Историк образно пишет, что эти люди — разного жизненного опыта, происхождения, психологии — напоминали пассажиров поезда, идущего в одну сторону, но севших в разные вагоны и имев­ших «разные представления — на какой станции следует сходить и куда надо идти дальше после выхода на платформу».

В этой атмосфере всеобщего партийного разброда резко акти­визировал свою деятельность Троцкий. Появившись на авансцене идеологической смуты, как чертик из табакерки, он спешил при­своить себе роль беспристрастного арбитра — центриста, стояще­го над фракциями. Начав издавать за границей газету «Правда», он уже видел себя в мундире главного лидера социал-демократии Рос­сии.

Ленин пытался остановить этот парад оппортунистического разброда в РСДРП; он написал свою знаменитую книгу «Материа­лизм и эмпириокритицизм», в которой резко атаковал Богданова, а заодно и учения австрийца Маха и швейцарца Авенариуса. В ию­не 1909 года на расширенном совещании редколлегии большеви­стской газеты «Пролетарий», состоявшемся в Париже, Богданов по инициативе Ленина был исключен из редколлегии.

Конечно, Иосиф Джугашвили не мог пройти мимо разгорев­шихся страстей. Обращаясь с письмом к М. Торошелидзе, он одоб­рил книгу Ленина «Материализм и эмпириокритицизм», отметив, что «материализм Ильича во многом отличается от материализма

Плеханова, и это Ильич, вопреки требованиям логики (возможно, по соображениям дипломатии), пытается скрыть».

В то же время в отличие от Ленина он указал на положительные стороны философии Маха и Авенариуса, оценив этих философов равными Гегелю и Гольбаху, и пишет, что следует более глубоко изучать суть диалектического материализма. Но в целом Джуга­швили откровенно скептически отнесся к спорам, возникшим в среде эмигрантов. В письмах Владимиру Бобринскому и Михе Цхакая он назвал дискуссии, возникшие между Лениным и Богда­новым с Луначарским, «бурей в стакане воды».

Нет, он не пренебрегал философией. Спустя много лет, уже став руководителем государства, для «Краткого курса истории ВКП(б)» Сталин напишет отдельную главу. Написанная твердой рукой, она в сжатой и доступной для широких масс форме рассматривает суть диалектических понятий и законов. Он умел сложное объяснять простым языком, доступным для людей разного уровня — от рабо­чих до профессоров; и его изложение законов диалектики станет классическим пособием, по которому много лет преподаватели философии будут учить студентов.

Но тогда, в годы кризиса революции, Иосиф Джугашвили видел для партии выход из критического положения в иных мерах, чем оторванные от реальных проблем публицистические баталии. Са­ма жизнь выдвигала для действующего партийного деятеля реаль­ные, отнюдь не умозрительные вопросы, и у него не было времени для занятий праздными упражнениями ума.

Бежав из ссылки, он снова шел по лезвию ножа. О появлении Иосифа Джугашвили на Кавказе сразу стало известно Бакинскому охранному отделению. Уже 12 июля 1909 года секретный сотруд­ник Фикус¹ сообщил в своем донесении: «Приехавший, скрывший­ся из Сибири, сосланный туда из Гори, социал-демократ, извест­ный в организации под кличкой Коба или Сосо, работает в настоя­щее время в Тифлисе (приметы). Завтра из Балаханов приедет вместе с Роруа, Мачарадзе и Джапаридзе, около 9 часов утра мож­но будет видеть (их) на Балаханском вокзале».

¹Под кличкой Фикус скрывался секретный сотрудник (сексот) ох­ранного отделения, бывший тифлисский рабочий Николай Степанович Ериков, проживавший в Баку по паспорту Давида Виссарионовича Ба-крадзе, знавший И.В. Джугашвили еще по Тифлису. Цит. по: Остров­ский А. Кто стоял за спиной Сталина? Источник: ГАРФ. Ф. 4888. Оп. 5. Д. 599. Л. 13-14.

Это сохранившееся в архивах сообщение имеет пометки: «Бу­дет установлено наружное наблюдение»; «22 июля за № 9804 за­прошен горийский уездный начальник, по сообщению коего Сосо и Коба неизвестны...»; «В район. Запросить о результатах установки и приметах»; «Роруа — Чодришвили».

