Жан ответил не сразу:

— Некоторые утверждают, что только они могут знать слова Бога. Эти люди сказали бы тебе, что мы делаем злое дело. Но самое святое существо из всех, кто мне встречался, дала мне эту часть своего тела добровольно и при этом попросила, чтобы я обещал ей кое-что.

Ханна даже не взглянула на руку, а только сказала:

— Это существо… Думаю, мы с ней друг друга поняли бы.

— Я в этом уверен.

Снова воцарилось молчание, такое же спокойное и теплое, как раньше. Травы, заваренные целительницей, начали действовать, и в глазах у Жана прояснилось. И когда взлохмаченная мальчишеская голова вынырнула из-под кучи овчин и одеял, он смог полностью насладиться чудесным зрелищем: зевающая Бекк.

Она улыбнулась ему:

— Мне снились удивительные сны, Жан Ромбо.

— Тогда мне жаль, что я заставил тебя пробудиться к этому кошмару, — ответил он, едва заметно кивая.

В следующую секунду она уже была рядом с ним.

— К этому? — Она обхватила его голову руками. — Это — самый лучший сон.

И она нежно поцеловала его.

Оглушительный грохот возвестил о том, что Хакон тоже проснулся — и рухнул со своего насеста.

— Молот Тора! — проворчал он с пола. — До чего же есть хочется! Сколько я проспал? Час, два?

— Считай в днях, скандинав! — рассмеялся Жан. — Но остальным спать почти не пришлось. От твоего храпа даже ангелы сбегут из рая!

Ханна исчезла, чтобы вернуться с буханками плотного черного хлеба, кругами сыра, копчеными колбасками и дюжиной яиц, которые она сварила в еще одном своем душистом отваре. Обильная трапеза отвлекла Хакона от перепалки с Жаном. Хакон уселся за стол и принялся уничтожать тарелку за тарелкой. Остальные ели с таким же аппетитом, но не такими впечатляющими порциями. Жану было невыразимо приятно разрешить Бекк кормить себя.

— Как тебе удается так хорошо жить в этакой глуши? — Желток сваренного всмятку яйца потек по золотой бороде Хакона. — Мне еще никогда не приходилось встречать в лесу такую еду.

Ханна пододвинула ему еще яиц.

— Я… помогаю местным жителям, а они меня вознаграждают, вот и все.

— Но — таким количеством еды? — Жан отвернулся от ложки, которую Бекк подносила ему ко рту. — Это — очень щедрое вознаграждение. Они должны знать, что у тебя гости. И возможно, их будут расспрашивать.

— Они мало что смогут рассказать. Сюда никто никогда не приходит: я сама к ним спускаюсь. У них есть способы находить меня тогда, когда я им нужна: например, с помощью крика лесных птиц, которые никогда не летают в долине. Когда я их слышу, я прихожу. Они никогда не выдадут меня чужакам. Напротив, предупредят меня об опасности.

Жан увидел, как ее спокойное лицо затуманила тревога.

— И что в последнее время говорили тебе эти птицы?

Ханна встала, ушла к выходу из хижины и стала смотреть в лес.

— Они поют о возвращении охотников. — Она повернулась обратно. — Я не хочу отсылать вас отсюда. Мне еще никогда не встречался человек, который бы настолько нуждался в отдыхе и моих умениях. Но я не хочу, чтобы из-за моей доброты вас поймали. И я не думаю, что мои уловки задержат их надолго.

— Сколько у нас времени?

— Они будут здесь в середине дня. Возможно, чуть раньше.

— Значит, это — прощальный пир? — грустно спросила Бекк.

— Да.

Наступило молчание. Бекк и Жан снова вспоминали тот трудный путь, который недавно проделали, думали о нелегкой дороге, ожидавшей их впереди.

А вот Хакону не хотелось размышлять ни о чем, кроме колбасок, лежавших перед ним. Колбасок, которыми он очень рад был поделиться с исхудавшим, но веселым Фенриром, прибежавшим на поляну.

Их было четверо. На всех были длинные куртки и штаны — обычная одежда земледельцев. Они молча стояли, держа ручки носилок. Еще четверо ждали рядом.

— Они доставят вас к краю леса. Это примерно в дне хода. Оттуда их родственники еще день будут нести тебя до границы.

