Поход оставил у меня самые приятные воспоминания. Две недели пролетели так быстро, что я не заметил, как они закончились. Кроме одного дня, погода нам благоприятствовала. Стояли теплые погожие дни. Мы прошли маршрутом от Калинина до небольшого городка под исконно русским названием Торжок, который был основан на несколько лет раньше, чем Москва. Пройдя за две недели около восьмидесяти километров вдоль реки Тверца, мы дважды разбивали основной лагерь, где останавливались на несколько дней и отдыхали. Купались, загорали, играли, и просто бродили по лесу и собирали грибы, а вечерами, мы неизменно собирались у костра и пели песни. Настрой был такой, что ни в какое сравнение не может идти с любым другим видом отдыха. Я это понял и почувствовал буквально сразу, и под конец похода честно признался Славке, что благодарен ему, что он уговорил меня пойти с ним в поход. Отличный отдых и память о нем, как зарубка на дереве, на всю жизнь.

— Я же говорил, что тебе понравится, а ты нет, нет.

— Ты прав, все познается в сравнении. Так что спасибо, что уговорил пойти.

Наши отношения с Ирой складывались по-разному, но и я и она держали дистанцию, словно боялись первым сделать шаг навстречу друг другу. Что касается меня, то это было со мной второй раз. Такие же отношения были с Лерой. С ней я тоже не мог сблизиться первым. Тем не менее, с Ирой мы постоянно общались, впрочем, я вообще был достаточно компанейским парнем и со всеми девчатами постепенно перезнакомился, но все же с Ирой я общался чаще и больше, чем с другими. Даже Славка отошел на задний план. Впрочем, он сам видел это и не особенно расстраивался на этот счет, тем более, что в середине похода, на него вдруг обратила внимания Зина, которая, несмотря на то, что Славке нравилась Ольга, моментально окрутила его. Славик по характеру был мягким, и я бы сказал, податливым материалом, и в отличие от меня, не особо искушенным в женщинах, поэтому Зина довольно быстро смогла заарканить его и всю вторую половину похода, они крутили любовь на всю катушку. Я даже немного позавидовал Славке и хотел так же несколько изменить наши отношения с Ирой, но сам не знаю почему, не стал этого делать. Скорее всего, причиной тому было то, что слишком короткий срок прошел после гибели Леры, и каждый раз я мысленно сравнивал её и Иру. Мне не хотелось этого делать, но это получалось помимо моей воли и потому, наши отношения оставались чисто дружескими.

Вернувшись в Москву, мы договорились с Ирой встретиться. И у меня и у неё оставалось по неделе отпуска, и она пригласила меня к себе на дачу. Я вначале заупрямился, сказав, что не очень большой любитель сбора урожая и всего прочего, но она сказала, что родители взяли участок совсем недавно, и на нем практически еще нечего собирать, поскольку отец вместе с братом, третий год строили домик и сарай и было не до кустов и деревьев.

— Просто съездим и отдохнем. Все равно в Москве духота и делать нечего, но если ты не хочешь, то я поеду одна, — то, каким голосом это было сказано, означало слишком многое. Я даже подумал, что это значило, либо мы продолжаем встречаться, либо нет. И потому я сказал, что согласен. Не знаю, почему я согласился поехать, может быть чувства, которые нарождались во мне к Ирине помимо моей воли подтолкнули меня на этот поступок, или что-то иное сыграло свою роль, но я принял её предложение.

Мы отъехали от Ярославского вокзала рано, потому что Ира сказала, что нам надо потом еще ехать на автобусе, а там после одиннадцати большой перерыв, поэтому лучше ехать пораньше. Мы так и сделали. В десять Ира уже открывала калитку, пропуская меня на участок. Действительно, плодовых деревьев не было, зато прямо перед домом высилась большущая береза, а за забором с противоположной стороны, начинался лес.

— У нас крайняя линия. Пожарная дорога и сразу за ней лес. Здорово, правда?

— Класс. И грибы, наверное, есть?

— Конечно.

— Слушай, а предки твои где?

— Как где, на работе, конечно. Это мы с тобой в отпуске, а твои разве дома сидят?

