Грейди с присущим ему оптимизмом в начале каждого дня объявлял, что к вечеру они доберутся до перевала, когда же этого не случалось, он уверял их, что до перевала остался, скорее всего, один день пути.

В конце концов они нашли перевал и перешли через него, оставив горы позади. Дэни показалось, что Скалистые горы некоторое время глядели ей вслед с немым изумлением, потом возмущенно повернули свои неподвижные суровые лица к западу и тихо исчезли.

Восточнее перевала начинались бескрайние холмистые равнины. Разрушаемые ветром холмы и курганы, овраги и каньоны, размываемые водой, стояли безмолвными свидетелями разрушительного действия времени. Голая, незащищенная от ветра поверхность равнины произвела на Дэни удручающее впечатление. По сравнению с величественными горными склонами, покрытыми соснами и осинами, разукрашенными дикими цветами, эта местность казалась пустыней.

Земля здесь была покрыта жесткой полынью. Сухая и хрупкая, она вырывалась из тонкого слоя почвы и неслась впереди постоянно дующего ветра. Каждый раз, когда мимо проносился переворачивающийся куст полыни, Дэни казалось, что он стремится убежать от унылого однообразия ландшафта прерии.

Дэни привыкла ехать позади мужчин; взгляд ее был прикован к точке между лопатками Троя. Бахрома на его кожаной куртке гипнотически покачивалась, убаюкивала ее, вызывая у нее состояние мечтательной задумчивости. В такие минуты она не могла не думать о прикосновениях этого мужчины, о красоте его обнаженного тела, освещенного светом луны, о том новом, невероятно сладостном чувстве, которое она испытала в ту ночь, когда они соединились возле речки. Езда по тропе на восток была утомительна своим однообразием: Дэни ничего не оставалось, как смотреть на Троя и думать об их отношениях, надеясь, что они изменятся. И все же дни она предпочитала ночам.

Однажды, когда они спали под открытым небом, Дэни разбудил резкий крик, разорвавший тишину ночи. Укрывшись за седлом, она инстинктивно потянулась к винтовке и перевернулась на живот. Кричал Трой, и страх за него заставил ее забыть об осторожности. Она подняла голову и стала вглядываться в темноту за догорающим костром.

– Фонтейн?

– Все в порядке. Ложись спать.

– Спать? – с недоверием проговорила Дэни. – От твоего крика и покойник проснулся бы, а ты меня спать укладываешь!

Она положила винтовку, встала и пошла к нему. Но по дороге, остановившись у костра, чтобы подложить в него сухих веток, увидела, что Грейди крепко спит, прислонившись спиной к валуну. Была его очередь стоять в карауле.

– Грейди даже не проснулся, – удивленно сказала она.

– Он привык к этому.

Она подошла к Трою и опустилась на колени. Он сидел на постели, наклонившись вперед, упираясь локтями в колени, и тер виски кончиками пальцев.

Она положила руку ему на плечо.

– Что с тобой?

– Это всего лишь кошмар. Давненько они мне не снились. Я уже начал надеяться, что больше их не увижу.

– Тебе часто снятся кошмары?

– Да, но несколько недель их не было.

– Почему?

– Почему снятся или почему прекратились?

– И то и другое.

Он покачал головой.

– Тебе не нужно беспокоиться из-за этого. Лучше поспи еще немного. Скоро рассвет. Я покараулю.

Ясно было, что он не желает больше ничего объяснять, и Дэни решила не приставать к нему с расспросами. И все же ей было интересно.

– Трой?

– Иди и ложись спать!

– Знаешь, человеку иногда становится легче, если он поделится с другом своими переживаниями…

– Это еще одна пословица Джейка?

– Она очень верная, тебе не кажется?

Он пожал плечами.

– Не знаю. Я подумаю об этом.

– Это несправедливо, Фонтейн, что ты знаешь обо мне все, а я о тебе – почти ничего, – упорствовала она.

– Послушай, – сказал он резко, но его темные глаза, освещенные светом костра, оставались задумчивыми, – я же сказал тебе: иди и поспи немного.

Хотя Дэни встала и вернулась к своей постели, в ее ушах еще долго стоял его отчаянный крик.

