— Взводный, — крикнул я ворчуну, — сейчас я пойду туда один. По сигналу, не пожалей несколько мин в направлении вон того разбитого дерева. Мины посылай одну за другой в интервале, пока я до камней не доберусь. А вы ребята, — обратился я к своим и окружающим солдатам, — прикрывайте меня. Завяжите перестрелку, да запомните, я вернусь вечером, когда будет темно. Крафт, возьми куртку и автомат и дай мне одну твою гранату, только вынь из нее запал. Все. Все по местам. Приготовились. Взводный начинай.

Первая мина с шорохом ушла вверх. Когда раздался взрыв, я выпрыгнул из окопа и понесся к груде камней, маячивших передо мной. Я мчался по местности, но левее, где- то в метрах пятидесяти от разрыва мины. Ожили пулеметы и автоматы противника. Вой и грохот войны вступил в свои права. Я упал на землю у камней вовремя. Рой смертельных шмелей загудел над головой. По всему фронту наступил бедлам. Ужом втискиваю свое громадное тело в камни. Крошки от камней фонтанчиками сыплются на меня. Но вот камни стали пореже и, наконец, между камнями мелькнула грязная, ржавая вода. Еще рывок и я плюхаюсь в эту жуткую воду. Холодная вода проникла под рубашку, а лицо и руки ощутили вязкий и липкий ил. Ползу по канаве вправо, окунаясь с головой, чтобы не светится перед противником. Время ползет медленно. Дерева еще не видно. Когда вытаскиваешь голову из жижи, то после протирки глаз, замечаешь мелкий дождь осколков камней и черт знает чего на поверхности воды. Но вот и дерево. Выволакиваю свое тело из канавы и впихиваю за ближайший камень.

После того, как я огляделся, замечаю груду вывороченной земли у ближайшего камня. Отстегиваю гранату Крафта без запала и бросаю за вывороченный вал земли. Вслед за гранатой, прыгаю туда же. У стены ямы, с ужасом глядя на вертящуюся у ног гранату сидела женщина. Бью рукой по ее голове- она валится на дно ямы и я обшариваю одежду. За ремнем заткнут Стечкин, на ремне две лимонки и финка в чехле. В узкой щели между камнями лежит снайперская винтовка, здесь же подсумок с патронами и, завернутый в чехол, прибор ночного видения. На стенке ямы лежит теплая куртка и я, чтоб согреться, набрасываю ее на себя. Хватаю женщину за пояс и подтягиваю к своему лицу.

— Здравствуй, Герда.

Она открыла глаза и я вижу ее мутные зрачки, в которых ужас и слезы от боли. Она еле шевелит губами, но грохот фронта не позволяет мне услышать ее. Сажусь на корточки напротив и упираюсь своими коленями в ее. Чувствую, как тело Герды колотит дрожь. Мы молчим. Взгляд ее проясняется и она пристально изучает меня, потом подымает руку и ощупывает место удара. Фронт начинает стихать.

— В первый раз, когда мы встретились, — с трудом заговорила она, — ты хотел дать мне по морде, во второй раз ты двинул по морде моей подруге, хотя, мне кажется, удар предназначался мне и, вот в третий раз, ты все же добрался до моей головы.

— В первый раз, ты стреляла, но не убивала, во второй раз, ты не стреляла, но убивала, а третий раз, ты стреляла и убивала. Это мой ответ на твою присказку.

— Ты не прав, я все время убивала. Я не умею жить, стирать, готовить, воспитывать детей, но убивать умею.

— Да, — сказал я. — С сегодняшнего дня этот кошмар для тебя кончился.

— Что ты со мной будешь делать?

— Как стемнеет, пойдем к нашим.

— Я не пойду, лучше убей.

— Не пойдешь? Я изуродую тебя и заставлю идти. Ты знаешь, это я могу.

Мы помолчали и она спросила.

— Ты бежал?

— Да.

Мы опять замолчали. Фронт стих и лишь отдельные выстрелы, привычно хлопали, разрывая тишину. Герда поежилась. Я же медленно согревался и не собирался отдавать назад куртку.

— Эта встреча могла быть и лучше, — вдруг прервала молчание Герда.

— Нет, ты не готова была к этой встрече. Ты два раза меня хоронила и знала, наверняка, что из этого лагеря ни кто еще ни разу не уходил. Даже сейчас, я для тебя, как призрак.

