своих ногах мисс Такер, то забудь об этом, Кинкейд. Да я в них сразу же помру! Мне нужны новые сапоги.

— То, что ты хочешь и что получишь, — две разные вещи, — ответил Трэвис с самодовольной улыбочкой, отчего концы усов и уголки рта поднялись кверху. До чего же он бывает противным!

Сэм, в свою очередь, тоже наградила его одной из своих ехидных улыбок.

— Ну так покупай башмаки, если тебе так хочется, но это не значит, что я буду их носить. Ведь это твои деньги, и ты можешь делать с ними, что тебе вздумается. Как говаривала мамаша: «Дураки и деньги не любят друг друга».

— По-моему, первым это сказал Бен Франклин, — сообщил он ей, но заслужил только равнодушное пожатие плечами.

— Расскажи нам о своей маме, — попросила Элси, с сочувствием глядя на Сэм. — Она умерла, когда ты была совсем маленькая?

Лицо Сэм приобрело нежное, мечтательное выражение, и это заметил Трэвис. Он с нетерпением ожидал ее ответа. Впервые он видел ее такой беззащитно трогательной, такой мягкой и женственной.

— Моя мама была ангелом! — выдохнула Сэм. — Она померла пять лет тому назад. Сейчас мне трудно вспомнить ее лицо, это было так давно, но иногда мне просто реветь хочется. Я помню, что у нее были такие красивые волосы, каких я никогда не видела. Они были длинные и рыжеватые, вроде моих, и она носила их, высоко закручивая на голове. Но когда она распускала их, они падали огненным водопадом ниже пояса. — Внезапно придя в себя, она провела рукой по своим собственным спутанным кудрям и с печальной улыбкой призналась: — Наверное, поэтому я не послушалась Тома и не срезала волосы, хотя они мне порой и досаждали.

Трэвис почувствовал комок в горле, когда представил себе, что Сэм могла остричь эти прекрасные волосы цвета красного золота. Ему стало приятно, что Сэм не сделала этого. Если бы, находясь под его покровительством, она посмела даже подумать о таком, он бы пообещал ей всевозможные кары, на которые у него бы хватило фантазии. Только вчера Сэм наконец смирила свою гордыню и попросила его принести ей расческу и щетку из ее сумки. И вот, вымытые и расчесанные, ее волосы струились по плечам золотым потоком.

С усилием прогнав посторонние мысли, которые вели на опасную дорогу, Трэвис спросил:

— А что твои отец и братья? Я давно хотел спросить тебя о них, Сэм. Какие они?

Словно туча заслонила солнце — так быстро выражение ее лица изменилось от нежного к замкнутому.

— Ты хитрый, начальник, — сказала она резко. — Но я не такая дура, чтобы трепаться о них. Да ты завтра же их повесишь.

Трэвис понял, что рано задал этот вопрос, и сказал:

— Сэм, задумывалась ли ты хоть на минуту, в каком положении ты оказалась? Неужели ты не понимаешь, что чем сговорчивей ты будешь, тем лучше для тебя. Твое положение более чем серьезно, и я только хочу помочь тебе. То, что ты молодая девушка, не спасет твою нежную шейку от петли, и ты это прекрасно знаешь. Ты по-прежнему обвиняешься в грабежах и Бог знает в чем еще, и ни один судья не сделает тебе снисхождения.

— Я буду учиться грамоте, я согласна носить это мерзкое платье, я даже померяю пару гадких ботинок, — упрямо стояла на своем Сэм, — но я не из тех, кто продает свою родню. Ты можешь сидеть здесь и увещевать меня до посинения, но тебе не удастся заставить меня предать своих, и плевать мне на всех судей и на все веревки.

Слезы выступили в ее черных глазах, и чтобы прогнать их, она зло и часто заморгала. Прошло всего три дня, как она попала в плен, а уже так скучала по своим, что у нее сердце чуть не разрывалось от горя. Она не сомневалась, что они приедут за ней, что они попытаются спасти ее, но сейчас, видимо, они решили на некоторое время затаиться. Сэм понимала, что бросаться ей на выручку очертя голову без продуманного плана было бы непростительной глупостью, но как тяжело ждать и оставаться в полном неведении! Если бы ей удалось вырваться на свободу, она бы знала, где их найти.

