– Джек и Оливер только что рассказывали нам о ваших детских проделках, – улыбаясь, объяснила она. – Похоже, еще тогда вы стремились все улучшить.

– Меня всегда интересовало, как что работает, – ответил Саймон, отцепив лапы Оскара от своей шевелюры. – Как только это поймешь, можно сосредоточиться на усовершенствовании.

– Многие вещи не нуждаются в улучшении, – философски заметил Оливер.

– Например?

– Например, небо, – подсказал Оливер. – Все эти звезды были тысячи лет и будут еще столько же. Тут нечего улучшать, можно только стоять и наслаждаться видом.

Саймон поднял глаза и нахмурился.

– Если мы хотим изучить звезды, то нуждаемся в оборудовании, а его всегда можно улучшить. Когда-нибудь я сделаю телескоп, который позволит видеть планеты более ясно.

– Для чего нужно видеть планеты, когда над нами все эти звезды? – нетерпеливо возразил Оливер. – Думаю, для твоего пристального взгляда их больше чем достаточно.

– Я хотел бы видеть еще дальше.

– Зачем?

– Потому что мне любопытно, что там. Я хочу знать о вещах, которые непросто увидеть.

– А тебе не приходило в голову, что есть вещи, не предназначенные для твоих глаз?

Саймон пожал плечами:

– Думаю, если для моих глаз что-то не предназначено, то я этого и не увижу.

– Следующее, что ты попытаешься увидеть, это дорога на небеса, и сам Господь скажет: «Хватит, молодой Кент, не лезь куда не следует».

– Когда Бог скажет это, я буду смотреть куда-нибудь еще, Оливер, – беззаботно ответил Саймон. – На свете еще много непознанного, оно ждет своего часа.

– Всем добрый вечер, – поднялся на палубу Эллиот. – Уже немного поздно и воздух холодный, ты так не думаешь, Камелия?

– Мне хорошо, Эллиот, – заверила его Камелия. – Мы любуемся прекрасным ночным небом.

– Как наши дела, капитан Кент? – не поднимая глаз, спросил Эллиот. – Мы идем по графику?

– За последние дни мы прошли большое расстояние, – сказал Джек. – Но впереди по курсу плохая погода, которая, вероятно, задержит нас на день-другой. Надеюсь, мы сумеем наверстать отставание.

– Плохая погода? Что вы хотите этим сказать? – усмехнулся Оливер. – Небо такое ясное, что чище не бывает.

– На юго-востоке темная туча.

– Что, вот эта крошечная тень? – фыркнул Оливер. – Это маленькое облачко, потерявшее мамочку.

– Мамочка как раз позади него, – ответил Джек, удивленный сравнением Оливера. – Да и папочка тоже.

– Капитан прав, – глядя вдаль, прищурил глаза Зареб. – Надвигается шторм. Я это чувствую.

– Наверное, тогда нам нужно набрать скорость, – предложила Камелия. – И проскочить раньше, чем разразится шторм.

– К сожалению, он прямо по курсу, и мы просто раньше с ним встретимся, – сказал ей Джек. – Не волнуйтесь, «Независимость» на своем веку повидала немало плохой погоды.

– Ваше судно, может, и привыкло к этому, но желудок этого парня не так крепок, – кивнул в сторону Саймона Оливер. – Если он еще три дня проведет, уткнувшись носом в ведро, то, когда доберемся до Кейптауна, от него кожа да кости останутся.

– Значит, с тех пор, как мы отправились, у вас были тяжелые времена, Кент? – с некоторым превосходством спросил Эллиот. – Как я понимаю, вы не привыкли к океанским путешествиям?

– Все в порядке.

На самом деле Саймон чувствовал себя словно выжатый лимон, но не имел желания сообщать это Уикему. Его раздражало, что на всех остальных качка совершенно не действовала, а он, страдая от тошноты, валялся на узкой корабельной койке в своей каюте.

– Надеюсь, что это так. В Пумулани вам понадобятся вес ваши силы.

– Не беспокойтесь обо мне, Уикхип, – заверил его Саймон. – Привыкнув к движению, я понял, что море мне очень нравится. А сейчас извините, я вернусь к своим чертежам. Увидимся утром. Доброй ночи.

Весело насвистывая, он пошел на нижнюю палубу.

Он ненавидел этот проклятый океан.

