— Как вам сказать, Восток дело тонкое. Ирак, Иран, Афганистан, одно слово бермудский треугольник. Кто туда залезет, тот там и пропадет.

— Загадками говорите или не хотите прямо отвечать?

— Если честно, то не хочу, не время.

— Даже так?

— Даже так. Ну вот к примеру, скажи я вам, что война в Афганистане, это неизбежность, что вы мне ответите? Ничего. И будете правы, почему, да потому что время, которое позволяет сказать о важности того или иного события, возможно еще не пришло, а стало быть и степень важности данной информации трудно оценить в данный конкретный момент времени.

— Вы прямо как философ выражаетесь.

— Нет, это у меня иногда бывает, начинаю так выражаться, что кажется, что я черезчур заумно говорю, извините.

— Нет ничего, даже весьма интересно. Не часто можно услышать, чтобы люди Вашего возраста так рассуждали.

— Это привычка со студенческой скамьи, когда не очень знаешь ответ, начинаешь плести философским языком околесицу, глядишь и на трояк уболтаешь преподавателя.

— И как получалось?

— Не всегда, но иногда срабатывало.

Генерал рассмеялся, и в этот момент в кабинет вошел Зуев, держа в руках две страницы машинописного текста, на котором были аккуратно набиты в три столбца фамилия без инициалов людей в алфавитном порядке. Он положил их перед генералом. Тот надел очки внимательно посмотрел и передал их Зуеву. Тот подошел ко мне и положил их передо мной. Взяв их, я мельком пробежал листы и увидав знакомую фамилию, которая вертелась на языке, но никак не хотела вспоминаться, сказал:

— Одна фамилия мне точно кое-что говорит.

— Вот как. И что же?

Я посмотрел на генерала, потом перевел взгляд на Зуева и вдруг спросил:

— А при вашем помощнике можно говорить?

Генерал улыбнулся и ответил:

— Можно.

— Вам виднее, — снова ответил я, — вот эта фамилия мне знакома по книге. Не знаю кто он сейчас, но в середине восьмидесятых он будет заместитель резидента и переметнется на Запад, сдаст довольно много наших агентов. Здесь не указаны инициалы, но кажется его зовут Олег, — я взял карандаш и поставил галочку напротив фамилии Гордиевского и протянул оба листа генералу.

Тот взял их в руки и по тому как он задвигал скулами, я понял, что фамилия ему знакома, и он знает кто этот человек. Наступила пауза, после которой, генерал произнес:

— Павел, подготовь пожалуйста еще списки и согласуй с Николай Аркадьевичем вопросы по, хотя нет отставить. Это потом. Оставь нас на несколько минут.

— Слушаюсь, — ответил Зуев и вышел, плотно прикрыв за собой дверь.

Я с напряжением ждал, что скажет генерал. Он посмотрел на меня сквозь стекла очков и задумчиво произнес:

— Скажите Алексей, ничего, что я вас так величаю?

— Конечно.

— Так зачем собственно говоря вы пришли к нам?

— Я хочу встретиться с кем-то близким к Андропову, а если получится, то с ним.

— Эка вы хватили. Или вы и впрямь считаете, что та информация, которой обладаете, может быть столь важной, что он должен принять вас и выслушать?

— Думаю что да.

— А может у вас черезчур развито чувство самомнения, или события, которые не столь значимые кажутся вам слишком преувеличенными?

— Нет, я так вовсе не думаю. И самомнения у меня вполне в норме, а что касается значимости информации, то полагаю, она действительно очень важна.

— Хотелось бы верить. И все же, может быть вы скажите мне, хотя бы в общих чертах, что именно вам известно?

— Все.

— Я понимаю, что все, но нельзя ли как-то поконкретнее. Поймите, я же не могу прийти на доклад к помощнику Юрия Владимировича и сказать, — тут один молодой человек хочет побеседовать по поводу будущего. Как вы думаете, что мне ответят?

— Я думаю, что если у вас не будет веских причин мне доверять, вы вряд ли пойдете, однако уже то, что приняли меня, говорит о том, что я вас заинтересовал, поэтому попробую вас все же убедить в правдивости того, что говорю.

— Попробуйте.

— Скажите, товарищ генерал, а вам приходится бывать на совещании у Андропова?

— Бывает, а что?

