Теперь же, однако, поместье понемногу приходило в упадок. Это не бросалось в глаза, но проявлялось в едва заметных мелочах. Живая изгородь нуждалась в стрижке, незначительной, но тем не менее. Кто-то оставил под дождем яркие шезлонги. У одной ставни разболталась петля, которую домашних дел мастер – если таковой здесь вообще имелся – так и не удосужился починить. Повторюсь, дело было не столько в осязаемых вещах, сколько в неуловимой атмосфере упадка.

После наступления темноты вдруг становилось ясно, насколько уединенное оно, это богом забытое место. Здесь может произойти что угодно, и кто об этом узнает?

Стемнело так, что на въезде в поместье пришлось включить фары. Под колесами хрустел песок. Было тихо, спокойно и очень жарко, поскольку с моря почти не дул ветер. Позади коттеджа, за длинной полосой влажной красноватой почвы, смутно виднелись очертания утесов, отсеченных от моря семидесятифутовым обрывом.

Тусклый свет защищенных козырьками фар выхватил из темноты открытые ворота гаража на две машины, где стоял «ягуар» Риты. Когда я сбросил скорость, из-за дома вышел человек и направился ко мне.

– Доктор, это вы? – позвал Алек.

– Я. Поставлю машину в гараж, на случай дождя. Секундочку…

Но Алек не стал ждать. Покачиваясь, он вошел в свет фар, и мне пришлось остановиться.

– Послушайте… – Он оперся на дверцу машины и обвел подъездную дорожку пристальным взглядом. – Кто перерезал телефонный провод?

Двигатель заглох, и я завел его снова. Алек даже не сердился; судя по голосу, он был лишь озадачен и расстроен. И не пьян, хоть я и почуял запах виски.

– Перерезал телефонный провод?

– Думаю, это треклятый Джонсон, – беззлобно объявил Алек. – Садовник, знаете ли. Он подглядывал за Ритой. Вернее, Рита говорит, что подглядывал. Поэтому мне пришлось его уволить. Вернее, его уволила Рита. Я терпеть не могу ссор.

– Но…

– Вот он и решил досадить мне. Ведь Джонсон прекрасно знает, что каждый вечер я звоню Андерсону в редакцию «Газетт». Мало ли, вдруг у него есть новости, не озвученные по Би-би-си. А сегодня телефон молчал. Когда я поднял аппарат повыше, провод вывалился из коробочки. Его перерезали, после чего засунули обратно.

На мгновение мне показалось, что Алек вот-вот расплачется.

– Это подлая выходка, подлая и недостойная, черт побери! – добавил он. – Ну почему меня не могут оставить в покое?

– Где Рита и мистер Салливан?

– Вообще-то, я не знаю, – оторопел Алек. – Должны быть где-то здесь. – Он повертел головой. – В доме их нет. Вернее, я не думаю, что они там.

– Может, мне сходить поискать их, раз уж мы собрались играть в карты?

– Да. Так и сделайте. А я принесу нам выпить. Но игру начнем чуть позже, если вы не против. В восемь тридцать будет интересная радиопостановка.

– Какая?

– Точно не помню. По-моему, «Ромео и Джульетта». Рита очень хотела послушать ее. Прошу прощения…

В сумерках он побрел по лысому газону, но споткнулся о какой-то предмет. Оглянулся, с достоинством приосанился – видно, побоялся, что я сочту его нетрезвым, – и неспешно направился к дому.

Я завел машину в гараж. Когда вставал с сиденья, ногу свело судорогой. На самом деле я не торопился на поиски Риты и юного Салливана. Мне хотелось улучить минутку, чтобы подумать.

Сперва я сходил за дом. Ветер здесь был холоднее, и жесткая трава припала к земле на краю утеса; на полоске влажной красной почвы не оказалось ни души. Оглохший и ослепший, не в силах что-либо разглядеть и поглощенный мыслями о перерезанном проводе, я обошел коттедж и направился к беседке.

Должно быть, меня услышали. Из беседки донесся сдавленный возглас изумления. Я оглянулся – света было достаточно, чтобы увидеть, что происходит внутри, – и ускорил шаг.

Рита Уэйнрайт то ли полусидела, то ли полулежала на циновке, брошенной на грязный деревянный пол. Голова запрокинута, руки на плечах у Салливана. Юноша тут же отпрянул от нее, и оба повернулись ко мне. Приоткрытые рты, виноватый блеск в глазах, судорожная реакция на испуг, свойственная людям в момент острых ощущений. Все это я видел мельком, краем глаза, в спешке проходя мимо беседки.