— Да нет. Точнее отец работает, а мать уже год как на пенсии.

— Нет, у меня родители еще молодые. Им чуть больше сорока, так что им до пенсии далеко. Ну, как тебе здесь, нравится? — Ира вдруг закружилась, раскинув руки, и я поймал её, обхватив за талию, и наши лица оказались друг напротив друга. Я притянул её к себе и неожиданно для самого себя поцеловал, нежно, словно боялся, что она отстранится или того хуже ударит, но вместо этого, она внимательно посмотрела на меня, потом улыбнулась и сказала:

— Поцелуй меня, пожалуйста, еще раз.

На этот раз я поцеловал её совсем иначе, впрочем, мы целовались оба, не только я. Просто в этот момент нам было так хорошо, что весь мир был наш, и нам не было дела на то, что было и что будет. Были только минуты и часы, отведенные нам судьбой для счастья.

Нагие, мы лежали на кровати в комнате. Ира предусмотрительно задернула занавески. Комната была совсем маленькая, в ней стояло две кровати и старенький шкаф. Она уткнулась лицом в подушку, потом повернулась в мою сторону и, прижавшись ко мне, спросила:

— Тебе хорошо со мной?

— Конечно, а ты считаешь, что отвечу как-то иначе?

— Не знаю, просто я такая неопытная, мне всегда казалось, с тех пор как мы познакомились, что сделаю что-то не так, и ты скажешь, что я неумеха.

— Скажешь тоже, — я обнял её и поцеловал.

— Ты правду говоришь, или просто не хочешь меня расстраивать?

— Глупышка ты, честное слово. Но если честно, то с первого раза трудно определить, вот со второго, — я говорил это с иронией, а сам тем временем гладил её и целовал. Ира поняла меня с полуслова и радостная и счастливая, навалилась на меня и стала целовать.

Мы вышли на улицу ближе к трем часам. Пора было подумать насчет обеда, хотя мне больше хотелось попить холодного кваса или пива, а еще лучше искупаться. Ира предложила взамен принять на улице душ. Я так и сделал. Бочка установленная на четырех сваренных трубах, вокруг которых была привязана обычная клеенка, стояла прямо посреди участка. Вода была хотя и теплая, так как уже успела нагреться от солнца, но тем не менее подействовала на меня освежающе. Я умылся и, войдя на террасу с полотенцем в руках, увидел, как Ира умело шинкует репчатый лук. В походе я не заметил, чтобы она активно кашеварила, исключительно по графику. Сейчас же, у неё все словно крутилось и вертелось в руках. Под её ловкими движениями руками помидоры нарезались тонкими ровными кружками и красиво ложились на тарелку, поверх них такие же аккуратные дольки огурца и репчатого лука. В это же время на сковородке что-то жарилось, а чайник вот-вот должен быть закипеть. Она ловко приподняла крышку и помешала картошку, затем, сняв чайник, поставила на его место кастрюлю с супом.

— Как ловко у тебя все получается?

— Правда?

— Честно. Вот уж не думал.

— Почему?

— Не знаю, в походе ты, по-моему, не очень любила кашеварить?

— То в походе, а то дома.

— А как же слова из песни?

— Какие слова?

— Сегодня не личное важное, а сводки рабочего дня.

— Ты что с Луны свалился, какие сводки, — она рассмеялась, — садись лучше, сейчас обедать будем.

Я помог порезать хлеб и расставить тарелки. Достав привезенную бутылку коньяка, открыл и налил по рюмкам.

— За что пьем? — спросила Ира, подняв рюмку и пристально глядя на меня.

— За нас конечно, за любовь.

Мы чокнулись и поцеловались, а затем, чуть пригубив коньяк, стали обедать.

Сидя за круглым столом, покрытый скатертью, мы пили чай, добавив в него немного коньяка и ели кексы, которые как выяснилось, Ира испекла сама накануне. Я с набитым ртом, восхищенно бормотал, что-то относительно того, что это просто вкуснотище и тому подобное, а она смеялась и говорила, чтобы я пил чай, а то ничего не понятно, что я говорю, а сама, счастливая, продолжала смеяться.