Сегодняшний день начался, как и предыдущий, т. е. до 11 ч. оставался дома, а тогда в полном опять параде отправились снова во дворец на продолжение поздравлений. Сегодня была очередь дам. В голове пошли все Великие княжны, потом все придворные дамы, Штатс-дамы и Фрейлины, а потом все городские дамы, приезд ко двору имеющие, как Петербургские, так и Московские. Всего их было более 400, но эта церемония была не более 3/4 часа, и было очень забавно и не утомительно. Странно, что на двух балах мне показалось много красавиц, сегодня же их показалось очень немного, хотя были те же самые. Вероятно, это произошло оттого, что тогда мы их видели при вечернем освещении, теперь же при дневном, отчего они глядели в большинстве бледными, бесцветными, желтыми, не выспавшимися после вчерашнего бала у Долгорукова. Все они были ужасно embarrases, [18]и оттого происходило много смешных сцен. Так, каждая держит за шлейф предыдущую, чтобы его расправить и бросить на пол шагов за 20 до Императрицы; но многие так были embarrases,что они забывали шлейф бросить и так и подходили к Императрице, держа предыдущую за хвост. Другие забывали снять правую перчатку и вспоминали про это, только уже подходя к Императрице, и тогда начинали и снимать и сдирать ее, что многим так-таки и не удавалось. Иные были так растерявшись, что вовсе забывали подходить к руке Императрицы и целовать ее, а просто присядут, поклонятся и уйдут. Одним словом, все это было забавно и продолжалось недолго. Нас накормили завтраком и отпустили по домам. Вечером был парадный спектакль, который удался отлично. Новый одноактный балет „День и ночь“ очень хорош, интересен, красив и чрезвычайно понравился. Верушок была очень мила Чухонкой с длинным париком белокурым. Ну прощай. Храни Господь вас всех. Твой К.
19 мая 1883. Москва.
Сегодня я письма от моей голубушки не получал. Не могу хорошенько сообразить, отчего это произошло. Помешало ли что Тебе писать во Вторник, или Павловские письма будут сюда приходить сутками позже…
До вечера сегодня день был спокойный, ничего не происходило, и мы могли делать что хотели. Одни ездили на Воробьевы горы любоваться видом на Москву, другие ездили в Петровский дворец на конюшни любоваться золотыми экипажами, которые были употреблены во время выезда. Я же до 3 ч. оставался дома и занимался сам по себе, и принимал разных лиц, в том числе здешнего городского Голову Чичерина, которой умный и дельный человек, с которым приятно говорить. Надо мне будет словесно Тебе кое-что из этого разговора рассказать… — В 3 ч. ездил в новый Собор Спаса (храм Христа Спасителя. — Э. М., Э. Г.),освящение которого будет происходить в Четверг 26-го числа, и осмотрел его подробно. Он положительно восхитителен и без всякого сравнения превосходит Исаакиевский Собор и пропорциональностью своею, и светом, и богатством материалов. Все иностранцы им поражены, и во всей Европе нет здания, которое могло бы с ним равняться! Чудо чудес. — Заезжал потом в магазин Хлебникова, у которого прекрасные бриллиантовые вещи, и я купил по браслету для моих дочерей на память о Москве. Он тоже работал многие из блюд, поднесенных Государю с хлебом-солью, и работу его я решительно предпочитаю работе Овчинникова. — В 1/2 7-го был большой обед в Грановитой Палате для высшего духовенства и главных чинов двора. Он был менее утомителен, чем обыкновенные большие обеды, потому что мы вошли в Палату, когда все гости были уже размещены по местам, а по окончании обеда тотчас ушли без всяких разговоров и стоянок. Вечером в 1/2 11 был большой бал в зале Дворянского собрания, на котором, однако, Государь остался очень недолго и уехал в 1/2 12-го, и мы тотчас вслед за ним. Опять меня тут поразила масса хорошеньких дам и девиц. Кажется, решительно их красота зависит от вечернего освещения. Но жара была невыносимая, и я, стоя просто на месте, потел, как бывало в Орианде во время крокета, и то и делал, что вытирал платком текущий с лица пот! Каково же было танцующим?!! Про вчерашний парадный спектакль я ничего не успел Тебе написать. Роль Антониды играла красавица, моя крестница Кочетова, и пела превосходно. Перед началом спектакля я ходил на сцену, чтобы посетить ее в ее уборной. Оказалось же, что у нее уборной никакой не было, потому что все были заняты под новый балет, в котором участвовали обе труппы: и наша, и Московская, что составило такую массу народа, что ни одной свободной уборной для нее не оказалось. Она, бедная, должна была дома у себя и одеться, и гримироваться. И после окончания оперы, вся в поту, должна была в костюме ехать домой. Можешь себе представить, как это приятно. Корякин в роли Сусанина был очень хорош, а Орлов Сабининым очень плох, и голос стал какой-то глухой, сдавленный, с трудом выходящий из горла, и пел преплохо. — Балет один из лучших, которые я видывал, и постановка его и труппа несказанно красивы. Не знаю, возможно ли будет его у нас давать, потому что здесь он потребовал соединения обеих трупп. — Теперь уже 1/2 2-го, потому прощай. Храни Господь вас всех, и обнимаю Тебя, голубушку, и деток от души. Твой К.
