– Ладно, не буду.

– Вот и хорошо. Слишком вы еще, извините, худосочная, чтобы таскать такие тяжелые вещи самой. Ну а после этого вам надо будет сесть и составить список.

– Но вы же не поедете прямо сейчас.

– А зачем откладывать? Мне и так не управиться меньше, чем за пару дней. Ну вот, пока вы будете писать, я разгружу повозку.

– Но вы ведь даже не поели!

– У меня еще осталось вяленое мясо. – Он лукаво улыбнулся и добавил: – Ну а мясные галеты Бордена я, так уж и быть, оставлю вам. Ладно, не переживайте, я надеюсь вернуться еще до Рождества, так что, может быть, продержитесь и без них.

– Спасибо за щедрость.

– Послушайте, у вас есть неподалеку соседи? – неожиданно спросил он.

– Да, где-то милях в пяти на восток живет семья Уиллеттов. А что?

– Ничего, просто спросил. Хорошо их знаете?

– Когда-то знала неплохо. Ну, а сейчас… – она остановилась и неуверенно закончила: – А сейчас мне трудно сказать. То есть я имею в виду…

– Понятно.

– Мистер Уиллетт в те годы, бывало, приезжал помогать Итану убирать кукурузу. А потом они ехали к нему и убирали его поле, – произнесла она с ностальгической грустью. – Иногда с мистером Уиллеттом приезжала его жена, и, пока мужчины были в поле, мы с ней очень мило болтали.

– Может, стоит к ним заехать и сказать, что вы возвратились домой?

– А вдруг они не захотят меня видеть? Кто знает, может, они поведут себя так же, как Лулена Дейвис.

– Может, да, а может, и нет. По крайней мере, скоро вам станет ясно.

Чтобы хоть как-то заглушить нахлынувшее чувство ужасного одиночества, Энни с неукротимой энергией принялась приводить в порядок свой дом. И когда наконец добралась до постели, она до такой степени измучилась, вытирая пыль, выколачивая скатерти и покрывала, подметая и отмывая полы в гостиной и спальне, что спала как убитая до утра, и ей ничего за всю ночь не приснилось. А проснувшись и позавтракав чашкой кофе и сухими крекерами на соде, она с новым рвением принялась за работу.

Хэп Уокер на время поездки за продуктами, которые должен был купить в магазине Вэка, почти все свои вещи оставил на ферме. Энни налила в лохань горячей воды, настрогала туда кусок щелочного мыла, а затем, развернув его одежду и распаковав свою, выстирала и еще до полудня развесила во дворе сушиться на северном холодном ветру. После этого, положив в одну лохань мокнуть постельное белье, а в другую – посуду, она занялась пересмотром вещей в комоде.

Тяжелее всего было разбирать одежду Итана, но сделать это было необходимо. Не пройдя через это испытание, она не смогла бы жить дальше. Нужно было, чтобы в ее сознании запечатлелась бесповоротность случившегося. И вот, смирившись с неизбежностью этой пытки, она одну за другой разворачивала его рубашки, осматривала их, снова сворачивала и выкладывала на кровать. Может быть, их сможет носить Хэп Уокер? Если, конечно, согласится взять.

Все-таки Хэп – человек достаточно странный и во многих отношениях остававшийся для нее загадкой. Он ей представлялся великодушным и в то же время суровым, сомневающимся – и непреклонным. Когда ей начинало казаться, что добрее его нет человека на свете и даже Итан не смог бы сравниться с ним, он вдруг представал перед ней совершенно другой стороной.

Взять, к примеру, вчерашний разговор, когда Хэп ни с того ни с сего стал раздражительным и чуть ли не грубым. Он с такой горечью называл себя калекой и так беспощадно говорил о своей никчемности, будто все, что он сделал в своей жизни до этого, ровно ничего не значило. Он словно ослеплен своей хромотой и не может понять совсем простой вещи – со временем все проходит, возможно, пройдет и его хромота.

Хотя для мужчин такое типично. Их с детства приучают думать, что они все могут, и, если им что-то не удается, они считают себя неудачниками. Она убедилась в этом на примере своего отца. Несмотря на то, что он был вполне преуспевающим лавочником, его ужасно тяготило то, что он был вынужден скучать целыми днями за прилавком. В воображении он видел себя в роли модного адвоката, в эффектной позе выступающего перед присяжными заседателями. Ее мать никогда не верила в эти мечты, а он, со своей стороны, и пальцем не шевельнул, чтобы воплотить их в реальность.