После этого случая Дэни начала бояться темноты. Днем трудная дорога отвлекала ее внимание, но каждый вечер, когда солнце исчезало за горизонтом и на небосводе зажигались звезды, между ней и Троем возникало неловкое напряжение. Казалось, он сердится на нее за то, что она стала свидетельницей его слабости, а Дэни не могла заставить себя снова заговорить с ним об этом. Каждую ночь она лежала в одиночестве на своей постели и смотрела поверх костра на темную фигуру Троя, пока сон не одолевал ее.

Нервы ее были натянуты, как шкура на раме для выделки кожи. Трой, как ей казалось, вычеркнул из памяти ночь их любви, но Дэни это было не под силу. Более того, с каждым днем ее все сильнее влекло к нему! Незаметно было, чтобы Трой испытывал к ней такое же влечение. Он был вежлив, но холоден с ней и не замечал или делал вид, что не замечал, ее мук. Дэни начала уже сомневаться в том, что та чудная ночь возле горячего источника ей не приснилась, хотя знала, что такое не может присниться. Чувства, так долго дремавшие в ее душе, скрытые ее мальчишеской наружностью, пробудились. Они были столь сильны, что Дэни с трудом сдерживала их. Она продолжала спрашивать себя, почему именно Трой Фонтейн зажег в ней эти чувства, и как он может не замечать того, что с ней происходит. Она чувствовала себя пороховой бочкой, готовой взорваться.

Они двигались вниз по реке Платт вдоль ее северного рукава, который дальше на восток сливался с главным руслом. На смену октябрю пришел ноябрь.

Наступили холода, и Дэни начала спать в легко возводимом небольшом шалаше из ивовых кольев и шкур. Несмотря на тесноту, это округлое жилище нравилось ей тем, что она могла в нем уединиться.

В это утро Дэни лежала в шалаше и смотрела на перекрестные швы, соединяющие шкуры на потолке. Пробудившись на рассвете, она попыталась заставить себя встать, чтобы разжечь потухший костер и приготовить кофе до того, как проснутся мужчины, но вместо этого еще глубже залезла под толстые ворсистые одеяла из бизоньей шкуры. Лежа под теплыми мехами, она слышала шум реки Платт, которая, изгибаясь, текла по огромной плоской прерии, чтобы в конце концов соединиться с Миссури. Почему-то Дэни казалось, что реке так же одиноко, как ей. Она с растущим беспокойством ожидала приезда в Сент-Луис. Она напоминала себе, что никогда не видела настоящего поселка и что хижина Моуза, если не считать их с Джейком землянки, была единственным долговременным жилищем, куда она входила. Мысль о том, что она окажется в непривычной обстановке, приводила ее в трепет. Все чаще она подвергала сомнению свое решение поехать с Троем Фонтейном до Сент-Луиса. Все чаще и чаще она сожалела о том, что не вернулась обратно, прежде чем они покинули знакомые ей места. Но затем Дэни устремляла взгляд на Троя и спрашивала себя, придет ли такое время, когда она сможет спокойно от него уехать.

Что со мной происходит?

Дэни закрыла глаза, когда в шалаш проник утренний свет. Ей оставалось только надеяться, что ее желание не станет таким же неудержимым, как желание алкоголика, мечтающего о глотке виски. Ее пугало то, что она так сильно хочет его, тем более теперь, когда ему, как ей казалось, совершенно безразлично, что она рядом.

Да, она знала, что изменилась, но отнюдь не к лучшему. Эта новая Дэни пугала ее; по мере того, как они все дальше продвигались на восток, удаляясь от гор, у нее росло ощущение, что она сжимается и становится меньше, что ее внешний облик каким-то образом втягивается внутрь, так что в конце концов она начала опасаться, что, проснувшись однажды утром, обнаружит, что настоящая Дэни исчезла совсем. Как Скалистые горы.

Она чувствовала себя чужой в бесконечных прериях. Даже высохшие летние полевые цветы были ей незнакомы. Она подумала о Джейке и поняла, что очень тоскует по нему. Смогла бы она поговорить с ним об этой нелепой ситуации, в которую сама себя впутала; Дэни сомневалась в этом, хотя знала, что если бы Джейк был жив, она бы не попала в такое затруднительное положение. Трой Фонтейн медленно, но верно сводил ее с ума, а ее совсем не привлекала перспектива помешательства!