Чутье не подвело меня. За мной следили, и пора было уносить ноги. Я не успел отъехать от стоянки, как услышал визг тормозов и увидел мотоцикл, а на нем уже знакомого мне паренька. Сердце сжалось в комок, когда я увидел, как он достает из бокового кармана пистолет с глушителем. Я вывернул руль и успел свернуть направо, прежде чем услышал звуки, словно кто-то кинул по машине стальным шариком. Потом раздался звон разбитого стекла, а я продолжать давить на педаль газа, понимая, что все решают секунды.

Все произошло совсем не так как в кино. Не было погони, сирен полицейских машин, езды на ободах и кучи искореженных машин. Все было куда прозаичней. Мне просто повезло. На первом же повороте мотоциклиста занесло, и он свалился в кювет, а я с двумя дырками в дверях и разбитым задним стеклом, благополучно доехал до полицейского участка, где, проторчав весь день, давал показания и объяснения, кому и зачем надо было в меня стрелять. Отсутствие переводчика осложнило дело и потому все кончилось тем, что в сопровождении карабинера, я был сопровожден до вокзала и посажен на поезд до Милана, где меня должны были встретить и под охраной переправить в аэропорт. Я понимал, что этим все не кончится. Если охота на меня началась, она рано или поздно продолжится и потому на спокойную жизнь рассчитывать не приходится.

Самолет взял курс на Париж и, откинувшись на спинку кресла, я впервые за последние двое суток заснул. Уже засыпая, в шутку подумал, надеюсь, террористов в самолете не будет, и я спокойно долечу до Парижа.

Мне показалось, что передернули затвор автомата, потом трое вскочили со своих мест и, достав из кармана шапки-маски, зачем-то натянули их на себя, хотя их лица и так все видели. Двигаясь по проходу между кресел, они водили дулами автоматов в разные стороны, пристально вглядываясь в лица пассажиров. Наконец один из них поравнялся со мной и, неожиданно сняв шапку, крикнул остальным, — он здесь идите сюда. Услышав его восклицание, они бегом направились в мою сторону. Грубый окрик в сторону рядом сидящего со мной человека, который видимо, не понимал русскую речь, — живо пшел отсюда сучара, — и последовавший за этим удар прикладом в плечо, дал мне ясно понять, кто им нужен и зачем они здесь. Я не мог открыть рот и что-то произнести. Люди стали вставать со своих мест и почему-то направляться в сторону выхода, где стюардесса, открыв дверь, просила не задерживаться на выходе. Я не понимал, что происходит и, скосив взгляд, посмотрел в иллюминатор. Сквозь стекло было видно, как люди, кувыркаясь, летят по воздуху, словно они были воздушными шарами.

— Бред какой-то, — подумал я, и в этот момент проснулся.

Я открыл глаза и понял, что снова дома, и что мне приснился кошмарный сон. Прищурив глаза, так как еще не до конца проснулся, посмотрел на часы. Начало седьмого. Можно было еще минут пятнадцать полежать, но в этот момент услышал, как захлопнулась дверь. Это ушел на работу отец, и мать осторожно приоткрыв дверь комнаты, подошла и, подняв с пола подушку, тихим голосом произнесла:

— Алеша, тебе пора вставать.

— Встаю, встаю мам, доброе утро, еще пять минут, и встаю, — я потянулся, посмотрел на мать, и подумал, — Значит, я снова вернулся в прошлое.

Мать вышла из комнаты. Я взглянул на потолок, на котором лучи солнца, пробиваясь сквозь тюль на окне, изобразили причудливый узор. Вот тебе бабушка и юрьев день, подумал я. Значит, я снова вернулся из будущего в прошлое, но что самое удивительное, теперь я знаю, что мое будущее может быть совершенно разным. Фантастика. Стоп, я думаю совсем не о том, о чем надо. Главное, предупредить Леру, что самолет, на котором они летят, разобьется. Я выскочил из-под одеяла и кинулся на кухню. Мать что-то готовила на плите.

— Мам, какое сегодня число? — чуть не закричал я.

— С утра было 20, а что?

— Нет, ничего, — поникшим голосом произнес я, и, повернувшись, вернулся в свою комнату. На письменном столе лежала записная книжка. Я взял её, и машинально перелистав, остановился на букве «л», где был записан Лерин телефон.