— А вы как-нибудь между делом поинтересуйтесь у него, что нового из стихов появилось у него за последнее время, а если у него возникнут вопросы, с чего это вдруг вы интересуетесь, вы и расскажите ему обо мне. Мне кажется, что информация подобного рода лучше любой другой, поскольку то, что Андропов пишет стихи в свободное время, мало кто знает, как вы думаете?

Генерал смотрел на меня, но в его взгляде мне не удалось прочесть даже намека на то, что его как-то удивило сказанное мной, однако он неожиданно произнес:

— Ну что же, рад был с вами познакомиться, думаю, что нам предстоит еще не одна встреча. Надеюсь вы понимаете, что наша беседа, — я позволил себе прервать его и докончил фразу, — имеет сугубо секретный характер, поэтому готов подписать необходимые документы о не разглашении беседы и прочей информации, которая мне известна.

— Вот это мне нравится в вас, а кстати, вам после окончания института, не предлагали работу в нашей организации?

— Пока нет.

— Надо подумать об этом.

— Спасибо.

Генерал вышел из-за стола и, пожав мне руку, довел до двери. Зуев был в приемной, он сидел рядом с секретарем и о чем-то с ней беседовал.

— Павел, проводи пожалуйста Алексея Михайловича, а потом зайди ко мне.

— Слушаюсь, товарищ генерал.

В воздухе уже пахло весной, хотя на улице было минус пять, но солнце светило вовсю, словно говорило, что зиме конец. Я прошелся вдоль Детского мира, спустился вниз к Большому театру, но вместо того, чтобы пройти в метро, решил пройтись по Пушкинской. Мне нравилась эта улица, много разных магазинов, а рядом со Столешниковым переулком два кафе. Больше всего мне нравилось кафе Шоколадница. Я брал всегда блинчики с шоколадным соусом, кофе и пирожное. Иногда, когда был голоден, сосиски с горошком, а на десерт желе с кусочком апельсина. Вот и в этот раз, поравнявшись с окнами кафе, я увидел, что очередь совсем небольшая, поэтому открыл дверь и вошел в кафе. Всего-то минут на пятнадцать, решил я и занял очередь.

Сняв с подноса блины и стакан кофе, я отнес поднос и устроился за столиком. Напротив сидела пара, но они уже пили чай и собирались уходить. Столик был у окна, поэтому четвертого места не было. Я ел блины и смотрел в окно. Мимо шли прохожие, был обычный рабочий день. Я ел и думал:

— Неужели у меня получится и я смогу повлиять на мир, который вокруг нас. Нет, не верится. Разве возможно, что такой маленький винтик как я может изменить ход часов истории и повернуть их если не вспять, то хотя бы изменить их движение?

Размышляя, я допил кофе и выйдя на улицу, направился домой.

Прошло два дня. В субботу, мы намеревались с Ирой съездить и навестить её родителей, поэтому после завтрака, мы оделись и выйдя на улицу, направились к трамваю, чтобы доехать до метро. Однако все вышло иначе. Мы прошли до угла и когда собрались переходить улицу, чтобы затем направиться к трамвайной остановке, прямо перед нами резко затормозила черная Волга. Я еще подумал про себя, — надо же козел, какой, видит, что люди переходят улицу, так надо обязательно рядом остановиться. Из машины вышел молодой человек и хотя я не особо всматривался в него, мне показалось, что я его где-то видел, а когда он окликнул меня:

— Алексей Михайлович, задержитесь на минутку, — я сразу вспомнил. Это был Зуев.

— Слушаю Вас.

— Ничего, если нарушу Ваши воскресные планы. Борис Петрович хотел бы с Вами повидаться.

— Да мы вот с женой к теще собрались, — начал я, но сообразил, что в подобной ситуации отказывать не приходится, поэтому только добавил, — а можно с женой?

— Отчего же садитесь, — он открыл заднюю дверь, и я пропустил вперед себя Иру, сел рядом. Зуев захлопнул дверь, прыгнул в машину и она с ходу набрала скорость. Мы выехали на Ленинградское шоссе, а потом поехали в область. Я молчал, понимая, что спрашивать неудобно, в организации, где работал Зуев и его коллеги, привыкли спрашивать, а не отвечать на вопросы. Ира сидела молча, только то и дело посматривала на меня и непрерывно теребила варежки, которые держала в руках. Она явно нервничала и потому я взял её руки в свои и тихо произнес: