Сзади по-прежнему грохотали выстрелы, но страха уже не было. Чувствуя, как упругая сила земли переходит в ноги, он двигался все быстрее и быстрее. Неожиданно кусты раздвинулись. Впереди в неглубокой лощине по каменистому дну весело журчал маленький ручеек. Оттолкнувшись от склона, Антон прыгнул. Перелетев над ручьем, упруго приземлился на все четыре конечности, и дальше бежал, уже не разгибаясь, с восторгом ощущая, что передвигаться на четвереньках намного легче…

Почва упруго прогибалась под когтистыми лапами. Ветки, не причиняя вреда, хлопали по шкуре. Все тело от морды до кончика хвоста переполняла радость обретенной свободы. Бросившись в теплую воду, он переплыл на другую сторону реки. Выбравшись на берег, встряхнулся, и на траву фонтаном брызнули тысячи крохотных капель. Через миг он снова бежал вверх по склону. Сверху с темно синего небосвода улыбалась желтая луна. А сырой бор, ласково раздвинув ветви, принимал в объятия блудного сына…

Опомнившись, Хрустов обнаружил, что стоит на четвереньках. В голове еще вертелись обрывочные воспоминания о пробежке по ночному лесу. Но теперь все мышцы ныли так, будто весь день его заставляли копать землю, пилить дрова и переносить мешки с картошкой. Со стоном, он поднял голову. Впереди темнели контуры крохотного домика, а на небольшом удалении из-за деревьев выглядывала еще одна крыша. Место показалось знакомым, но как он сюда попал, Хрустов не имел ни малейшего представления..

Превозмогая боль в мышцах, он поднялся и сделал несколько шагов. Нога тут же наткнулась на кочку. Несмотря на темноту, он разглядел, что стоит на картофельной ботве, и тут уже окончательно вспомнил, что сегодняшним утром проходил по этому заросшему сорняками огороду.

Окна Цирцеевой уютно светились из-за зеленой завесы веток. Плохо осознавая, зачем он это делает, Хрустов подошел к плетню. В растерянности посмотрел по сторонам. Поднял голову. И в этот момент от луны протянулась к нему серебристая дорожка. Боль в теле мгновенно прошла, одним прыжком он преодолел ограду, и дальше ноги сами понесли к дому.

Дремавшая у порога жаба при его приближении лениво сползла с порога и плюхнулась в траву. А дверь, словно по волшебству, со скрипом поползла в сторону.

Хозяйка, поджидая его, стояла посреди комнаты. Наряд на этот раз был праздничный – широкая цыганская юбка, кофта, и все тот же расшитый платок поверх выреза декольте. Она даже не удивилась позднему визиту. Только, улыбнувшись, поинтересовалась, кто потерялся на этот раз. Не ответив, Хрустов подошел к ней вплотную.

– Ой, что же такое делается? – насмешливо проговорила ведьма. Потом, неожиданно потянулась рукой к лицу гостя.

– Это кто ж тебя так разодрал?

Только сейчас Хрустов заметил, что из разорванной мочки левого уха хлещет кровь. Но от легкого прикосновения женской руки кровотечение мгновенно остановилась. Словно оценивая кровь на вкус, Цирцеева лизнула испачканный палец. Перехватив ее ладонь, Хрустов подтянул палец ведьмы ко рту и ощутил на языке солоноватый вкус собственной крови. В тот же миг рассыпались в клочья остатки врожденной интеллигентности. Грубо схватив ведьму за плечи, он привлек ее к себе.

– Не боишься, что в колбасу превращу? – вскинув голову, поинтересовалась Цирцеева.

– Не превратишь! – не своим голосом прорычал Хрустов, а колдунья, размякая в его руках, проворковала.

– Конечно, не превращу! Ты мне и так нравишься…

Тусклый свет слабо пробивался сквозь расшитые петухами занавески, но, несмотря на полумрак, можно было догадаться, что наступило утро. Открыв глаза, Хрустов сначала с удивлением разглядывал белый квадрат печки. Потом взгляд переместился на стол. На клеенчатой скатерти красовалась огромная бутыль из зеленого стекла, тарелка с яблоками и два перевернутых стакана. Кровать, на которой он лежал, все еще пребывала в зоне сумрака. Перевернувшись на другой бок, Хрустов нащупал в дальнем конце у стенки кровати еще одно тело. Проведя ладонью по крутому изгибу бедра, определил, что оно женское. И тут уже стала возвращаться память. Вспомнилось, как пол ночи они вытворяли что-то совершенно дикое, а в перерывах между утехами пили обжигающе сладкую настойку, закусывая мочеными яблоками. И теперь этот яблочный вкус остался последним связующим звеном с жизнью.

