После работы Колька попросил Костю «на минуточку», увел его с участка «Бушей», оглянулся по конспиративной привычке, засуетился, но вспомнил, что теперь ему запрещается иметь невроз, спрятал руки за спину и потупился.

- Малышок, ведь я не лодырничаю, правда? - спросил он.

- Ты работаешь, как надо, - признал Костя.

- Я еще лучше буду работать, вот клянусь! Вот ты увидишь! Я буду работать все время с энтузиазмом… И… и в тайгу не пойду. Честное слово!

- Да Севолод тебя в тайгу не возьмет… коли сам пойдет.

- А если бы он даже на коленях просил, я все равно не пошел бы… Вогульское золото - это чепуха. Главное - это побольше оружия и снарядов давать фронту. - Он, застеснявшись, оробев, продолжал: - Малышок, если ты мне веришь, ну хоть немного, напиши удостоверение моему батьке на фронт, что я работаю хорошо. Напишешь? Ты мне его дашь, а я сам… я сам попрошу директора, чтобы печать поставили… Батька у меня гвардии капитан… И знаешь, он хоть и строгий, но лучше его на свете нет. Я… хочу, чтобы он знал, как я… помогаю фронту.

- Напишу, - пообещал Костя. - Только ты работай с энтузиазмом.

- Малышок! - воскликнул Колька. - Если… если я буду работать без энтузиазма, убей меня без разговоров, как nocAtA него шакала! Хорошо?

- Вот ты уж глупости болтаешь! - сказал Костя.

По дороге домой ребята говорили о Кате, которая должна была приехать из лесничества утром первого мая. Пускай приезжает! Ребята ей ничего не скажут о новых «Бушах», и Нина Павловна, по их просьбе, тоже промолчит. После праздника Катя придет за колонны, все увидит своими глазами и ахнет от удивления.

Они остановились на вершине холма. Вечер был прозрачный, спокойный - обычный апрельский вечер, но в нем было что-то очень хорошее для сердца. Легко, свободно дышалось на высоком холме, перед которым раскинулся город, зажигавший желтые и зеленые огоньки - крохотные золотые и изумрудные точки.

- Как хорошо! - прошептала Леночка. - Мне кажется, что уже Первое мая. Правда, ребята?

Далеко-далеко, за грядой каменных домов, в небо прыгнула багряная зарница, точно взмахнуло огненное крыло. До холма не скоро докатился глухой, тяжелый грохот и два раздельных коротких стука. Ребята знали, что это такое, и все же насторожились.

- Новые зенитки на пушечном заводе пробуют… А может быть, пушки для танков, - задумчиво проговорила Леночка.

Вдруг все наполнилось гудением. Казалось, что гудит само небо; казалось, что стомоторный самолет парит над городом, то поднимаясь, то опускаясь, и что вот-вот он коснется сердца, которое сжалось и притихло.

- Моторы для танков гудят, - объяснила Леночка, хотя ребята знали и это.

- Танков будет невпроворот, - как бы про себя сказал Костя, подождал отклика Севы и не дождался.

- Ребята Ивана Стукачева в городе видели - он в школе танковой хорошо учится… Тоже говорит, что танков уже много, - добавил Колька.

- Домой пора, - отрывисто сказал Сева.

К холму один за другим катили далекие грохоты, не затихая, точно гудел в небе невидимый стомоторный самолет. Леночка болтала о празднике, о том, как хорошо они проведут этот день с Катей.

Праздник был совсем близко. Он мог наступить каждую минуту. Завод готовился встретить его как следует. Впрочем, казалось, что за колоннами уже все сделано. Семь «Бушей» стояли на своих местах: шесть вдоль стены, а седьмой, отделочный, на почетном месте - у средней колонны. На инструментальных шкафчиках блестела свежая краска. Еловая хвоя, принесенная ребятами из железнодорожной рощи, наполнила все запахом свежей смолы. Стало так хорошо, что ребята побежали в термический цех за Ниной Павловной - пускай посмотрит и оценит.

- Бабушка беспокоилась? - спросила Нина Павловна, которую они нашли возле электрованн. - Пришлось всю ночь провести в цехе. Сегодня у нас комиссия главка… - Она шепотом добавила: - А транспортер все еще не наладился.