— Твоя преданность весьма похвальна, Сэм, и я понимаю, как ты любишь своих родных, но ты сейчас находишься в худшем положении. Ты должна подумать о себе.

Она только глазами сверкнула. Вмешалась Элси и мягко проговорила:

— Я вижу, ты веришь, что они придут за тобой, и ты, скорее всего, права, Сэм, но и Трэвис будет ждать их. Это только вопрос времени, когда поймают твоих отца и братьев. Ты достаточно умна и должна это понять.

— Нет! — Сэм мотнула головой, и ее волосы разлетелись по плечам. — Нет. Они не дураки. Они никогда не попадутся.

— Но ты же попалась, — немедля напомнил ей Трэвис, — и если они хотят вернуть тебя, рано или поздно они придут за тобой. Я согласен с Элси: я буду ждать их и не позволю, чтобы они выкрали тебя у меня из-под носа и живыми и здоровыми унесли ноги. — В его голосе почувствовалась угроза, когда он продолжал с нарочитой жестокостью: — За Даунингами мы охотимся довольно давно, и сейчас, когда ясно, что их четверо — жирная добыча! — и что у меня в руках наживка на крючке — а именно ты! — я собираюсь выловить этих рыбок, Сэм. И будь я проклят, если не выловлю всех до единого.

Он говорил серьезно, и Сэм это поняла. Видя, как решительно блеснули его глаза, она поняла, что он сделает все, чтобы покончить с ее семьей. Она не могла простить себе, что попала в ситуацию, когда ее могли использовать как приманку, чтобы заманить отца и братьев в расставленные сети.

В такой ситуации, пожалуй, лучше, чтобы отец и братья даже и не пытались ее спасать. Пусть она пожертвует собой, пусть даже никого из них больше не увидит, но сохранит их целыми и невредимыми. Сэм не хотела брать на свою душу грех за их гибель и плакать на их могилах.

В тот вечер ко всем ее проблемам прибавилась еще одна. Сэм почувствовала болезненные признаки, возвещающие о приближении месячных. «Провались все пропадом! — думала она про себя. — Ну зачем только я родилась девчонкой? Вот братья избавлены от этого неудобства. Они живут себе припеваючи, без забот, как блохи на собаке. Им не приходится терпеть все эти неприятности. Мальчишкам всегда везет. Им даже штаны не всегда приходится снимать, когда припрет естественная нужда. Ей же, напротив, надо искать кусты и оголять задницу всякий раз, как приспичит. Выбора-то нет. В тот день, когда Бог сотворил женщину, он, наверное, был зол на весь мир».

Зная о том, что, прежде чем полегчает, ей придется худо, Сэм решила побаловать себя и угоститься чем-нибудь из спиртных запасов Кинкейда. Она видела на полке в его кабинете полудюжину бутылок. Держа это в уме, она, как только тарелки после ужина были вымыты и Элси выпроводила ее из кухни, прямиком отправилась в его кабинет.

Тихо, как мышка, она повернула ручку, открыла дверь и увидела Трэвиса, сидящего за столом и царапающего что-то пером по бумаге. Черт бы его побрал! Почему этот человек вечно не там, где он должен быть, и всегда не вовремя? Он постоянно срывает все ее блестящие замыслы! В эту минуту он должен сидеть в кресле в гостиной, читать газету и пить кофе, как он делал почти каждый вечер.

Смирившись с неудачей, Сэм попятилась из комнаты, но Трэвис уже заметил ее. Не отрываясь от своих писаний, он сказал:

— Входи, Сэм. Я освобожусь через пару минут.

Делать нечего, она вошла. Сэм притворилась, будто ее интересуют книги, стоящие на полках, занимающих всю стену. Но сколько можно было разглядывать их корешки! Трэвис наконец отложил перо в сторону и спросил:

— Тебе что-нибудь нужно, Сэм? — Он распрямил спину и сверлил насквозь ее своими бирюзовыми глазами.

— Да ничего особенного, — ответила она, смущенно пожимая плечами. — Так, посмотреть. — Неожиданно для себя она спросила: — У тебя есть книжки с картинками? У тебя нечем повеселиться, и я подумала, что это может меня развлечь.