– Блейк, а не можем мы остаться? Здесь так красиво.

Мы стояли на кладбище среди сверкающих цветов. Мириам со смехом вскинула руки к солнцу:

– Еще немножко? А, Блейк?

Над нашими головами порхала стайка колибри. Мириам шагала легко и уверенно, смотрела на мир живыми глазами восторженной школьницы. Омоложенная двумя днями смерти, она казалась в этой скромной приходской церкви экскурсанткой из некоего нового, молодого мира.

– А где все? Где мама и отец Уингейт?

– Они уже ушли. – Я вел ее по проходу между могилами к воротам кладбища. – И Старк тоже, и дети, и все остальные. В городе не осталось никого, кроме нас с тобой.

Я уже готовил себя к расставанию. Я знал, что Мириам скоро перейдет в мир, для которого Шеппертон – не более чем скромная, пусть и ярко меблированная прихожая. Я прижимал ее обнаженные плечи к своей груди, вдыхал горячие запахи ее тела, пересчитывал родинки на ее коже, крупинки засохшего ушного воска. Мне хотелось навечно оставить эту юную женщину здесь, украшать ее волосы венками из цветов, взошедших из моей страсти. Но птицы все слетались к нам и слетались. Они сидели на каждом подоконнике и карнизе, теснились на крышах киностудии. Я снова почувствовал, что город смыкается, сгоняет птиц к своему центру, к нам. Огромные кондоры посматривали уже вверх, ежесекундно готовые занять свое место в небе.

– Мириам, тебе пора.

– Я знаю, Блейк. А ты пойдешь со мной?

Мириам тронула мой лоб, словно проверяя температуру, – школьница, играющая во врача. Каждая минута, проведенная здесь, делала ее на год младше. Она нагнулась и подхватила ладонями маленький клочок черных слипшихся перьев с болтающейся на длинной шее головой – дрозденка, обессиленного необычным воздухом.

– Блейк, а он сможет улететь?

Я взял у нее птенца и зарядил его своей энергией. Из моих рук рванулась крупная, с фрегата размером, птица; в тот же самый момент недвижный воздух ожил. Над кладбищем взметнулся миниатюрный смерч. Красноголовые копья хлестали нас мягкими наконечниками, торопили в небо. Мириам сражалась со своими волосами, вскинувшимися вверх, в кружение перьев и цветочных лепестков.

Вихрь метался среди могил, как огромный волчок, подгоняемый и раскручиваемый тысячами крыльев; птицы поднимались в небо. Мириам покачнулась, и я схватил ее за руки:

– Пора, Мириам! Пора улетать!

Мы обнялись, вбирая друг друга в себя. Я чувствовал ее крепкое тело, ее нежные губы в моих губах, ее груди на своей синяками покрытой груди.

– Блейк, возьми их с нами! Всех, Блейк, даже мертвых!

Сплетенные вместе, мы влились в облако существ, заполнившее небо над кладбищем. Мы плыли в живом воздухе, поднимались долгими тропами солнца.

Мы позвали с собой птиц, желанных гостей на воздушной свадьбе. Мы расходились и снова сливались в просторе, озаренном тысячецветными перьями птиц, – армада пернатых химер, парившая над крышами оставленного города.

Глядя на крошечные машины, ползущие по далекому шоссе, я выпустил Мириам из себя и украсил ее крыльями альбатроса. Она, в свою очередь, украсила меня клювом и когтями кондора.

Везде, куда ни кинешь взгляд, в воздух вздымались несметные сокровища жизни. Без сожаления покидая родную среду, вырывались из реки рыбы серебристыми струями перевернутого водопада. Над парком воспарило трепетное стадо робких оленей. Полевки и белки, змеи и ящерицы, мириады насекомых – все они неукротимо стремились вверх. Растворяясь в этих воздушных легионах, мы с Мириам слились в последний раз. Вбирая их в себя, я химе-ризовался, стал общим кратным всех существ, проходивших через портал моего тела в высший мир. Из моей головы струились потоки химерических существ. Я растворялся в этих сливающихся и разделяющихся формах, объединенных единым пульсом, бесконечнокамерным сердцем бесконечно огромной птицы, частями которой мы стали.

Под конец к нам поднялись и мертвые, вызванные из кладбищенских могил, из праха пустынных улиц, из рек, болот и заброшенных ям. Землю окутали мрачные миазмы, воздушный саван, грозивший погубить небо и деревья, однако его тут же озарили, рассеяли светильники паривших над ним живых существ.

В последний момент я услышал голос Мириам. Она удалялась от меня, от сверкающих врат, которыми уходили к солнцу все эти существа, наименьшие и высшие, живые и мертвые.

– Жди нас, Блейк.

Я стоял на берегу, жалкие лохмотья летного комбинезона валялись у моих ног на влажном песке. Хоть я и был наг, кожа моя все еще помнила тепло существ, проходивших сквозь меня, согревая по пути каждую клетку. Глядя в небо, я видел последние отблески света, устремленного к солнцу.

Шеппертон окончательно онемел, оставленный теперь и птицами. Пустая река толкала мои ноги – спящий, бездумно ворочающийся во сне. Заброшенный парк, пустые дома.

«Сессну» совсем уже залило, обрубки крыльев кренились под напором течения. Затем у меня на глазах фюзеляж повернулся и начал уходить на глубину. Когда река совсем его унесла, я прошел по пляжу к каменной могиле древнего крылатого существа, чье место займу теперь я. Я лягу в эту трещину древнего отложения на ложе, приготовленное мне миллионы лет назад.

Я упокоюсь там в мире, точно зная, что Мириам вернется. Затем мы уйдем вместе с жителями всех соседних городов – и всего большого мира. На этот раз мы сольемся с цветами и деревьями, пылью и камнями, со всем минеральным миром, радостно растворяясь в море света, иже есть вселенная, порожденная душами живых, радостно вернувшимися к ее истокам. Я уже вижу, как мы взмываем в небо, отцы, матери и дети, как мы стремим свой полет над поверхностью Земли – благодатные смерчи, свисающие с полога вселенной в последнем, ликующем бракосочетании одушевленного и неодушевленного, живого и мертвого.