— Как я понимаю, мистер Романович не узнает, что у него билет только в одну сторону.

— Нет, мэм. Я ему солгу. Предоставьте это мне. Что бы вы обо мне ни думали, лгун я умелый и изобретательный.

— Если ты еще играешь на саксофоне, тогда от тебя исходит двойная угроза.

По мере приближения ленча активность на кухне нарастала. Теперь уже пели не две монахини, а четыре, и не на испанском, а на английском.

Все десять пирогов покрывала шоколадная глазурь. Выглядели они потрясающе аппетитными.

Закончив смешивать большую миску ярко-оранжевого апельсинового масляного крема, Родион Романович наполнил им большой кулинарный шприц и разукрашивал первый пирог.

Когда я возник рядом с ним, он не поднял головы, но сказал:

— А вот и вы, мистер Томас. И, как я вижу, надели лыжные ботинки.

— В носках я ходил так тихо, что пугал сестер.

— Вы уходили, чтобы поиграть на цимбалах?

— Цимбалы — пройденный этап. Сейчас меня больше интересует саксофон. Сэр, вы бывали на могиле Джона Диллинджера?[21]

— Как вы, очевидно, знаете, он похоронен на кладбище Краутон-Хилл. Я видел могилу преступника, но на кладбище приходил, чтобы засвидетельствовать мое почтение покойному писателю Буту Таркингтону.

— Бут Таркингтон удостоен Нобелевской премии, — ввернул я.

— Нет, мистер Томас. Бут Таркингтон[22] удостаивался Пулитцеровской премии.

— Как я понимаю, вы должны это знать, будучи библиотекарем Библиотеки штата Индиана, расположенной в доме сто сорок по Северной Сенатской авеню, где хранятся тридцать четыре тысячи наименований книг как об Индиане, так и написанных писателями из Индианы.

— Больше тридцати четырех тысяч, — поправил меня Романович. — Мы гордимся этим числом, и нам не нравится, когда его уменьшают. Возможно, в следующем году у нас будет уже тридцать пять тысяч наименований книг об Индиане и написанных писателями из Индианы.

— Bay. Это будет повод для праздника.

— Я наверняка испеку не один пирог.

Разговаривая со мной, он продолжал украшать пирог витиеватым рисунком, и рука его ни разу не дрогнула.

Если бы он уж очень не напоминал хамелеона, сидящего на ветке дерева в ожидании, когда подлетит бабочка, и цветом замаскировавшегося под эту ветку, я, возможно, начал бы сомневаться в том, что он — потенциальный злодей.

— Раз уж вы — верзила, у вас должен быть опыт езды по снегу.

— Да, мне частенько приходилось иметь дело со снегом, и в приютившей меня Индиане, и на моей родине — в России.

— У нас в гараже два вездехода, каждый оснащен плугом-снегоочистителем. Нам нужно отогнать их в аббатство и привезти сюда несколько братьев.

— Вы просите меня сесть за руль одного из вездеходов, мистер Томас?

— Да, сэр. Если вы сядете, я буду вам очень признателен. Мне не придется ездить в аббатство дважды.

— А для чего братьям ехать в школу?

— Для того, чтобы помочь сестрам в случае, если из-за бурана прекратится подача электроэнергии.

Он нарисовал миниатюрную розу, закончив украшение одного из углов пирога.

— Разве у них нет аварийного электрогенератора?

— Да, сэр, разумеется, есть. Но мощность его недостаточна. Где-то придется отключить освещение, где-то обогрев, перейти на камины. И сестра Анжела хочет, чтобы поломка генератора не застала ее врасплох.

— Неужели бывало, что аварийный генератор выходил из строя одновременно с обрывом проводов?

— Не знаю, сэр. Я так не думаю. Но по собственному опыту знаю, что монахини предпочитают подстраховываться на все случаи жизни.

— Я не сомневаюсь, мистер Томас, что если бы монахини проектировали и обслуживали атомную станцию в Чернобыле, мы бы обошлись без ядерной катастрофы.

Интересный поворот.

— Вы из Чернобыля, сэр?