21 мая 1883. Москва.Сегодня, в день моих именин, я получил от Тебя подарок в виде двух писем сряду, от 18-го и от 19-го числа, что доказывает, что и с дачи письма могут доходить сюда в такой же срок, как из Петербурга, когда почта в хорошем расположении духа! ‹…› Во вчерашнее мое письмо я вложил газетную статью, которую я нарочно для Тебя вырезал из С. — Петербургских ведомостей. Мне хотелось, чтоб и Ты прочла, так как у вас эта газета не получается. Меня удивил, собственно, не рассказ, потому что я знаю, какие чувства ко мне питают в Кронштадте, но то, как подобная статья в теперешнее время могла быть пропущена, как она могла появиться в печати. — Я вчера так был страшно уставши, что сегодня не мог встать ранее 1/4 10-го. Брат Миша с детьми пришел меня поздравить, пока я обувался; брат Николай с детьми, пока я умывался, а Алексей, пока я вытирался. Все они заходили так рано, потому что в 10 ч. они должны были быть за городом, в Петровском дворце, где происходил Церковный парад нескольким Полкам, которые сегодня тоже именинники; и потом была прибивка новых знамен, которые будут пожалованы Преображенскому и Семеновскому полкам в Понедельник, когда будет праздноваться их двухсотлетие. От всего этого я вчера отпросился, потому что иначе не мог бы быть у обедни. С 10 ч. моя маленькая гостиная стала наполняться. Тут собрались наличные моряки, Финляндские Офицеры и многие члены Государственного Совета. Этих я принял у себя в кабинете, а к остальным вышел в гостиную, и весь этот прием взял почти час времени. В 11 ч. я отправился слушать обедню с молебном в маленьвсую Кремлевскую Церковь Константина и Елены, которой никогда еще не видал. Она недалеко от Спасских ворот, находится на косогоре Кремлевского холма по направлению к Москве-реке. Ее почти ниоткуда не видно. Со стороны города ее закрывают Кремлевские стены, а из Кремля видны только ее зеленые две главы, потому что сама она скрыта косогором. Она премиленькая, с очень красивым и богатым иконостасом. Служба шла превосходно, и пел отлично один из Московских вольных хоров, каковых здесь много. Дома мы второпях позавтракали и в 1/4 2-го отправились в Петровский дворец на народный праздник, который происходил на Ходынском поле. Такого собрания народа, какое было сегодня, я никогда не видывал. Было несколько сот тысяч человек, говорят, что было роздано народу 450 т. порций угощения, и этого не хватило. Надо отдать справедливость Московской толпе, что она удивительно какая благодушная и благонравная и умеет себя добронравно вести, без шума, без драки, без малейшей истории или неприятности. Это было заметно и во время трех ночей иллюминации и сегодня, и это особенно поразило всех иностранцев. — А в Петербурге толпа, видно, сильно скандальничала. — В 1/44 ч. мы были дома, а в 4 ч. Государь с Императрицей очень любезно к нам заезжали, чтоб поздравить и осмотреть наше миленькое помещение. Вечером я в первый раз в жизни ездил на минутку в сад Эрмитаж, который мне очень понравился, но сегодня было там мало народу. — Весь день было, по обыкновению, наводнение поздравительных депеш, и что за тоска на них отвечать. — Скучно здесь и ужасно тянет к Тебе и деткам. Всех обнимаю. Твой К.