Возле транспортера возился сердитый Павел Петрович. Он включил мотор, наклонив голову набок, прислушался к ходу машины и щелкнул пальцами обеих рук.

- Какой грохот! - крикнул он. - Никуда не годный транспортеришко. Шумит, как трамвай. Ремонтники плохо отрегулировали ролики. Сегодня мы блестяще осрамимся! - И он, вооружившись ключом, полез под транспортер.

По мнению ребят, транспортер получился правильный. Он напоминал велосипедную цепь-передачу, только с очень большими звеньями. Каждое звено несло сеточку-люльку, чтобы подогретым «рюмкам» было удобнее путешествовать от туннельной печи к свинцовым ваннам для окончательной доводки. Но Балакин продолжал волноваться и капризничать.

- Пойдемте за колонны, ребята, а то все это уже стало мне действовать на нервы, - тихонько сказала Нина Павловна.

Ребята торжественно повели ее на участок, и она вздохнула:

- Как у вас хорошо, светло, зелено!… Что с тобой, Малышок?

Прославленный командир фронтовой бригады застыл, пригвожденный к полу. Остальные ребята немедленно последовали его примеру - тоже вросли в землю.

Над доской показателей висел неизвестно откуда взявшийся пестрый плакат:

«Молния» по филиалу.

Горячий привет фронтовой бригаде Мингарея Бекирова!

Вчера она выработала 235 процентов нормы на упаковке готовой продукции. Так надо стоять первомайскую вахту, так надо помогать фронтовикам!»

- Вот это здорово! - ахнул Колька.

- Здорово с плюсом, - признал Сева.

- Это… это нечестно с его стороны! - возмутилась Леночка.

- Что нечестно? - спросил насмешливый голос. - Много вырабатывать - нечестно? Вот так понятие!

Только теперь Костя увидел улыбающегося Мишу Полянчука, увидел он и серьезного Герасима Ивановича, сидевшего на стеллаже.

- Да, это неправильно, нехорошо! - шумно протестовала Леночка. - Мы только что кончили расширяться, а у них никакой техники нет. Им легко хоть три нормы дать…

- Просто Мингарей в футбол играет, - дополнил Сева. - Подумаешь, удивил, на обе лопатки положил!

- Глупость порешь! - вмешался Герасим Иванович. - Не так-то легко на ручной работе много выработать. Видно, что филиальские ребята ради праздника помозговали, постарались. Ты, Булкин, радуйся, что они так сработали, да подумай, как от них не отстать…

Не добившись ни искорки радости ни от Севы, ни от других участников бригады, он коротко спросил:

- Что думаешь, Малышев?

Что думал командир бригады, что думал Константин Григорьевич, который так занесся, так погорячился перед Мингареем? Все ждали, что он скажет. Надо было решать вопрос, и решать спокойно, не выдавая своей тревоги.

- Сегодня на полную выработку пойдем, Галкину ждать не будем, - сказал он, окинув взглядом свой маленький отряд, готовый к бою.

- Правильно, - согласился Сева.

- Как людей расставишь? - поинтересовался Герасим Иванович.

Костя стал развивать план работы на семи станках при четырех токарях, считая и Кольку. До обеда Леночка должна вести отделочный станок, а мальчики - по два черновых. Первой шла обедать Леночка. Ее подсменял Глухих, а Костя и Сева вели по три черновых станка. Потом Леночка сменяла Колю, он шел обедать; вернувшись, опять-таки заменял Леночку, она брала три черновых станка Севы, а Сева шел обедать, и так далее. Суть заключалась в том, чтобы станки не стояли ни минуты. Было ли это возможно? Да, это было бы возможно, если бы все члены бригады имели одинаковую квалификацию.

- Кто в футбол играет? - усмехнувшись, спросил Герасим Иванович. - Это ты, Малышев, в футбол играешь, ты горячку порешь. Да ведь и в футбол нужно с головой играть, а не так, чтобы ногами сдуру шаркать. А где твоя голова? В данном случае я ее не вижу… Ты, Глухих, за отделочным станком работал?

- Не… нет… Но я постараюсь, - пролепетал Колька.