Утром, как только Сева отправился на работу, Костя сказал Антонине Антоновне:

- Ты, Антоновна, меня снаряди. Рюкзак дай, баночку… Мешочек еще… Гляди, не нашуми, не потревожь Катерину.

Он говорил так серьезно, что Антонина Антоновна, очень уважавшая своего квартиранта, поспешила выполнить его просьбу.

- Куда ты? Кажись, продукты я все выкупила на месяц, - спросила она, когда сборы были закончены.

- Вернусь - скажу, - пообещал Костя.

На конечной остановке он забрался в пустой трамвай и без приключений доехал до Ленинской площади, откуда оставалось два шага до цели путешествия. Магазин с зеленой вывеской только что открылся. Высокая старуха сдавала щепотку рассыпного золота - всего несколько темно-желтых крупинок. Молоденькая приемщица, сидевшая в стеклянной будке, бросила на чашечку весов крохотные разновески-листочки.

- Два чистых грамма, - равнодушно сказала она.

- Ну и то, - согласилась старуха и искоса посмотрела на Костю, точно боялась, что он схватит эти несчастные крупинки.

- Тебе что, мальчик? - спросила приемщица.

- Завмага позвать нужно.

Он знал свои права, знал, что сдатчик золота - важный человек.

Никто не смел допытываться, кто он, откуда, где поднял металл, и все должны его уважать. Приемщица поняла, что посетитель имеет основания разговаривать независимым тоном.

- Осип Пантелеевич, вас спрашивают! - позвала она.

В будке появился полный человек, посмотрел на Костю, но будто никого не увидел.

- Кто именно?

- Я спрашиваю, - обиделся Костя. - Шоколад есть?

- Тебе сколько пудов? - насмешливо спросил завмаг, продолжая разыскивать посетителя где-то под потолком.

- Два килограмма возьму, - ответил Костя. - Какао еще нужно. Это которое пьют… Масло скоромное… Муки крупчатки…

- Какао нет… товар для старателей ненужный. Да и шоколад только для витрины держим.

- Как это - ненужный? В «Золотопродснаб» жаловаться стану!

- Да ты с чем пришел, чего командуешь! - вскипел завмаг, теперь уже рассмотревший требовательного покупателя.

- Что мне разговаривать! - окончательно рассердился Костя. - Не пустой я пришел, ясно. - И он положил на мраморную дощечку возле весов «свин-голову».

Это сразу изменило поведение завмага.

- Да-а! - протянул он, рассматривая самородок. - Это да! Блеска-то сколько! Червонное золото. - Он засмеялся: - Ну, точь-в-точь свиная голова, даже ушки имеются, - и взял пузырек с кислотой.

- Погоди, не сдаю, коли какао нет, - остановил его Костя.

- Через полчаса привезу с центральной базы. Здесь близко.

- Тогда… - Костя твердо выговорил, - тогда принимай.

Завмаг капнул на самородок кислотой, убедился, что это действительно чистое золото, и бросил на весы. «Свин-голова» стукнула о костяную чашечку, и в сердце Кости тоже что-то стукнуло: он любил забавную золотинку, он мечтал превратить ее в костюм, в ручные часы, велосипед… Но он решил сделать то, что делал, и довел до конца то, что решил.

- Сорок три! - весело объявила приемщица.

- Батюшки, везет же добрым людям! - ахнула старуха.

- Пиши боны, - разрешил завмагу Костя. - Да за какао пошли. Без какао не уйду.

Хороший сдатчик - большой человек, если даже он вовсе не большого роста; хорошему сдатчику почет и уважение. Костя вручил старшему продавцу рюкзак, баночки, мешочек и сел возле окна, уверенный, что продавцы сделают все на совесть. В магазине уже было немало покупателей, а Костя оставался главным - старатели поглядывали на него с любопытством. Кто он, откуда? Где поднял завидную золотинку? Почему покупает то, чего не покупают другие? Но старательский закон строгий - нельзя спрашивать у незнакомого человека, где он старался, где поднял металл, а тем более нельзя расспрашивать такого серьезного человека, как этот насупленный паренек.