Это было его единственной мыслью, когда Саймон растянулся на койке, отчаянно вцепившись двумя руками в матрац. Слава Богу, тошнота спала, но шторм, который предсказывал Джек, превратил океан в бушующий ад. «Независимость» то поднималась на волне, то проваливалась в бездну, заставляя внутренности Саймона метаться от горла к паху.

Как можно вынести это беспрестанное мучительное движение? И как это физически возможно, что огромный металлический пароход швыряет словно щепку?

«Если я переживу эту чертову поездку, больше ноги моей на судне не будет». Саймон страдальчески наблюдал, как металлический таз и кувшин соскользнули с умывальника и с грохотом свалились на пол. «До тех пор, пока не построю корабль, который не будет мотать по волнам, словно детскую игрушку».

Сглотнув, Саймон закрыл глаза, но стало только хуже. Он открыл глаза и уставился на стол, пытаясь сосредоточиться на стопке книг и чертежей. Наверное, нужно встать и попытаться работать, это поможет отвлечься от качки. Книги медленно заскользили с одного конца стола на другой. Саймон смотрел на них, не в силах решить, что хуже: наблюдать движение книг и сознавать качку или просто закрыть глаза и ощущать движение. Наконец книги съехали со стола, а вслед за ними перо и чернильница.

Все правильно. Наблюдать определенно хуже.

Саймон закрыл глаза, пытаясь отбросить все ощущения. Он решил выйти на палубу, думая, что свежий океанский воздух, возможно, восстановит его силы. К тому же, если снова навалится тошнота, гораздо удобнее просто перегнуться через борт и извергнуть содержимое желудка в океан, который причинял ему столько страданий. Но сползти с койки, пройти по качающемуся коридору, одолеть содрогающийся трап – все это требовало больших физических усилий, которые он, вероятно, не мог совершить. Поэтому Саймон просто лежал, вцепившись в матрац и размышляя, не выпить ли очередную порцию отвратительного эликсира Юнис. Если его не убьет океан, лекарство Юнис его точно доконает.

Сейчас эта возможность показалась Саймону чрезвычайно привлекательной.

Внезапно в его страдания ворвался оглушительный стук в дверь.

– Мистер Кент! Это Зареб. Пожалуйста, идите скорее!

Саймон кое-как сполз с кровати, шатаясь, подошел к двери и рывком открыл ее. В коридоре стоял перепуганный Зареб.

– Она умирает, мистер Кент… сэр, – ломающимся голосом прошептал Зареб. – Пришел темный ветер, и я не могу прогнать его.

Страх пронзил Саймона, отгоняя все мысли о собственном недомогании.

– Что значит – умирает?

– Темный ветер, – повторил Зареб, словно думая, что Саймон должен знать, о чем он говорит. – Он наконец настиг ее. Я пытался отогнать его, но он слишком силен. Идемте!

Пожилой африканец помчался по коридору, его яркие разноцветные одежды трепетали, как перья экзотической птицы. Саймон побежал за ним.

Когда Зареб открыл дверь, из каюты Камелии повалил густой едкий дым.

– Пожар! – задыхаясь, закричал Саймон, влетев в заполненную дымом каюту. – Камелия!

– Нет-нет, это не пожар, – быстро уверил его Зареб. – Я пробую отогнать злых духов.

Саймон заморгал от едкого дыма. Камелия, дрожа, лежала на полу в одной ночной рубашке. Рядом устроились Оскар, Харриет и Руперт. Серый туман окутывал тускло освещенную каюту зловонной сладковатой пеленой. Вокруг Камелии песком был очерчен круг, у ее головы, рук и ног стояли горшки, изрыгающие отвратительный дым. Когда Саймон вошел, Камелия слабо подняла голову, едва сумев дотянуться до таза, и ее тело содрогнулось от сильнейшего приступа тошноты. Кинувшись к Камелии, Саймон встал на колени, мягко отбросил с ее лица волосы и придержал голову.

– Успокойтесь, Камелия, – бодро произнес он, пытаясь изобразить спокойствие, которого не испытывал. Когда приступ тошноты наконец стих, Саймон прижал Камелию к себе, ужаснувшись призрачной бледности ее кожи.

– Я умираю, – прошептала Камелия, ее слова едва слышались сквозь гул судна.

– Нет, – твердо возразил Саймон. – Если я переживу этот мучительный рейс, Камелия, то вы уж тем более. – Он начал поднимать ее на руки.