— Опоздал, всего на несколько дней, — горестно подумал я, — Ну почему я не мог перенестись на неделю раньше, и Лера и её родители остались бы живы.

Я закрыл лицо руками. Меня обуревали сложные и противоречивые чувства. С одной стороны я отчетливо помнил, что пять дней назад мы объяснились с Лерой в любви, сидели у её родителей дома и жизнь, казалось, несла меня на крыльях любви. И в тоже время, это было совсем давно, двадцать с лишним лет назад. Как все запуталось. Нет, не может так быть, не должно. Человек не должен знать о том, как сложится его жизнь, и уж тем более в двух вариантах.

— Нет, нет и нет.

Мне вдруг стало смешно. Я знал, как сложатся мои судьбы. Не судьба, а именно судьбы. И главное, теперь я отлично понимал, что это не сон и не наваждение. Мне выпал шанс изменить свою судьбу и я это сделал. Гибель Леры подтолкнула меня на это, а знание о будущем, позволили использовать в своих целях.

— Алеша, вставай, я серьезно тебе говорю, опоздаешь на работу, — снова раздался голос матери из кухни.

Я встал и отправился умываться.

Жизнь шла своим чередом. Утром на работу, вечером домой или с друзьями, то на вечеринку, то в кино. За месяц ничего не произошло и постепенно жизнь снова возвратилась в прежнее спокойное русло. Одно мучило меня. Теперь я знал о своем будущем, прожитом по-разному за один и тот же временной интервал. Это было и странно и непостижимо. Знать, что в одной жизни ты мог стать больным и нищим, а в другой богатым и здоровым, но в последний момент оказаться в положении человека, на которого объявлена охота, точнее охота за его деньгами, было выше моего понимания. Порой вечерами, придя с работы и поужинав, я ложился на диван и часами, глядя в потолок, размышлял над своей судьбой.

— Как же быть в этой жизни? Кто подскажет, посоветует, что делать и как распорядиться всем, что знаешь, чтобы в конце отпущенного тебе судьбой времени, о котором ты знаешь, не оказаться перед дилеммой, как быть и что делать? В этот момент я мысленно обращался и спрашивал совета у Леры. Чтобы она посоветовала? Но она молчала и только звонко смеялась и улыбалась мне в ответ или наоборот, тихо грустила, и в этот момент я зарывался лицом в подушку и ревел горькими слезами, что потерял Леру и не в силах вернуть её назад.

Я так и не рассказал родителям ни о Лере, ни о том, что мы решили пожениться, ни о том, что она погибла. Не знаю, почему, впрочем, единственным объяснением было то, что я вообще не любил советоваться с родителями о личной жизни. Так сложилось в моих взаимоотношениях с ними, и потому стало основной причиной, что я промолчал о своем горе и потере любимой.

Вскоре наступил август, а вместе с ним, долгожданный отпуск. Я предполагал поехать в дом отдыха на пару недель, во всяком случае, прекрасно помнил, что именно так и поступил и весьма неплохо провел время. Однако, поразмыслив, решил, что все же надо попытаться хоть как-то изменить свою судьбу. Пусть сейчас, в самом начале, когда каждый новый шаг сделанный мной может стать решающим в будущей жизни. Поэтому для родителей было полной неожиданностью, когда я заявил, что ни в какой дом отдыха не поеду, хотя путевка была у меня уже на руках, а еду со Славкой в туристический поход.

— А что, правильно сделаешь, Алеша, — ответил отец, — еще успеешь по пансионатам и домам отдыха на старости поездить, а пока молодой надо им оставаться. Поиграешь в волейбол, в футбол погоняешь, у костра песни попоете. Гораздо интереснее, чем выслушивать за столом байки семейных пар или пенсионеров.

— Ой, защитник, какой нашелся, — сказала мать, — что за отдых в палатке. И потом, я что-то не припомню, чтобы тебя Алеша, когда-либо привлекал такой вид отдыха?

— Надо же когда-нибудь попробовать, а вдруг понравится. И потом, отец совершенно прав, через год другой, меня может туда и силком не затащишь, а так, хоть вспомнить будет что.