Отдавая распоряжения, Ханна смачивала свежие повязки Жана настоем крапивы. Он ощущал, как прохладная влага проникает сквозь ткань до кожи, впитываясь в тело. И боль, которая значительно усилилась во время недолгого путешествия на руках у Хакона до места их встречи, снова начала отступать.

— Ты знаешь, какой район Франции лежит за этой границей, Ханна?

— Лотарингия. Вы попадете туда через герцогство Люксембург. Тебе знакомы те места?

— Да. Если нам повезет с дорогами и лошадьми, то уже через пять дней мы сможем оказаться в долине Луары.

Ханна подняла голову, не скрывая тревоги:

— Ты можешь не доехать так далеко, Жан. Ты это знаешь. Я сделала, что могла, но твои раны… — Она вздохнула. — Тебе следовало бы отдыхать по меньшей мере месяц.

— А ты знаешь, что я не могу этого себе позволить. Ради нас всех я не могу успокоиться, пока не сделаю то, что должен.

Повинуясь кивку Ханны, Хакон бережно уложил Жана на носилки. Ханна повернулась к Бекк, которая обеспокоенно переминалась рядом.

— Эта бутылка — для повязок. — Целительница вручила ей фляжку. — А это — чтобы пить перед сном и всякий раз, когда боль станет слишком сильной. — Она улыбнулась. — Не перепутай.

Бекк принюхалась к содержимому обеих фляжек.

— Не перепутаю. Спасибо тебе.

— Я сделала не так уж много.

Бекк обняла немолодую женщину.

— Ты спасла ему жизнь. Я у тебя в неоплатном долгу.

Морщинистая рука взъерошила черные кудри Бекк.

— Помоги ему исполнить клятву — и ты отплатишь мне сторицей.

Когда Жана устроили на носилках, Хакон занял место во главе небольшого отряда. За лошадьми присмотрели не хуже, чем за их хозяевами, и теперь они рвались в путь, раздувая ноздри и выдыхая едва заметный пар. Осенний день был прохладным, но безжалостный холодный дождь перестал, и лучи солнца прокладывали коридоры света среди деревьев.

Ханна в последний раз подошла к носилкам Жана, чтобы немного поправить его повязки и шины. Переломанная рука на секунду неловко прикоснулась к морщинистой кисти.

— Довольно. Ты сделала все, что могла. Я тебе благодарен.

Она с трудом выпрямилась.

— Этого может не хватить.

— Должно хватить.

— Иди с Богом, Жан Ромбо.

Повинуясь взгляду Жана, Хакон приказал Фенриру идти. За ним пристроились люди с носилками, дальше — их сменщики. Бекк замыкала шествие.

Ханна смотрела им вслед еще долгое время после того, как они исчезли в лучах заходящего солнца. А потом вздохнула и отправилась обратно на свой холм. Кроме сосны, она разбрасывала на своем пути различные вещества, добытые из растений и животных. Это не собьет гончих собак со следа полностью, но на какое-то время задержит их. Ханна понимала, что дорога каждая секунда. И для того, чтобы понять это, ей не нужно смотреть в огонь.

— Ты уверен, что это они?

— Уверен, милорд. Их пес воет по-особому. Он недавно отправился на охоту.

— Значит, они лишились своих ушей и носа? Отлично.

Это был один из самых длинных разговоров Джанкарло Чибо за всю неделю. Он сохранял силы на езду, да и говорить было не о чем. Эти дурни хотели оставить его в городе, пока сами поедут за рукой: они, дескать, привезут ее ему, а он тем временем отдохнет. И только сам Чибо знал, что кровь струится у него изо рта не из-за трудной дороги, а из-за отсутствия того, в чем он так нуждался. Ему необходимо было держать волшебную кисть в своей, класть ее себе на грудь — только это остановит алый поток. Возможно, дуралеи и захватили бы талисман и с торжеством привезли руку в Виттенберг, но Чибо слишком хорошо знал, что они доставили бы ее трупу.

Даже теперь, просто приблизившись к ней, он почувствовал себя лучше. По их словам, до нее оставалось меньше полулиги — и он мог бы подтвердить это, потому что ощущал ее притяжение. Уже так близко! А когда рука снова будет принадлежать ему, он никогда с ней не расстанется. И больше не совершит ошибок. Мгновенная смерть будет ожидать тех, кто украл у него руку, быстрая и безошибочная, как удар ножа в сердце. Пристрастие к необычному заставило Чибо медлить. Больше этого не случится.