Правда, в случае с Хэпом все получилось как раз наоборот. В свое время он был живой легендой, грозой индейцев, человеком, чье имя пользовалось такой же популярностью в разных частях Техаса, как имена Джеймса Боуи[7] и Дэви Крокетта.[8] Но не за участие в борьбе за независимость, а за то, что он как блюститель порядка делал все, чтобы жизнь была безопаснее. Без таких людей, как он, в штате не было бы ни ферм, ни ранчо, ни железных дорог, ни городов. На ее взгляд, кому-кому, а уж ему никак нельзя было стыдиться своего прошлого.

Она отложила стопку рубашек в сторону, надеясь, что, когда Хэп вернется, он, может быть, все-таки согласится примерить их и взять то, что подойдет. То же самое относилось и к остальной одежде Итана. Если Хэп заберет эти вещи с собой в Ибарру, то она, во-первых, будет знать, что труд, который она в них вложила, не пропал даром, а во-вторых – они больше не будут у нее перед глазами.

И вдруг она испуганно замерла: ей показалось, что она слышит, как подъезжает повозка. Странно, Хэп за это время не смог бы съездить туда и обратно. Скользнув вдоль стены и держась подальше от окон, она метнулась за оставленным им дробовиком. Трясясь всем телом, переломила ружье и увидела, что заряжены оба ствола.

– Миссис Брайс! Вы дома, миссис Брайс? – послышался мужской голос.

Чувствуя, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди, она подобралась к окну и осторожно приподняла пожелтевшую занавеску. На крыльце она увидела Джима Уиллетта, а в тарантасе, стоящем во дворе возле дома, сидела его жена Мэри. Энни, должно быть, так задумалась, что услышала их приближение в самый последний момент. Сначала она почувствовала огромное облегчение, но сразу же вслед за этим в ней снова шевельнулось беспокойство: а что, если они приехали просто поглазеть на нее и будут вести себя, как Лулена Дейвис?

– Ты бы лучше постучал, Джим, – сказала Мэри мужу.

Успокаивая себя тем, что, как бы она себя ни вела, ей все равно не заставить людей думать иначе, Энни пригладила волосы и, приготовившись к худшему, пошла к двери. Открыв ее, она заставила себя улыбнуться и посмотреть Уиллетту в глаза.

– До чего же приятно вас видеть! Мэри, иди-ка сюда и сама убедись, как она замечательно выглядит, – сказал он и, широко улыбаясь, снял шляпу. – Рад, что вы опять дома, мэм.

А к крыльцу с корзинкой в руке уже спешила его жена.

– Знаете, когда к нам заехал капитан Уокер и сказал о вашем приезде, мы с Джимом не поверили своим ушам: мы уже думали, вы никогда не вернетесь, Энни!

– Даже трудно было поверить, что это Хэп Уокер, – поддержал жену Уиллетт и, взяв у нее корзинку, протянул ее Энни. – Вот, мэм, принесли вам кое-чего из еды, потому что, по словам капитана, у вас, кроме каких-то консервов с галетами, ничего нет, а так питаться никуда не годится.

– Большое спасибо, – проговорила Энни, принимая корзинку. Боясь, что не выдержит и заплачет, она опустила голову и, отступив назад, пробормотала: – Прошу вас, входите.

– Сходи-ка за остальным, Джим, – сказала Мэри мужу.

Некоторое время она молча стояла и смотрела на Энни, затем и сама разразилась слезами:

– Господи, как я молилась, чтобы настала эта минута! Молилась каждый божий день – с той самой поры, как это случилось. Но разве могла я надеяться, что… – не в силах продолжать, она бросилась Энни на шею и, задыхаясь от слез, воскликнула: – С приездом вас, голубушка!

Энни крепко ее обняла и прошептала:

– Спасибо вам! Боже мой, Мэри, до чего же я вам благодарна!

Мэри не торопилась выпускать ее из объятий. Поглаживая Энни, словно малого ребенка, она доверительно сообщила ей: