– Вообще-то, нет, не знал.

Она впилась в меня напряженным взглядом:

– Он не даст мне развода, даже если попрошу. Но разве вы не понимаете, что дело не в этом? Страшно подумать, что я причиню ему боль. Страшно представить его лицо, если я решусь все рассказать. Он был невероятно добр ко мне. А теперь он старик, и у него нет никого, кроме меня.

– Да. Это действительно так.

– Поэтому, даст он мне развод или нет, не могу же я просто сбежать, оставив его в одиночестве! Но и отказаться от Барри я тоже не в силах. Просто не могу! Не представляете, каково это, доктор Люк! Барри ненавидит всю эту секретность не меньше, чем я. Он не станет ждать вечно; и, если я не потороплюсь, трудно сказать, что будет дальше. Ох, как же все запуталось! – Рита уставилась в дальний угол потолка. – Вот если бы Алек умер, или что-то в этом роде…

В голове промелькнула тревожная мысль.

– Что, – похолодел я, – вы собираетесь сделать?

– В том-то и беда, что не знаю!

– Рита, как давно вы замужем?

– Восемь лет.

– С вами когда-нибудь случалось нечто подобное?

И снова этот бесхитростный взгляд.

– Нет, доктор Люк, – с мольбой воззрилась на меня Рита. – Клянусь, такого не было! Вот почему я уверена, что это настоящая страсть, любовь всей жизни. Я читала о ней и даже упоминала ее в стихах, но представить не могла, какова она на самом деле!

– Допустим, вы сбежите с этим парнем…

– Поверьте, такого у меня и в мыслях нет!

– Тем не менее допустим. Как вы будете жить? Есть ли у него деньги?

– Боюсь, он небогат, но… – И снова Рита чуть не проболталась – и снова, увы, решила смолчать. Она закусила пухлую нижнюю губу. – Не говорю, что финансовый вопрос не следует принимать во внимание, но думать о нем в такие времена?.. К тому же меня беспокоит Алек. Всегда только Алек, Алек, Алек!

Тут она заговорила языком романов, и это был пугающий монолог, поскольку каждое слово звучало всерьез.

– Его лицо будто призрак, из раза в раз возникающий между мною и Барри. Я желаю ему счастья, и в то же время никто из нас не может быть счастлив.

– Скажите, Рита, вы когда-нибудь любили Алека?

– Да, любила. По-своему. Когда мы только познакомились, он меня очаровал. Называл меня Долорес. Ну, вы поняли. В честь Долорес, воспетой Суинберном.

– А теперь…

– Ну что тут скажешь? Он меня не поколачивает, ничего такого. Однако…

– Давно ли между вами не было отношений? В физическом смысле?

– Говорю же, доктор Люк, – с трагической миной ответила Рита, – дело не в этом! Роман с Барри – нечто совершенно иное. Как духовное перерождение. И хватит потирать лоб! Хватит надменно смотреть на меня поверх очков!

– Я лишь…

– Это неописуемо. Я помогаю Барри с его творчеством, он помогает мне с моим. Однажды он станет великим актером. Когда я так говорю, он только смеется, но это правда, и я могу ему посодействовать. И в то же время это не решает моих специфических проблем, а они буквально с ума меня сводят. Ну конечно же, мне нужен ваш совет, хотя я заранее знаю, каким он будет. Но больше всего мне нужно поспать. Хотя бы одну ночь. Прошу, умоляю, дайте какое-нибудь снотворное!

Через пятнадцать минут Рита ушла. Я стоял и смотрел, как она шагает по дорожке вдоль живой изгороди из лавровых кустов. У самой калитки она заглянула в сумочку, будто проверяя, на месте ли какой-то предмет. Рассказывая свою историю, она была на грани истерики, но теперь пришла в себя. Судя по тому, как Рита разгладила волосы и расправила плечи, ею овладели дерзкие мечты. Теперь ей не терпелось вернуться домой, в «Монрепо», к Барри Салливану.

В субботу вечером, тринадцатого июня, я отправился к Уэйнрайтам играть в карты.

Духота предвещала грозу. Ситуация – во многих отношениях – становилась критической. Франция капитулировала; фюрер находился в Париже; обезоруженные и обескровленные британские войска беспорядочно отступили на побережье, где вскоре им предстояло держать оборону, и теперь зализывали раны. Но мы все еще находились в относительно бодром расположении духа, и я радовался жизни не меньше остальных. «Теперь мы объединились, – говорили мы, – и все наладится». Бог знает почему.