— Как ты бежал?

— Долгая история. Но кратко, благодаря глупости баб, которые и помогли мне исчезнуть.

— Я случайно не причастна к этому делу?

— Случайно, причастна.

— Значит я тоже глупая баба?

— А ты обидься. В твоем сейчас положении можно сделать вид, что ты готова растерзать меня.

— Дурак, — сказала Герда. — Я тебя одного любила, это я поняла не сейчас, а тогда на полигоне. И если я хоть чуть-чуть, хоть толечку помогла тебе бежать, то будь я трижды глупая, дура, идиотка — я счастлива.

— Каждый раз, в самое удачное время, мы объясняемся в любви, только нам надо еще выбраться от сюда.

Мы опять замолчали, удалившись в наши воспоминания.

— Как ты оказалась у мусульман? — спросил я.

— Все дурная политика наших вождей. После полигона, мы вернулись домой в Прибалтику, а там набирали добровольцев в Югославию. Я записалась, а закулисная политика правительства против России, привела к тому, что нас тайком вывезли к мусульманам.

— Что у вас и православных, и славян много.

— Конечно. Где их нет. Деньги дают везде и они делают все.

— Мне тоже кажется, что воюют здесь, в основном, наемники.

Солнце начало заходить за холмы и появились первые линии теней.

— Отпусти меня, Вик, — попросила Герда.

— И ты займешься обычным делом, будешь убивать людей?

— Меня же никто не отпустит от сюда, Вик. Я смогу, только, перевестись на соседний участок. Контракт у меня не скоро кончится. Здесь его разорвать нельзя.

— Нет, Герда. Это конец. Больше ты никого не убьешь, ни здесь, ни там.

— Вик, меня расстреляют ваши.

— Может быть, — кивнул я. — А может быть и нет.

— А тебе меня не жалко. Неужели ты меня совсем не любишь?

— Не играй на этом Герда. Ты пойдешь со мной.

Мы замолчали. Язык тени от ближайшего холма, накрыл нас. Стало прохладно, я уже согрелся, а Герду трясло.

— Пора, — сказал я.

Я скинул куртку и отдал ее Герде. Накинул на нее подсумок с прибором ПНВ и взяв между камней винтовку и патроны, махнул рукой в нашу сторону.

— Пошли.

Герда ползла впереди меня и первая свалилась в окоп, где нас уже ждали.

— Баба. — ахнули все окружающие.

Герда была как изваяние. Она делала все автоматически и когда ее уводили в тыл, она даже не взглянула на меня. Прощай Герда.

Нас перебросили на равнину, сменив потрепанные части.

За поимку снайпера меня повысили в звании и назначили командовать взводом. Теперь я лейтенант. У меня много людей и больше ответственности. Уважение среди подчиненных я заимел сразу и, конечно, благодаря физической силе. Мы воюем по прежнему: ползаем по тылам, убиваем, вредим, взрываем, собираем информацию, но признаюсь, на горах было легче. Там не было этой массы смертоносного оружия, что находилась на равнине.

Однажды меня вызвали в штаб корпуса. В небольшой комнате, куда меня пригласили, находилось два человека: полковник югославской армии и гражданский — небольшой, коренастый, лысый, хорошо одетый мужик с большим носом пьяницы.

— Здравствуйте. — они поочередно пожали мне руки.

— Давайте знакомится, — взял на себя роль хозяина полковник. — Я полковник Коранович, а это, — представил он гражданского. — Алексей Иванович, ваш соотечественник, приехал специально из России, что бы повидать вас.

— Лейтенант Сидоров. — представился я.

— Mы, здесь, с Алексей Ивановичем, — продолжал полковник — заинтересовались некоторыми факторами вашей автобиографии. Вы, наверно, догадались, что Алексей Иванович представляет государственные ведомства России и, в свое время, оказывается, занимался вашим делом. Считайте, что беседа наша, пока, дружеская и не записывается, не протоколируется и не является, в данный момент, решением вашей судьбы. Хотя, выводы, из нашей беседы, могут иметь для вас решающее значение. Итак начнем. Ваше настоящее имя, отчество, фамилия?

— Виктор Николаевич Воробьев. Это в России. Он же — Виктор Николаевич Сидоров, уже здесь, — уточнил я.

— Вы подтверждаете, что бежали из спецлагеря в/ч….. в Сентябре 1992 г.