— У меня есть третий глаз и второй нос?

— Не вижу, сэр, но большая часть вашего тела скрыта под одеждой.

— Если мы когда-нибудь окажемся на одном пляже, мистер Томас, вам представится возможность увидеть скрытое сейчас. Я могу украсить эти пироги или мы должны спешить?

Брату Костяшки и остальным требовалось как минимум сорок пять минут, чтобы собрать все необходимое для поездки.

— Доведите дело до конца, — ответил я. — Пироги выглядят потрясающе. Как насчет того, чтобы встретиться со мной в гараже в двенадцать двадцать пять?

— Можете рассчитывать на меня. К тому времени я закончу с пирогами.

— Благодарю вас, сэр, — я уже двинулся к двери, потом вновь повернулся к нему. — Вы знаете, что Коул Портер[23] был верзилой?

— Да. А также Джеймс Дин,[24] Дэвид Леттерман,[25] Курт Воннегут и Уэнделл Уилки.[26]

— Коул Портер, вероятно, величайший песенник двадцатого столетия, сэр.

— Да, согласен с вами.

— «Ночь и день», «Все уходит», «В тишине ночи», «Я выбью это из тебя», «Ты — лучший». Он написал и гимн штата Индиана.

— Гимн нашего штата — «На берегах Уобаша, далеко-далеко», — уточнил Романович, — и если бы Коул Портер услышал, что вы приписываете ему эту песню, то, несомненно, поднялся бы из могилы, нашел вас и жестоко отомстил.

— Да? Наверное, меня неправильно информировали.

Он на секунду оторвался от пирога, чтобы бросить на меня ироничный взгляд, впрочем, достаточно тяжелый, чтобы придавить к земле перышко, подхваченное ветром.

— Я сомневаюсь, что вы когда-либо пользовались неправильной информацией, мистер Томас.

— Нет, сэр, вы ошибаетесь. Я первым признаю, что ни о чем ничего не знаю… хотя вот об Индиане всегда старался узнать побольше.

— И в какой момент этого утра вы заболели верзиломанией?

Да, он, похоже, видел людей насквозь.

— Не в это утро, сэр, — солгал я. — Всю мою жизнь, насколько себя помню.

— Может, вы были верзилой в прошлой жизни.

— Может, я — Джеймс Дин.

— Я уверен, что вы — не Джеймс Дин.

— Почему вы так говорите, сэр?

— Стремление показать, что он достоин обожания, и грубость, которые демонстрировал мистер Дин, не могли полностью исчезнуть в его следующей инкарнации.

Я обдумал его слова.

— Сэр, я не имею ничего против мистера Дина, но вашу последнюю фразу могу истолковать только как комплимент.

— Вы же похвалили мои пироги, — пробурчал Романович. — Теперь мы квиты.

С курткой в руках (снял ее с вешалки в приемной) я спустился в подвал, довольный тем, что там нет настоящих катакомб с захороненными трупами. А если бы были, из одной могилы наверняка поднялся бы Коул Портер.

Братьев, которые хотели навсегда остаться в аббатстве, хоронили на специально отведенном участке земли у самого леса. И души тех, кто покоился там, покинули этот мир.

Я провел много приятных часов среди надгробий. В компании одного только Бу. Он любит наблюдать за белками и зайцами, когда я глажу его по шее и чешу за ушами. Иногда он прыгает за ними, но они его не боятся. Хищником он не был даже с острыми зубами.

— Эй, дружище, что ты тут делаешь?

Помахивая хвостом, он приблизился, улегся на пол, перевернулся на спину, задрав в воздух все четыре лапы.

Отказаться от такого предложения мог только твердосердечный или очень занятый человек. Он хотел всего лишь доброго отношения, тогда как сам отдавал все, демонстрируя беззащитность выставленного живота.

Собаки приглашают не только разделить с ними радость, но и жить этим моментом, не думать о том, откуда мы пришли и куда идем, оторваться от прошлого и будущего, отстраниться от бесконечной суеты, в которую вылилось наше существование, приглашают насладиться настоящим, реальностью нашего мира… разумеется, если мы готовы на это решиться.