Я перевернул лист календаря. 30 сентября. До завершения операции «Тайфун-2» осталось два дня. Вся подготовительная часть операции осталась позади. Заряды были установлены. Взрывы должны последовать с интервалом в три часа. Устройства таймерного включения взрывного механизма приведены в действия. Отсчет пошел. Нашим людям даны указания на уход из городов и ликвидации всех свидетелей, кто был причастен к операции. По существу оставалось только ждать результата и ответных действий со стороны американцев.

Ольга вошла без вызова. В руках как всегда, намозолившая мне глаза папка с бумагами. Я поднял глаза, и спросил что случилось.

— Все в порядке. Я принесла отчет о ходе проведения операции.

— Ты не забыла, завтра утром, мы улетаем на базу? Ты подготовила, все что тебе необходимо?

— Да. Я могу идти?

— Сегодня ты можешь быть свободна, утром увидимся.

Она подошла к двери, а потом резко повернулась в мою сторону, как-то странно, как мне показалось, посмотрела в мою сторону, и тут же вышла. Сердце невольно застучало, словно хотело сказать:

— Дуралей, чего сидишь, позови её, возможно это последний шанс на несколько минут стать снова счастливым и сделать счастливым её. Ведь она любила и любит тебя столько лет, а ты как бесчувственный болван, только и знаешь, что давать указания. Возможно завтра, будет поздно, потому что завтра не наступит никогда…

Я несколько минут молча сидел, тупо смотря на папку с бумагами, потом открыл её и стал читать отчет о проведенных мероприятиях по выполнению операции. Имена, даты, время выполнения той или иной составляющей плана, схемы транспортировки зарядов, меры по устранению возможностей обнаружения дозиметрическим контролем, места установки и опять имена, адреса людей, которые мне ровным счетом ничего не говорили. Я читал лист за листом, пока не дошел до последнего, на котором было написано:

— По согласованию заряды были установлены в Хьюстоне и Чикаго. Обоснованием выбора объектов стало то, что в Хьюстоне расположен один из центров по управлению космическими объектами, в том числе спутниковыми системами, а Чикаго, является одним из крупнейших экономических центров США.

Интересно, с кем она согласовывала выбор целей, подумал я, и хотел было закрыть папку, но вдруг заметил, что сквозь бумагу последней страницы отчета, просвечивает текст. Я невольно перевернул страницу. Передо мной лежал от руки написанный текст письма адресованный мне. Я стал читать:

Дорогой Алексей!

Я не могла не написать тебе этого письма. Я писала его слишком долго, наверно всю свою жизнь, так получилось. Сейчас, когда время на исходе, я поняла, что не смогу сказать тебе всего того, что хотела, потому что, впрочем, это уже не имеет никакого значения. Мир, в котором мы жили, возможно, переживет еще одну трагедию, выживет и дай Бог опомниться, на каком краю гибели он стоял, но мне уже все равно. Я больше не могу жить с чувством, что мне пришлось приложить руку к гибели миллионов ни в чем не повинных людей. Прости. Я знаю, что уходя, я делаю тебе больно, но ничего не могу поделать, так надо, ибо жить дальше и мучиться не могу и не хочу. Совесть упрямая штука, она отравит остаток дней. Еще раз прости, что не нашла в себе сил открыться тебе в своей любви много раньше. Возможно, сейчас ничего этого не было бы, ведь то, что произошло и происходит с каждым из нас в этой жизни, зависит не только от тебя, но и от тех людей, которые тебя окружают и в той или иной степени влияют на твою судьбу, на то, что ты делаешь, а следовательно, на судьбу многих тысяч и миллионов людей. Если ты и правда виноват в том, что изменил что-то в этом мире, значит, так было суждено, хотя я в это мало верю. Вот пожалуй и все.

Твоя Ольга.

Я судорожно нажал кнопку коммутатора и, не дожидаясь, выбежал в приемную. Хромов сидел и пытался ответить мне по селектору. Повернувшись, он приподнялся, взволнованно спросив:

— Что-то случилось?

— Да, немедленно разыскать Кушнареву. Поднять всех на ноги. Вы слышите, всех, вплоть до моей личной охраны.

