– Действительно, крайне неудачно, – согласился Дафф. – Вы лишаетесь возможности получить призовые деньги.

– Неужели вы будете бить больного человека?

– Можете попробовать сначала со мной, – добродушно предложил Дафф.

Четвертым соперником оказался немец. Большой, светловолосый и со счастливым лицом. По пути к рингу он несколько раз споткнулся, перевалился через веревку и, не поднимаясь на ноги, перебрался в свой угол. Здесь ему помогли принять вертикальное положение. Джок приблизился к нему настолько, что ощутил смрад его дыхания, и прежде чем успел увернуться, оказался в медвежьих объятиях немца. Они закружили по рингу в подобии вальса. Публика наблюдала за этим с восторгом, и поскольку танец все никак не кончался, Джок объявил поражение соперника Шона по техническим причинам. Хотя честнее было бы признаться, что причиной поражения была Канди, выставлявшая ему бесплатно спиртное без ограничений.

– Можем закрывать цирк, если хочешь, – заметил Дафф Шону. – У нас уже достаточно, чтобы «Глубокая Канди» продержалась пару месяцев.

– Но здесь еще не было ни одной серьезной схватки. Хотя последняя мне весьма понравилась. Сильных претендентов, скорее всего, не осталось, и я готов показать публике, на что способен.

– Ты был великолепен – и вполне заслужил небольшое развлечение.

– Мистер Тимоти Кертис, чемпион штата Джорджия в тяжелом весе, – представил нового соперника Джок.

Гидеон Барнард оценил его вес в двести десять фунтов – такой же, как у Шона. Они пожали друг другу руки, и Шон оценил силу его хватки.

– Рад познакомится с вами. – Голос американца звучал спокойно.

– К вашим услугам, сэр, – ответил Шон и нанес удар. Кулак пробороздил воздух, где только что стоял соперник. Затем Шон крякнул от удара в грудь, прошедшего над приподнятой правой рукой, и на всякий случай сделал шаг назад. Короткий взгляд на толпу показал, что зрители и с интересом наблюдают за ними. Ради подобного зрелища они все здесь и собрались.

Красное вино начали разносить с самого раннего утра. Схватки велись на квадрате плотно утоптанной травы. Каждый звук удара сжатого кулака о плоть вызывал приглушенный рокот толпы, а перерывы между ударами заполняло тяжелое дыхание двух мужчин и звуки их скольжения по траве.

– Йаааа!

Крик, словно смертельно раненная корабельная сирена, разорвал напряженную тишину. Шон, американец и все остальные подпрыгнули от неожиданности и повернулись в сторону гостиницы Канди. Фернандес снова был с ними. Его горообразная волосатая фигура словно заполнила всю веранду. Он схватил один из лучших столов Канди и, прижимая к груди, оторвал две ножки, как крылышки цыпленка.

– Франсуа, мешок! – крикнул Шон.

Франсуа схватил мешок с деньгами и бросил высоко над головами толпы. Шон задержал дыхание, следя за траекторией медленного полета сумки, потом с облегчением вздохнул – Мбежане поймал ее и исчез за углом гостиницы.

– Йаааа! – снова закричал Фернандес. Держа в каждой руке по ножке стола, он набросился на толпу, отделявшую его от Шона. Толпа рассыпалась.

– Не возражаете, если закончим в другой раз? – спросил Шон у американца.

– Конечно нет. В любое время. Я как раз сам собрался уходить.

Дафф перегнулся через канаты и схватил Шона за руку.

– Тут тебя кое-кто ищет. Может, ты не заметил?

– А вдруг это у него такая манера проявлять дружелюбие?

– Я бы не стал на это рассчитывать. Ты идешь?

Фернандес затормозил, приготовился и бросил. Ножка стола пронеслась, как взмывающий фазан, в дюйме от головы Шона; ветер, поднятый ею, пошевелил его волосы.

– Показывай дорогу, Дафф.

Шон чувствовал, что португалец опять приближается к нему, вооруженный длинной дубовой ножкой, и между ними только тонкие канаты ринга. Ощущение было неприятное. Скорость, с которой Шон и Дафф повернулись, делала предыдущее выступление мистера Блейра выступлением человека, у которого обе ноги в гипсе. Фернандес с его огромным весом не смог их догнать.