Откинув одеяло, Хрустов встал с кровати, и двинулся к столу. Дощатый пол, прогибаясь бод босыми ногами, на каждое движение отвечал жалобным скрипом. Добравшись до миски, он схватил ее двумя руками, жадно выпил рассол, потом стал искать глазами одежду. Она валялась на полу в живописном беспорядке вперемешку с частями женского туалета.

– Ложись, чего вскочил, рано еще! – послышалось из полумрака. Кровать заскрипела, раздался вздох, но через несколько секунд женщина снова задышала размеренно и спокойно. Стараясь больше не шуметь, Хрустов собрал одежду и на цыпочках двинулся к двери.

Холодное пасмурное утро быстро изгнало остатки хмеля. Туман, плотно укутав вершины елей, клочьями сползал на дорогу. Спотыкаясь на тракторной колее, Хрустов шел прочь от Малых Выселок. Еще вчера утром он даже не знал название этого крохотного поселка. А теперь уже успел завести здесь любовницу. Занятные сюрпризы может иногда преподнести жизнь! Стоит лишь стронуться с насиженного места, броситься в поток перемен, и пошло поехало. Может это даже и не плохо, только кто бы подсказал, что делать дальше!

Неожиданно над головой прозвучало громкое воронье карканье. Крупная черная птица устроилась на еловой ветке, почти над самой его головой. Увидев, что на него обратили внимание, ворон раскрыл клюв, и издал звук, похожий на скрип несмазанной двери.

– Чего привязался! И так тошно, – огрызнулся на него Хрустов, и вдруг увидел в умных глазах птицы насмешку. Казалось, ворон хорошо понял слова человека, и отвечает ему ядовитым презрением старого аристократа. А потом началось и вовсе странное. Где-то в глубине сознания прозвучал чужой скрипучий голос:

– Тошно Вам, любезный, потому что ежевичную настойку без надлежащей закуски пили. И уж поверьте, от беседы с Вами я тоже большого удовольствия не испытываю. Однако уважаемые люди настоятельно попросили весточку передать. Вот и приходится на вашу персону время тратить.

Перепрыгнув на ветку поближе, ворон оказался на расстоянии руки, и Хрустов увидел привязанную к левой лапе записку. Осторожно, чтобы не спугнуть птицу, он попытался развязать нитку. Толстые неуклюжие пальцы плохо слушались, и бантик быстро превратился в узел. Отчаявшись, он стал обшаривать карманы в поисках какого-нибудь острого предмета. Но тут уже кончилось терпение ворона. Перелетев на ветку повыше, он несколькими движениями клюва справился с узлом. С презрительным карканьем взмыл в воздух, а записка, планируя, слетела прямо в руки Хрустова.

Это было послание от командора

"- Антон Петрович, мы все в особняке у Камышина. Приходите как можно быстрее! Но не забывайте, что вы в аномальной зоне! Прямой путь не всегда самый короткий. Очевидное решение не всегда правильное."

Последние фразы выглядели странно, но главным было то, что его товарищи живы, здоровы. Почему-то этой записке он безоговорочно поверил. За каждым словам проступал образ Семигорцева, и Хрустов чувствовал, что интуиции можно доверять. Зато предостережение он почему-то совершенно проигнорировал. Как-то с трудом верилось, что ранним утром на безлюдной лесной дороге могут возникнуть какие-то препятствия.

В лесу было холодно и сыро. Туман, стекая по веткам, превращался в капельки росы на иголках. Сырой воздух заползал за воротник рубашки. Чтобы согреться Хрустов ускорил шаг и с вожделением вспоминал недопитую бутылку коньяка в кабинете Камышина. Глупо было надеяться, что ее содержимое сохранилось. Но почему-то казалось, что у настоящего писателя обязательно должно найтись еще что-нибудь для вдохновения души и согрева тела.