И все-таки, идентифицировав по партийной кличке Чодри­швили, охранка не выяснила настоящей фамилии Сосо-Кобы. С 15 июля жандармы организовали слежку за «членом Бакинского комитета» и в служебных сводках он фигурировал под кличкой Молочный. Информация о его появлении поступила и от другого агента. 17 июля осведомитель охранки по кличке Михаил¹ доносил: «В Баку приехал Коба, известный на Кавказе деятель социал-де­мократической партии. Приехал из Сибири, откуда, вероятно, бе­жал, так как он был выселен в 1909 г. Он был в областном комитете представителем Бакинской организации и несколько раз ездил на съезды. Здесь он займет центральное положение и сейчас присту­пит к работе».

На это сообщение шеф жандармского управления наложил ре­золюцию: «Принять меры к установке (настоящей фамилии. — К Р.), после чего Коба будет взят в постоянное наблюдение». «За­прос в район: установлен ли и какие приняты меры». Правда, начав визуальное наблюдение за появившимся в Баку нелегалом, в авгу­сте специалисты сыска пришли к ошибочному выводу: они реши­ли, что под партийной кличкой Коба скрывается Оганез Вартанович Тотомянц.

То, что революционер проживает по фальшивому паспорту, жандармам, видимо, не пришло в голову. Впрочем, получив из Баку сводку агентурных сведений за июль, где отмечалось появление Ко­бы, Департамент полиции тоже не сверил ее со своей картотекой, где эта партийная кличка была зафиксирована еще в 1904 году. И на запрос в отношении Тотомянца в Баку поступил ответ, что никто под такими именем и фамилией не высылался и, следова­тельно, не мог бежать из ссылки.

Но дело не в очевидном непрофессионализме. Бакинский политический сыск имел свои проблемы. Исследуя предоктябрьский период биографии вождя, нельзя хотя бы бегло не коснуться темы платных провокаторов, засылаемых охранными службами режи­ма в революционное подполье.

¹Михаил — сексот охранного отделения Михаил Коберидзе, ранее учившийся в Тифлисской семинарии в одном классе с С. Девдориани (цит. по: Островский А. Кто стоял за спиной Сталина. Источник: ГИ АГ. Ф. 153.On.1. Д. 3453. Л. 28.); был в вологодской ссылке (там же. Источ­ник: ГААО. Ф. 1323.On.1. Л. 5—6.); по возвращении заведовал в Баку На­родным домом (Там же. Источн.: РГАСПИ.Ф. 71. Оп. 15. Д. 1012. Л. 5—6.).

Политическая борьба всегда неизбежно сопряжена с агентур­ной работой как по ту, так и по другую стороны баррикады. Чтобы не было недоговоренности, подчеркнем, что речь идет не о штат­ных филерах службы наружного наблюдения, которых в обиходе звали просто «шпиками», а о секретных сотрудниках, внедряемых властями в революционную среду.

Проблемы бакинской охранки состояли в нехватке таких сек­ретных сотрудников. Ротмистр Мартынов, назначенный на долж­ность заведующего охранным пунктом в Баку еще 6 сентября 1908 года, удрученно писал на имя начальника Кавказского районного охранного отделения, что его предшественник, генерал-майор Ко­зинцев, очно передал ему в качестве сотрудников лишь двоих.

Один из них, предоставлявший информацию по анархистам, числился в переписке охранки под псевдонимом Конверт, вто­рой — Георгий давал информацию по эсерам. Причем, отмечал ротмистр, ни тот, ни другой сами «ни в какой революционной ор­ганизации не состоят и добываемые ими сведения являются совер­шенно случайными. ...Агентурные сведения были мне переданы лишь по организации анархистов в одной тетради».

Правда, с осени того же года положение стало меняться. Мар­тынову удалось завербовать Михаила Коберидзе — заведующего Народным домом в Баку, получившего кличку Михаил, который стал давать информацию по РСДРП. В апреле 1909 года сведения охранному отделению по этой организации стал поставлять Быст­рый¹ — Александр Москаленко, а в мае — Фикус — Николай Ери­ков.

Поэтому бежавший из ссылки и вновь приступивший к неле­гальной деятельности Иосиф Джугашвили сразу столкнулся с угро­жавшей не только партии, но и непосредственно ему самому про­блемой провокаторов. Для него ситуация осложнялась еще и тем, что и Фикус — Ериков, и Михаил — Коберидзе, учившийся ранее в семинарии в одном классе с С. Девдориани, знали его в лицо.