Сразу после полудня на «Глубокую Канди» явился Франсуа и сообщил, что португалец, избив до потери сознания троих устроителей его выступления, отправился с полуденной почтовой каретой в Кимберли.

Дафф разрядил ружье.

– Спасибо, Франц, мы тут ждали его на ланч. Я думал, он к нам заглянет. Подсчитал, сколько собрали?

– Да, ваша доля в бумажном мешке на столе.

– Спасибо, парень, пошли отпразднуем.

– Отпразднуйте сами, и за нас тоже.

– Эй, Дафф, ты обещал… – начал Шон.

– Я сказал позже, через три-четыре недели. А теперь у нас есть небольшая работа – надо прокопать шурф в пятьдесят футов глубиной и триста длиной.

– Можем начать завтра с утра.

– Ты хочешь разбогатеть? – спросил Дафф.

– Да, но…

– Тебе нужны английские костюмы, французское шампанское и прочий шик?

– Да, но…

– Тогда перестань спорить, подними свою жирную задницу и пошли со мной!

Китайцы отгоняют демонов фейерверком. Дафф и Шон использовали тот же принцип. Дробильня продолжала работать; ее грохот, разносившийся по долине, слышали и кредиторы. Считая, что друзья разрабатывают выгодный пласт, их не трогали, но деньги, которые уходили на дробильню, выходили из нее жалкими комочками золота, уменьшившись вдвое.

А они тем временем пробивали шурф, вгрызаясь в землю, в попытке отодвинуть срок платежей. Взрывали динамит и, едва с неба падал последний камень, возвращались в траншею, кашляли в дыму, извлекали пустую породу и начинали сверлить отверстия для следующих зарядов. Стояло лето, долгие дни, и они работали, пока было светло. Иногда вечерами последние фитили они поджигали при свете ламп.

Песок в часах сыпался быстрее, чем им хотелось, деньги стремительно уходили, и 15 февраля Дафф побрился, сменил рубашку и отправился к Канди за новым займом. Шон смотрел, как он спускается со склона. Неделю назад они продали лошадей, и Шон впервые за много лет вспомнил молитву.

Дафф вернулся поздно утром. Он стоял на краю шурфа и смотрел, как Шон укладывает динамит для следующего взрыва. Спина его блестела от пота; видна была каждая мышца, при движениях Шона мышцы напрягались и расслаблялись.

– Так держать, приятель.

– Сколько? – спросил Шон, глядя покрасневшими от пыли глазами.

– Еще пятьдесят, и это последнее. Так она говорит.

Шон посмотрел на пакет, который Дафф держал под мышкой.

– А это что?

Он увидел пятна на коричневой бумаге, и рот его заполнился слюной.

– Отличная говядина. Сегодня никакой кукурузной каши на завтрак, – улыбнулся ему Дафф.

– Мясо. – Шон произнес это слово с нежностью. – Слегка поджаренное; когда кусаешь, немного крови; немного чеснока и в меру соли.

– И мы с тобой разделим его в этой глуши, – согласился Дафф. – Кончай с поэзией, поджигай фитили и пошли есть.

Час спустя они шли по дну своего шурфа, Мбежане и остальные зулусы толпились сзади. Шон рыгнул.

– Приятное воспоминание. Больше никогда не смогу смотреть на кукурузную кашу.

Они дошли до конца шурфа, где лежали груды земли и камней. Шон чувствовал, как начинают дрожать руки, напрягаются нервы, становится трудно дышать. Пальцы Даффа впились ему в плечо – Шон чувствовал их дрожь.

Похоже на змею, толстого жирного питона; выходит из одной стены шурфа и исчезает под грудой свободной земли у другой стены.

Дафф подошел первым, наклонился, поднял кусок камня – большой серый пятнистый кусок – и поцеловал его.

– Это он, Дафф? Главарь?

– Это конец радуги.

– Больше никакой кукурузы, – негромко сказал Шон, и Дафф рассмеялся. Оба торжествующе закричали – дико, безумно.

– Дай подержать, – попросил Шон.

Дафф протянул ему слиток.

– Дьявольщина, какой тяжелый!

– Тяжелее не бывает, – согласился Дафф. – Фунтов пятьдесят, не меньше.