Даже в тесном мирке Линкомба грядущая трагедия ощущалась не менее отчетливо, чем внезапный стук в дверь. На следующий день после встречи с Ритой я побеседовал с Томом и узнал о делах Уэйнрайтов и Салливана кое-что новенькое.

– Может кончиться скандалом? – эхом отозвался Том, собирая саквояж перед утренним обходом. – Может? Скандал уже разгорелся вовсю!

– Хочешь сказать, по деревне ходят сплетни?

– Сплетни ходят по всему Северному Девону. Не будь войны, все только и говорили бы об этих двоих.

– Ну а я? Почему мне не сказали?

– Дорогой мой папенька, – произнес Том свойственным ему приторно-любезным тоном, – ты же дальше собственного носа не видишь. И с тобой никто не сплетничает. Ведь тебе такое неинтересно. Дай-ка усажу тебя в кресло…

– Идите к черту, сэр, не настолько я немощный!

– Согласен, но сердце надо беречь, – сказал мой педантичный сынок. – Так или иначе, – он защелкнул саквояж, – я в толк не возьму, как люди могут вести подобный образ жизни и думать, что никто ничего не замечает. Эта женщина совершенно потеряла голову.

– Ну а что… что говорят люди?

– Что злодейка миссис Уэйнрайт ввела в искушение невинного юношу. – Том покачал головой и выпрямился во весь рост, готовясь прочесть очередную лекцию. – Кстати говоря, в медицинском и биологическом смысле это не выдерживает критики, поскольку…

– Мне в достаточной мере известно, откуда берутся дети, молодой человек, и твое присутствие в этом мире служит тому подтверждением. Значит, все сочувствие достается Салливану?

– Да, если это можно назвать сочувствием.

– Что он за птица, этот Барри Салливан? Ты не знаешь?

– Мы незнакомы, но говорят, что он приличный парень. И при этом транжира, типичный янки, ну и так далее. Не удивлюсь, если они с миссис Уэйнрайт сговорятся убить старика.

Эти слова Том произнес с видом мудреца, предрекающего будущее. Сам он в это не верил; просто таков был его способ делиться знаниями – или предположениями, – но его фраза прозвучала в унисон с неприятными мыслями, что крутились у меня в голове, и я отреагировал на нее так же, как любой отец.

– Чушь! – сказал я.

– Ты так думаешь? – важно спросил Том, покачиваясь на пятках. – Вспомни Эдит Томпсон и Фредерика Байуотерса. Вспомни Альму Раттенбери и Джорджа Стоунера. Вспомни… Да их, наверное, пруд пруди. Замужняя женщина средних лет западает на юнца…

– Юнца? А ты не юнец? Тебе каких-то тридцать пять лет!

– И как действуют все эти люди? – осведомился Том. – Безрассудно, вот как! Никто не просит развода. Нет, они теряют голову и убивают мужей. Такое случается в девяти случаях из десяти. Только не спрашивай почему.

«Поговори с кем-то из них, сынок. Оцени нервную дрожь, смятение, утрату самоконтроля. Тогда, быть может, поймешь».

– Но довольно пустой болтовни. – Он топнул ногой и подхватил саквояж. Том рослый, широкоплечий, русоволосый, как и я в его возрасте. – У меня любопытный случай неподалеку от Эксмура.

– Должно быть, нечто экстраординарное, раз ты называешь случай любопытным.

– Не столько случай, сколько пациент, – усмехнулся Том. – Старикан по фамилии Мерривейл. Сэр Генри Мерривейл. Он остановился у Пола Феррарза, на ферме «Ридд».

– Что с ним случилось?

– Сломал большой палец на ноге. Показывал какой-то фокус – даже не представляю, какой именно, – и сломал большой палец. Стоит съездить туда хотя бы для того, чтобы послушать, как он изъясняется. На следующие шесть недель усажу его в кресло-каталку. Но если тебя интересует последняя выходка миссис Уэйнрайт…

– Да, интересует.

– Тогда попробую выведать что-то у Пола Феррарза. Разумеется, тайком. Думаю, он неплохо знает эту женщину. Примерно год назад Пол написал ее портрет.