Население аббатства Святого Варфоломея составляло малую толику населения Пико-Мундо, поэтому, доверившись психическому магнетизму, я отправился на поиски пешком, а не на автомобиле.

Поначалу я сосредоточился на брате Тимоти: его добрых глазах, легендарном умении краснеть. Теперь, после отъезда помощников шерифа, я мог не волноваться из-за того, что меня повезут на допрос, если я найду тело монаха.

Искать, куда убийца спрятал свою жертву, не так весело, как охотиться за спрятанным пасхальным яйцом, хотя, если вы найдете яйцо не сразу, а примерно через месяц, запахи могут быть одинаковыми. Поскольку состояние трупа может указать на личность убийцы и даже позволить предположить, каковы его дальнейшие планы, обнаружение тела имело решающее значение.

К счастью, завтрак я пропустил.

После того как моя интуиция трижды привела меня к трем разным дверям, ведущим на улицу, я перестал сопротивляться, осознав, что для продолжения поисков необходимо выходить из-под крыши.

Снегопад, который ночью я встретил с распростертыми объятьями, обратив лицо к небу и раскрыв рот, словно индюшка, не шел ни в какое сравнение с тем валом снега, который обрушился на меня, едва я переступил порог.

Ветер дул то с запада, то с севера, то с обоих направлений сразу, ревя от ярости. И швырял, швырял, швырял в меня снегом, залепляя глаза, нос, лицо.

Интуиция повела меня сначала на север, к фронтону аббатства, потом на восток, на юг… Какое-то время спустя я понял, что иду по кругу, и уже не в первый раз.

Возможно, психический магнетизм не срабатывал в столь экстремальных погодных условиях: белая пелена бурана, вой налетающего со всех сторон ветра, холод, который кусал лицо и замораживал слезы на щеках.

Я родился и вырос в городке, расположенном в пустыне, поэтому привык к сухой жаре, которая не отвлекает, а, наоборот, способствует ясности мыслей. И на этом снежном морозе чувствовал себя не в своей тарелке.

Возможно, меня тормозило и нежелание увидеть лицо мертвого брата Тимоти. С одной стороны, мне нужно было его найти, с другой — находить совершенно не хотелось.

Сменив объект поисков, я попытался забыть о брате Тимоти и сосредоточился на бодэчах и грядущем ужасе, принялся волноваться об этой неопределенной угрозе, в надежде, что меня потянет к человеку или месту, каким-то боком с этой угрозой связанным.

Я не мог не признать, что этот мой план все заметнее удалялся от методов расследования, используемых Шерлоком Холмсом, и все более приближался к гаданию по кофейной гуще.

Тем не менее я обнаружил, что уже не иду по кругу. Перемещения мои обрели направление, я двинулся на восток, по снежному покрову, толщина которого достигла десяти дюймов, к женскому монастырю и школе.

На полпути через луг меня охватила внезапная тревога, я пригнулся, повернулся, отскочил в сторону, в полной уверенности, что сейчас меня ударят сзади.

Я стоял один, окруженный только снегом.

И при этом, пусть глаза говорили об обратном, не чувствовал себя в одиночестве. За мной наблюдали. Не просто наблюдали. Выслеживали. На меня охотились.

Какой-то звук, резкий, пронзительный, отличающийся от завываний ветра, вроде бы и не имеющий отношения к бурану, раздался неподалеку, стих, отдаляясь, вновь приблизился, опять отдалился.

На западе аббатство едва просматривалось сквозь валящий с неба снег, белизна которого «стирала» целые участки мощных стен. Верхнюю часть колокольни словно отрезало. Пропали из виду и шпиль, и крест.

Вниз по склону и на востоке стояла школа, очертания которой расплывались в снегу, как расплываются в тумане очертания корабля-призрака. Серый камень здания едва просматривался в белизне пурги.

Ни один человек, подошедший к окну в любом из зданий, не смог бы разглядеть меня на таком расстоянии при таких погодных условиях. И мой крик заглушился бы ветром.

Пронзительный звук вновь усилился, накатывая на меня.