— Слушаюсь, — и он засуетился, отдавая указания.

Я вернулся в свой кабинет и, расстегнув ворот рубашки, налил стакан воды. Прошло минут десять. В дверь без стука вошел Хромов. Его лицо было испуганным и видно было, что он пришел с плохой вестью.

— Ну, что жива?

— Не успели. Она застрелилась в тот момент, когда мы подъехали к дому. Пистолет еще дымился.

— Идите, мне надо побыть одному и вот что прикажите до моего приезда ничего не трогать, врачей не вызывать, одним словом ничего не трогать, слышите, — заорал я, — чтобы ничего не делали до моего приезда и машину к подъезду.

Хромов выскочил за дверь, осторожно прикрыв её за собой. Я достал бутылку конька, но рука тряслась, и я разлил его, так и не налив рюмку, поэтому сделал глоток прямо из горлышка. Ничего не почувствовав, я выскочил из кабинета и направился к машине.

Ольга лежала на полу. В руке она держала пистолет. Пуля прошла навылет и из обеих ран на голове текла кровь, образовав на полу огромную лужу. Она умерла мгновенно, так как лицо осталось спокойным, таким, каким я привык его видеть все эти годы. Только сейчас в нем читалось что-то особенное, спокойствие от окончания долгого и трудного пути в этой жизни. Я опустился на одно колено и прикрыл лицо руками. Я чувствовал, как волна боли подходит к сердцу. Я давно не чувствовал этой боли, с тех пор как умер отец. Даже смерть матери и родителей жены, не вызвали у меня тех переживаний, какие я испытал сейчас со смертью Ольги. Я смотрел на её умиротворенное лицо и не мог до конца поверить, что её больше нет, что она навсегда ушла из этого мира, оставив меня в полном одиночестве, наедине со всеми проблемами. Я осторожно, словно боялся разбудить её, закрыл веки и только тогда понял, что она действительно умерла.

Я поднялся и, обернувшись, увидел рядом стоящих людей из личной охраны и распорядился немедленно произвести кремацию и вечером организовать похороны. Времени до окончания операции «Тайфун-2» оставалось слишком мало. Я вышел из дома на улицу. Ветер гнал листву с деревьев, а тучи на небе предвещали дождь. Я приподнял воротник, и посмотрел на охранника, который, открыв заднюю дверь автомобиля, ждал, когда я сяду, чтобы закрыть её. Я посмотрел на небо и неожиданно сказал:

— Олег, пока дождя нет, я немного пройдусь, мне надо немного подумать и побыть одному.

— Слушаюсь, — и он дал какие-то указания по переговорному устройству, которое у него висело на ухе, и закрыл дверь автомобиля.

Я осмотрелся, внутренний двор дома имел детскую площадку. Между двумя домами был построен каменный забор с аркой посередине. Дома были старые, реконструированные лет пятнадцать назад, но внутренняя часть двора так и осталась прежняя. Даже пионер, стоящий посередине на постаменте, остался стоять на прежнем месте. Только горн весь обломался, и от него осталась только арматура. По небу ползли тяжелые тучи и вдали послышались раскаты грома.

Вспышка света, вслед за молнией, которая, извиваясь, ударила о землю с небес и я увидел, как человек, возникший из ниоткуда, повернулся и пошел навстречу мне. Испуга не было, даже любопытства и удивления, только предчувствие того, что все, что происходит сейчас, должно было произойти, не знаю когда, но обязательно произойти. Я вышел из-за статуи пионера, за которой стоял, и крикнул:

— Простите, вы случайно не меня хотели видеть?

Человек в плаще посмотрел на меня, и я узнал его, это был путешественник во времени, с которым я когда-то в юности разговаривал на скамейке. Он посмотрел на меня и видимо узнал, потому что остановился. Я подошел ближе, лихорадочно обдумывая о том, что же мне необходимо спросить у него в первую очередь, прежде чем он снова растает в воздухе, оставив меня наедине с самим собой. Мысли путались в голове и непрерывно перескакивали с одного на другое, словно хотели опередить друг друга в потоке вопросов, которые один за другим возникали в моей голове, наконец, собравшись с духом, я произнес: