– Эти разговоры прекратятся, едва только колонка закроется.

– Так же как и подписка на нашу газету. Это бизнес, мисс Тристан. – Голос издателя стал бесстрастным, и Джасмин напряглась, поняв, что ее ждет бой.

– Как автор этой колонки, я имею право писать то, что пожелаю. Это записано в договоре.

– А я, как ваш редактор, имею право вносить любые поправки, какие пожелаю. Это тоже указано в договоре. – Он сел и оценивающе взглянул на Джасмин. Его глаза-бусинки напоминали ей глаза ящерицы, которую она однажды видела в саду.

– Но тогда это не будет правдой, – произнесла она, стараясь скрыть свое разочарование.

– Это уже не имеет значения. В отличие от тиража газеты.

– Я пожалуюсь на вас. Люди узнают, что вы искажали мои слова и что вы лжец. – Она встала, дрожа от еле сдерживаемого гнева.

– Ну и кому вы можете пожаловаться, не выдав своей тайны? Вы запятнаете свою репутацию больше, чем мою, мисс Тристан. Газеты существуют за счет скандалов. А репутация женщины зависит от ее доброго имени. Захотите вы погубить себя ради того, чтобы спасти тех, кого ненавидите?

Понимающая улыбка мистера Майерса была так ей ненавистна, что Джасмин захотелось ударить его по лицу. Она презирала его и себя за то, кем стала.

– Я выполню свои обязательства, мистер Майерс. Но я больше не стану писать о скандальных сплетнях. А неизвестный дамский угодник, о котором я обещала написать в последней колонке? Его имени вы не сможете назвать. Придумайте сами, я вам его не скажу.

– Ну и не надо, – ответил редактор с раздражающим спокойствием. – Я знаю имя женщины, на которую вы нападаете. Это леди Аманда Кларедон.

Джасмин вздрогнула.

– Откуда вы знаете?

– Не только вы одна продаете скандальную информацию, мисс Тристан. Вскоре после того как вы выдвинули идею с публикацией колонок, кое-кто еще пришел ко мне с интересным предложением. А именно служанка молодой леди из одной знатной и титулованной семьи. Она сказала мне, что знает даму, о которой упоминается в ваших колонках.

Внезапно Джасмин ощутила боль. Опустив глаза, она увидела, что сжала кулаки столь сильно, что ногти больно впились в ладони.

– Но почему вы позволили мне продолжать, если обрели необходимый материал?

Мистер Майерс пожал плечами.

– Уж больно ваша идея была хороша. Колонки. Сплетни. Обещание раскрыть секрет не сразу. Как я уже сказал, вы поймали публику на крючок и управляли ею как хотели. А я за счет этого увеличил тираж. Так что все, что вы говорите, уже не так важно. Пишите, что хотите, и в феврале весь Лондон узнает тайну леди Аманды.

– Прошу вас, – взмолилась Джасмин. – Не делайте этого. У нее в июне свадьба.

– В таком случае ей лучше поторопиться, как вы считаете? А почему вы так беспокоитесь? Ведь у нас с вами одна цель. – Он осклабился, все еще сжимая в зубах окурок. – Только моя цель – деньги. В отличие от вашей. Ничего личного. Всегда помните, мисс Тристан: миром правят деньги.

– Но они не правят мной, – огрызнулась Джасмин.

– Вам только так кажется. Ступайте домой, мисс Тристан, и принесите мне очередную заметку. Я слышал, одна служанка спасла собаку, которую чуть не переехал экипаж. Вы можете написать об этом? А я изменю ваши слова так, чтобы получилось что-то более удобоваримое.

– Я остановлю вас. Так и знайте. Должен же быть какой-то способ сделать это, и я его найду, – поклялась Джасмин.

И все же она покинула контору с мыслью о том, что мистер Майерс прав и скорее всего одержит победу. Душу Джасмин переполняли страх и обида за Томаса и его сестру. Все они запутались, точно мухи в паутине, и спасения не было. Репутация леди Аманды будет запятнана, если она, Джасмин, не найдет способ остановить мистера Майерса. Однако дело осложнялось тем, что она не могла никому довериться и раскрыть свое инкогнито.

В один из октябрьских дней Томас надел пальто и вышел на улицу. Пронизывающий ветер не казался ему холодным, несмотря на то что он был без шляпы. Томас от волнения не обращал внимания на подобные мелочи. Герцог и герцогиня Колдуэлл пригласили его на чай. При этом должна была присутствовать и Джасмин. На прошлой неделе в клубе за бокалом бренди герцог с серьезным видом сообщил Томасу о том, что Джасмин едет с ними в Египет.

«Только сначала я ее придушу», – мрачно думал Томас.

С каждой новой колонкой надежда покидала прекрасные глаза Мэнди. Она становилась все более замкнутой. На прошлой неделе барон встретился с Томасом и известил его о том, что скоро вынужден будет расторгнуть помолвку, если выйдет еще хоть один материал, обличающий Аманду. Барон умолял Томаса сделать хоть что-нибудь. Оставаясь в тени, Томас нанял нужных людей для того, чтобы положить конец гнусным публикациям. Ему пришлось даже потратить деньги, отложенные на ремонт собственного дома в Лондоне, Ведь деньги могут решить любую проблему. Томас пока воздерживался от открытого вмешательства. С таким же успехом он мог вложить в руки издателя оружие уничтожения репутации и попросить нажать на курок. Даже простой визит в редакцию укрепил бы предположение о том, что речь в колонках идет о его сестре.

И все же нужно отыскать иную возможность помочь Мэнди. Ее сердце разрывалось от горя. Осторожность – боевой клич высшего света – была лучшим оружием Томаса. Но ему необходимо было выяснить отношения с Джасмин. Она по-прежнему волновала его. Эмоции клокотали в его груди, и он сам не понимал, чего хочет больше: встряхнуть ее как следует или же запереть в своей спальне и любить так, чтобы у нее не осталось времени на написание своих отвратительных заметок.

Грэм лишь улыбнулся, когда Томас попросил ненадолго оставить их с Джасмин наедине, когда он будет у них с визитом.

– Постарайся узнать ее получше, – сказал герцог после того, как пригласил Томаса на чай. – Она немного норовиста, как дикая кобыла, но хороший хозяин сможет ее укротить.

«О, уж я-то бы постарался, Джасмин. Укротил бы тебя в своей постели раз и навсегда».

В прохладном воздухе ощущалось дыхание ранней зимы, когда Томас подходил к дому герцога. Томас чувствовал себя воином, берущим приступом вражескую крепость. «Готовься к бою, Джасмин, – мрачно думал молодой человек. – Это война, в которой победа будет за мной».

Кровь отлила от лица Джасмин, когда в гостиную вошел Томас. Он любезно поприветствовал ее тетю и обменялся дружеским рукопожатием с дядей. Затем подошел к Джасмин и поднес к губам ее руку с обходительностью заправского ловеласа.

– Мисс Тристан, – тихо произнес он, едва скользнув губами по костяшкам ее пальцев. Это прикосновение воспламенило Джасмин, словно она коснулась пылающего очага. Черт возьми, почему дядя не предупредил ее?

Герцогиня указала рукой на стул рядом с Джасмин.

– Прошу вас, садитесь, лорд Томас.

Чувствуя себя так, как если бы рядом с ней вдруг оказался свирепый лев, Джасмин с опаской поглядывала на Томаса. Должно быть, ее родные ничего не слышали об их ссоре. Мать ничего им не сказала, и дядя с тетей не должны знать о том, что именно она, Джасмин, держала в руках перо, обличающее Аманду.

Она делала все, чтобы обеспечить читателей сплетнями, которые они так любили, не нападая при этом на семью Томаса. Мистер Майерс просто-напросто переписывал ее материалы, сделав объектом насмешек Аманду. В конце каждой колонки автор помещал зловещее напоминание о том, что наиболее громкий скандал еще впереди. Оно висело над головой Аманды точно дамоклов меч.

В глубине души Джасмин признавала правду. В какой-то степени ей было жаль заканчивать свою колонку. Ее хлесткие выражения и точные карикатуры очень нравились читателям. Редакция газеты была завалена хвалебными письмами. Впервые в жизни Джасмин чувствована, что ее унижают, ею восхищаются.

Все эти чувства обуревали ее до того, как она увидела в парке плачущую Аманду.

Но кое-каким событиям все же удалось возродить в сердце Джасмин надежду. Ее поиски респектабельной газеты, и которой она могла бы публиковать очерки из Египта, увенчались успехом. Редактор пообещал вполне достойный гонорар за рассказы о племени аль-хаджид и репортажи о ходе раскопок Дэвиса в Долине царей. А это уже что-то.