Мельком, но все же видел.

Вероятно, вы считаете, что старого коновала вроде меня не должно смутить подобное зрелище. Но я был смущен, и очень сильно. Пожалуй, сильнее, нежели эти двое. И не из-за происходившего в беседке – по сути дела, там лишь целовали миловидную женщину, – а из-за грязи на неструганом полу и ощущения, что некие силы вышли из-под контроля.

«Берегись, это опасно, – твердил внутренний голос. – Берегись, это опасно. Берегись, это опасно…»

– Доктор Люк! – сипло крикнули у меня за спиной.

Не позови меня Рита, я не остановился бы, притворившись, что ничего не видел. Этим двоим следовало бы подыграть мне, вот только совесть не позволила.

Я обернулся. В голову ударила кровь, а голос сел, отчасти от шока, отчасти от гнева. Охрип не так, как у Риты или Салливана, но все же ощутимо.

– Эй, там, в беседке! – услышал я собственный возглас, полный изумления столь лицемерного, что мне захотелось пнуть себя под зад. – Есть кто живой?

На лужайку вышла Рита. Ее смуглая кожа раскраснелась, в особенности под глазами, что свидетельствовало об учащенном сердцебиении. Она тяжело дышала. Легкий твидовый костюм и белая блуза пошли складками, и Рита украдкой разгладила юбку. За спиной у нее появился Салливан.

– Это мы! – крикнула Рита. – Мы здесь, в беседке!

– Беседовали! – кашлянув, пояснил ее спутник.

– И уже собирались в дом…

– Но увлеклись разговором. Сами знаете, как оно бывает.

Барри Салливан снова закашлялся, пытаясь избавиться от хрипотцы в голосе. Этот парень – безусловно, симпатичный, с честным взглядом и не самым волевым подбородком – год назад произвел на меня впечатление человека, вполне уверенного в себе, но то ли я ошибся, то ли Салливан влюбился в Риту с той же силой, что и она в него, и понятия не имел, как быть дальше… В общем, теперь передо мной стоял растерянный мальчишка.

Ветер трепал листья плюща на беседке. Накал эмоций между Ритой и Салливаном был настолько силен, что казалось, будто воздух вокруг них превращается в пар, и от этого ощущения невозможно было отделаться. Упала капля дождя, затем еще одна.

– Не знаю… Не помню, знакомы ли вы с Барри, – продолжила Рита так, будто, привстав на цыпочки, говорила с соседом поверх изгороди. – По-моему, вы присутствовали при первой нашей встрече. Барри, это доктор Люк Кроксли.

– Мое почтение, сэр, – вежливо промямлил Салливан, переминаясь с ноги на ногу.

– Да, я прекрасно помню мистера Салливана. – Я не удержался от язвительного тона. – Полагаю, он один из самых многообещающих актеров Вест-Энда?

Салливан наморщил симпатичный лоб, ударил себя в грудь и воскликнул:

– Кто? Я?!

– Да, ты! – подтвердила Рита. – А если еще не стал таким, то непременно станешь!

Мальчишка смутился сильнее прежнего.

– Не хотелось бы выходить в море под чужим флагом, сэр, – сказал он.

– Не сомневаюсь, что вам этого не хочется, мистер Салливан. Не сомневаюсь.

– Он имел в виду… – начала Рита.

– Что он имел в виду, моя милая?

– Послушайте. У меня не было аншлагов в Вест-Энде, – сказал Салливан. – Лишь парочка провинциальных ангажементов, и не на самые блестящие роли. Последние два года я продаю автомобили в компании «Лаутер и сын». – Взгляд его черных глаз с асимметричными впадинами под нижними веками переместился на Риту. – Я не заслуживаю…

– Заслуживаешь! – перебила его Рита. – И не вздумай говорить иначе!

В таком состоянии они могли бы выложить все как на духу – по крайней мере, такое у меня сложилось впечатление, – не заметь Барри Салливан, что начался дождь. Он поднял глаза к небу. Осмотрел свой безупречный пиджак свободного покроя, фланелевые брюки, заправил шелковый платок под воротник рубашки – короче, сделал все, чтобы спрятать разочарование и конфуз за какой-нибудь деятельностью.