Он обрушил дождь благоговейных поцелуев на бледный шелк ее бедер, потом коснулся языком горячей розовой развилки между ними. Камелия застонала и изогнулась на кровати, открывая себя ему. Запустив пальцы в волосы Саймона, она обхватила его стройными ногами. Он пробовал ее на вкус, лаская темный сладкий водоем, пока ее дыхание не превратилось в частые всхлипы, а бедра не сжали его. Саймон развел ее ноги и скользнул внутрь пальцем, неторопливо отыскивая самые интимные секреты ее тела и не переставая ласкать ее языком.

Камелия извивалась, принимая удовольствие, которое он ей дарил, и желая большего. Саймон погрузил в нее другой палец и ускорил ритм, чувствуя, как нарастает ее желание. Ее тело напрягалось, грудь вздымалась, умоляющий шепот нарушил тишину палатки. Камелия отчаянно стремилась к тому, что Саймон пытался ей дать.

Снова и снова он целовал ее, чувствуя, что сходит с ума от рвущегося через край желания, когда она отвечала на его страстные прикосновения. Ее тело вдруг выгнулось, и Камелия вскрикнула. Ее экстаз был столь мощным, что едва не разрушил остатки его самообладания. Саймон распростерся на ней, погрузившись в нее, и спазмы ее кульминации снова и снова сжимали его.

Потом он начал двигаться в ней, пытаясь обрести хоть какое-то подобие контроля над собой, а она, обхватив руками, тянула его к себе и целовала.

Саймон хотел замедлить темп, продлить удовольствие, дать ей время понять, что происходит между, ними, хотя он сам едва это понимал. Но его тело предало его. Он так долго ждал момента, когда снова окажется в ней, что не смог медлить, точно так же как не мог предотвратить наступление утра. Застонав, он пылко целовал и ласкал ее, проникая все глубже.

Он хотел ее с ошеломляющим отчаянием, как никогда прежде. Это было мучительно, поскольку у Саймона хватало разума понять, что Камелия никогда не будет принадлежать ему. Камелия принадлежит суровой и прекрасной Африке, живет совершенно чуждой ему жизнью, к которой он никогда не сможет привыкнуть. Саймон входил все глубже и целовал Камелию, прижимая к скрипучей кровати. И она двигалась вместе с ним, поднимаясь и падая с каждым толчком, подстроившись под его ритм и торопя его.

Внезапно он рухнул в пучину тьмы и света и закричал. Это был крик экстаза и отчаяния, потому что Саймон знал, что, когда все закончится, Камелия снова уйдет от него. Он обнял Камелию и припал к ее губам с отчаянной властностью, желая заставить ее понять, что ее тянет к нему гораздо больше, чем к Африке. Он лежал на ней, накрыв своим жаром, силой, желанием, но чувствовал, что она начала потихоньку отодвигаться от него. Уткнувшись в ее шею, Саймон крепче сжал Камелию, не желая расставаться с ней.

«Останься со мной», – безмолвно умолял Саймон, зная, что это безнадежное заклинание. Он мягко отбросил золотистую прядь с ее лба, потом провел пальцем по сладким изгибам ее щеки, носа и подбородка, пытаясь запомнить каждую деталь. Это было для Саймона пыткой, но он сделал это, чтобы навсегда запомнить, каково быть вместе с ней.

Камелия лежала под ним, их сердца стучали рядом. От захлестнувших ее эмоций она чувствовала себя хрупкой и испуганной. Она этого не хотела, говорила себе Камелия, но знала, что это ложь. Долгие недели ее преследовали воспоминания о ласках Саймона, о его поцелуях и жарких руках. Конечно, все это неправильно. Камелия прекрасно это понимала. Саймон принадлежал ей не больше, чем она ему. Ее сердце и ее жизнь – в Африке, а он вернется в Лондон, где будет счастлив, запершись в душной и тесной лаборатории, и никто не станет беспокоить его обыденными просьбами. В его жизни, точно так же как и в ее, нет места для брака и детей. Она поняла все это с болезненной четкостью.

И тем не менее не шевелилась.

– Мне нужно идти, – наконец тихо произнесла она, совершенно не желая уходить, но чувствуя, что должна сказать это.

Саймон, подняв голову, посмотрел на Камелию. Слезы блестели в ее глазах, пристальный взгляд был полон сожаления.