Я поворачивался, пытаясь найти его источник. Многое было скрыто падающим снегом, облаками, снегом, уже легшим на землю. Белизна сбивала с толку.

Хотя, поворачиваясь, я не сходил с места, школа полностью исчезла вместе с дальней частью луга. Аббатство, расположенное выше по склону, мерцало, как мираж, а в какие-то моменты пропадало, словно на него набрасывали белое покрывало.

Поскольку я вижу мертвых, мой порог терпимости к неведомому столь высок, что пугаюсь я редко. Но вот этот пронзительный то ли вой, то ли визг до такой степени не принадлежал этому миру, что мое воображение не смогло нарисовать существо, которое могло бы его издавать, и мой костный мозг начал сжиматься, как зимой сжимается ртуть, собираясь в нижней части термометра.

Я шагнул к тому месту, где должна была находиться школа, но остановился, отступил на шаг. Я повернулся к аббатству, но не решился двинуться вверх по склону. Что-то невидимое пряталось за пеленой снегопада, что-то злобное и яростное, издающее этот инородный звук, и оно поджидало меня, в какую бы сторону я ни пошел.

Отцепив одну застежку-липучку за другой, стянув назад капюшон куртки, я поднимал голову, поворачивал, склонял набок, пытаясь понять, откуда все-таки доносится звук.

Ледяной ветер трепал волосы и засыпал их снегом, надирал мне уши, которые тут же начали гореть.

Никакой магии в снегопаде не осталось. Если раньше снежинки грациозно кружились на пути к земле, то теперь снег валил хлопьями, словно кто-то в ярости швырял их с неба.

У меня возникло странное ощущение, объяснить которое не в моих силах, будто реальность сместилась где-то на глубинном уровне, который в десять в двадцатой степени раз ниже уровня протона, и теперь все уже не так, как было прежде, и назад возвращения не будет.

Но даже с откинутым капюшоном я не сумел определить, где находится источник этого странного, пронзительного звука. Возможно, мешал ветер, но и существо, его издающее, могло постоянно перемещаться, прикрываясь снежной завесой.

Логика подсказывала, что меня мог выслеживать только обитатель Сьерры, но ни волки, ни рыси подобных звуков не издавали. А медведи в такую погоду сладко спали в берлогах, и им снились фрукты и мед.

Я не из тех, кому нравится ходить с оружием. Любовь моей матери к пистолету (и угрозы покончить с собой, с помощью которых она контролировала меня в детстве) привела к тому, что я отдаю предпочтение другим формам самообороны.

За эти годы мне удавалось выпутываться из весьма сложных ситуаций (пусть зачастую и на самом пределе) с помощью кулаков, ступней, коленей, локтей, бейсбольной биты, лопаты, ножа, каучуковой змеи, настоящей змеи, трех дорогих старинных фарфоровых ваз, примерно сотни галлонов расплавленного дегтя, ведра, разводного ключа, злобного косоглазого хорька, щетки, сковороды, тостера, масла, пожарного шланга и большого батона копченой колбасы.

Не зная, какая стратегия может пригодиться в каждом конкретном случае, я больше полагаюсь на смекалку, чем на личный арсенал. К сожалению, в тот момент на лугу смекалка напрочь отказалась мне помочь. В голове родилась только одна идея: налепить снежков и обороняться ими.

Но я сомневался, что эти странные звуки издавали десятилетние мальчишки, и лепить снежки не стал. Вместо этого натянул капюшон на замерзшую голову и застегнул на все липучки.

Когда смекалка меня подводит, не остается ничего другого, как прибегнуть к самообману: вот я и сказал себе, что никого и ничего на лугу нет.

Продолжил путь к школе и тут же краем глаза уловил слева какое-то движение, на границе зоны видимости.

Повернувшись, чтобы встретить угрозу лицом к лицу, увидел что-то белое и быстрое, увидел в силу угловатости и резкости, чем эта тварь выделялась на фоне падающего и лежащего на земле снега. Как гоблин из сна, она исчезла, едва появившись, растворилась в снегу, оставив только ощущение острых углов.

Вой прекратился. Стоны, шипение и хрипы ветра в отсутствие этого пронзительного звука очень даже ласкали слух.