- Товарищ сдатчик, заказ готов. Какао тоже тут, пей на здоровье! - И завмаг поставил на прилавок битком набитый рюкзак. - Вот боны, вот расчет на бумажке записан. Хоть проверяй, хоть доверяй: точно, как в аптеке…

- Чего там, - великодушно отказался Костя, - дома посмотрю…

- Ну-с, носить к нам не переносить, таскать вам не перетаскать! - пошутил завмаг.

Старичок в рваном тулупе и с золотыми зубами притопнул ногой.

- Хороший парнишка, правильный! - крикнул он. - Хошь, в сыночки задаром возьму? Только ты меня корми, чего попрошу. Одевай, что по плечу.

Все засмеялись, смеялась даже старуха, сдавшая два грамма металла. Сдатчики решили, что старичок умеет выбирать сынков, и помогли Косте пристроить рюкзак за плечами.

Солнце уже разгорелось, и на тротуарах стало мокро. Костя, вышедший из дому в валенках, шагал по дороге. Он думал о своем, и трудно было бы сказать, о чем он думал. Было только ясно, что он не жалел о сделанном. Он простился со своим единственным богатством, и лишь на короткий миг сжалось его сердце, зато теперь оно стало шире, чем раньше, - в нем было все спокойно и как-то светло.

На что он променял золотинку? Может быть, кто-нибудь сказал бы: на ничто! Но глупое, неправильное слово только рассмешило бы Костю. В этом «ничто» было и здоровье Катюши, и полная жизнь за колоннами, и, может быть, добавочные «Буши», и слава фронтовой бригады, и… Простившись с самородком, он стал сразу богаче, гораздо богаче, чем был. Правду говорил Миша Полянчук, что на свете есть вещи дороже золота. Ради своего товарища, ради своей бригады Костя простился с золотинкой самородинкой и взамен получил еще золотую минуту - может быть, самую лучшую и радостную.

Антонина Антоновна была твердо убеждена, что Малышок не способен на дурное дело, и все же испугалась, когда он выложил из рюкзака на кухонный стол масло, две пачки пиленого сахару, мешочки с мукой и какао, отдельно завернутые плитки шоколада. Глаза и рот у нее стали совершенно круглыми. Она попробовала муку на палец и на язык, убедилась, что это не сон и что лучшей муки не найти.

- Завод дал, что ли, Костенька? - с надеждой в голосе спросила она.

- Завод, - согласился он. - Какао на молоке варить нужно, сказывают. - Поняв беспокойство старухи, Костя усмехнулся: - Ничего… Взято - не украдено. Скажешь, что завод дал.

- Бабушка, кто у нас? Это Малышок, да?… Малышок, иди сюда! Я уже проснулась, - послышался голос за дверью.

Катя лежала на диване, натянув одеяло под самый подбородок, и смотрела на Костю с такой улыбкой, будто очень провинилась.

- Вот как я сразу заболела, - сказала она. - Знаешь, совсем, в общем, ничего не болит, только голова кружится все в одну сторону и так спать хочется. А уши - как не мои. Плохо слышат. Все какой-то шум, шум… как радио… - Она вдруг все сообразила и забеспокоилась: - А ты почему дома? Зачем ты с завода ушел?

- Герасим Иванович разрешил… Должен я о бригадниках думать.

- А по-моему, все это лишнее, - решила Катя и быстро приподнялась на локте: - Иди на завод! Наверное, все станки стоят…

Для того чтобы успокоить ее, Костя сказал, что работа за колоннами не стоит, так как Сева приловчился управляться с тремя станками. Он думал, что Катя обрадуется, но она отвернулась к стене и враждебно проговорила:

- Ну конечно, я так и знала! Вы прекрасно обойдетесь без меня! Вы здоровые, а я больная - от меня одно беспокойство. Хоть сейчас можно умереть… А только я первая придумала работать на двух станках. Да, первая, первая! Разве я виновата, что заболела? - Она всхлипнула. - Хотя, конечно, виновата, потому что… - И, минутку помолчав, приказала тихо и твердо: - Ступай на завод и скажи Нине… почему она не идет? Долго мне еще так одной все думать и думать? Я больше не хочу так… не могу… Слышишь!

- Пойду! - вскочил он, готовый лететь сломя голову.