– Это не звезды, Камелия, – хрипло сказал он. – На этот раз не звезды свели нас.

Она смотрела на Саймона, загипнотизированная мягкими интонациями его голоса, нежностью его власти над нею, восхитительным ощущением его красивого тела, вжимающего ее в тонкий матрац.

– Тогда что?

Он потянулся вниз и поймал серебристую слезу, бежавшую по ее щеке.

– Не знаю.

Камелия прикрыла глаза, не в силах смотреть на него. Она отдала ему часть своей души и не могла смириться с этим.

– Я не могу оставить Африку, Саймон, – прошептала она прерывающимся голосом. – Не могу.

Слезы быстрее покатились по загорелой щеке и золотистому шелку волос. Камелии дорого далось это признание, понял Саймон, чувствуя, как сжимается его сердце. Она старалась быть с ним честной. Но ее слова почти не имели значения. Он уже знал о ее глубокой связи с этим странным диким местом.

И если думал, что мог ослабить эту связь, пытаясь привязать Камелию к себе, то ошибался.

– Я не прошу тебя уехать, Камелия, – сказал он, поглаживая ее волосы. – Но и ты должна понять, что я не могу остаться здесь. У меня есть работа, родные и жизнь, которую я создал себе в Англии и Шотландии. Я не могу оставить все это, чтобы жить в африканской глуши. Это твой мир и твоя жизнь, а не моя.

Камелия проглотила ком в горле, сильнее прижимаясь к нему.

– Я понимаю.

Саймон недоверчиво посмотрел на нее.

– Понимаешь?

Она кивнула.

– Мне нужно идти, – прошептала она.

– Останься со мной, Камелия, – нежно настаивал Саймон. Он не хотел, чтобы она уходила. Ни сейчас, ни когда– либо. – Ненадолго.

Камелия покачала головой. Она не могла остаться с ним ни минуты дольше. Ее сердце медленно разрывалось пополам, и она не думала, что сможет вынести это.

– Позволь мне уйти, Саймон. – Камелия попыталась встать, но он не шелохнулся. – Пожалуйста.

У него не было выбора. Он откатился в сторону, нашел брюки и повернулся к ней спиной, давая ей время одеться.

Камелия торопливо возилась с крючками корсета и завязками нижних юбок. Наконец одевшись, она пробралась к выходу из палатки.

Саймон повернулся, чтобы пожелать ей спокойной ночи.

Но она уже ушла, и только полог палатки шелестел ей вслед, да слабый аромат цитрусовых и цветущих лугов плыл в ночном африканском воздухе.

Все не так, как должно быть.

Зареб нахмурился, увидев, как Камелия выскочила из палатки Саймона с рассыпанными по спине волосами, сжимая жакет, наброшенный на кое-как застегнутую блузку. Хотя было слишком темно, чтобы разглядеть ее лицо, Зареб безошибочно ощутил исходящее от Камелии отчаяние.

Это неправильно.

Он стареет, решил Зареб, чувствуя охватившие его гнев и досаду. Только старостью объясняется, что он заранее не почувствовал боль, которую Кент причинил его обожаемой Тише. Он не ожидал, что его дар ослабнет с возрастом, и никогда полностью не понимал свои возможности. Мать предупреждала его, что способности могут ослабевать и усиливаться в зависимости от того, что с ним происходит. Именно по этой причине Зареб решил не жениться. Бесчисленные требования жены и детей иссушили бы его силу и затуманили внутренний взор. И хотя порой дар предвидения становился проклятием, бывали и другие времена, когда он приносил неописуемое удовольствие. У Зареба было ощущение, что он сильнее связан с силами неба и земли, чем самые могущественные колдуны.

Но какой смысл в этих способностях, сердито задумался Зареб, если он не сумел предотвратить страдания самого дорогого ему человека?

– Иди к ней, – сказал он Оскару, который, устроившись у него на плече, грыз печенье. – Ты ей нужен.

Спрыгнув на землю, Оскар помчался к палатке Камелии.

Зареб в настороженной тишине всматривался в темный силуэт Саймона за пологом палатки. Неужели он ошибся, решив, что этот странный белый человек с огненными волосами в мятой одежде поможет победить темный ветер Пумулани? И даже если Кент победит те силы, что лорд Стамфорд невольно выпустил на свободу, начав раскопки, чего будет стоить Тише его присутствие?