Идея коммунизма, «призрак» которою, по образному выраже­нию Маркса, уже «бродил по Европе», увлекла Джугашвили. В мо­мент вступления на путь профессиональной революционной дея­тельности он уже имел убежденную уверенность в осуществимости теоретических положений марксизма по достижению конечной цели — социалистического преобразования общества. В России на­чало распространения нового учения связано с именем Плеханова. Позже для Иосифа Джугашвили эталоном выверки марксистского метода станет позиция Ленина.

Но выход бывшего семинариста на путь к революции состоялся еще до того, как социал-демократическое движение приобрело ре­альные контуры. Лишь спустя два года, 21 декабря 1900 года в Лейпциге был набран первый номер «Искры». Ее девизом стали слова Пушкина, обращенные к декабристам: «Из искры возгорит­ся пламя». Напечатанный на тонкой бумаге и подготовленный к отправке в подвалах газеты «Форвертс» в Берлине тираж был тайно переправлен в Россию. Сторонники марксистского учения опреде­ленно обозначили класс, опираясь на который они намеревались осуществить революционное изменение общественных отноше­ний. По призыву «Искры» социал-демократические организации России решили провести в 1901 году открытое празднование 1 Мая.

Пламя, разжигаемое «Искрой», получило свою пищу и на взры­воопасном Кавказе. Для срыва этой акции Тифлисское губернское жандармское управление (ГЖУ) наметило аресты революционе­ров, состоявших в РСДРП. В рабочем «Обзоре» принадлежности «к наблюдаемому кружку» указывалось:

«Иосиф Джугашвили, наблюдатель в Физической обсервато­рии, где и квартирует. По агентурным сведениям, Джугашвили — социал-демократ и ведет сношения с рабочими. Наблюдение пока­зало, что он держит себя весьма осторожно, на ходу постоянно ог­лядывается; из числа знакомых выяснены: Василий Цабадзе и Севириан Джугели; кроме того, нужно думать, что и Сильвестр Джибладзе заходил в обсерваторию именно к Джугашвили».

В ночь с 21 на 22 марта были арестованы одиннадцать членов организации. В эту же темную южную ночь жандармы нагрянули и в обсерваторию. Джугашвили избежал встречи с непрошеными гостями лишь случайно. Он обнаружил присутствие жандармов при возвращении в обсерваторию и, уже после их ухода, узнал, что в его отсутствие был проведен обыск. Альтернативы не было. Он решил перейти на нелегальное положение, однако скрыться ему не удалось.

Его схватили на улице, когда он отправился на поиск нового пристанища. Метеоролог-наблюдатель Домбровский видел из ок­на канцелярии, как два уездных стражника провели его от Муштаида в сторону Воронцовского моста.

В рапорте начальнику губернского жандармского управления полковнику Дебилю ротмистр Цысса докладывал: «В ночь с 21 марта на сие число были проведены обыски у Иосифа Джуга­швили, Николая Домостроева, Георгия Авалиани, Петра Каланадзе, Филипа Цхомосидзе... Джугашвили дома не было, почему был подвергнут обыску первоначально проживающий с ним наблюда­тель обсерватории Василий Бердзенов, а за прибытием Джугашви­ли установлено наблюдение, коим он был обнаружен по пути в Муштаид и подвергнут личному обыску».

Хотя обыск результатов не дал, у жандармов были основания подозревать Джугашвили «в политической неблагонадежности» и «пропаганде среди рабочих». В постановлении от 23 марта 1901 г. отдельного корпуса жандармов ротмистр Рунич писал, что, «по агентурным сведениям, изложенным в «Обзоре наблюдения за со­циал-демократическим кружком», служащий наблюдателем в фи­зической обсерватории Иосиф Джугашвили ведет сношения с ра­бочими, принадлежит, весьма возможно, к социал-демократам, а равно, что беглым просмотром отобранной у него по обыску пере­писки обнаружена (книга) «Рабочее движение на Западе» С.Н. Прокоповича без цензурной даты, в каковой книге имеются выписки и ссылки на разные запрещенные издания и приведена программа проповеди социал-демократических идей».

Для бывшего семинариста, уже познавшего одиночество цер­ковного карцера, официальный арест уже не являлся неординар­ным событием. На допросах он держался уверенно, полностью от­рицая свою причастность к противоправительственной деятельно­сти. Вскоре он был освобожден, но с этого момента его фамилия уже «навечно» попала в картотеку Департамента полиции.

Оказавшись вновь на свободе, Иосиф поселился в конспиратив­ной квартире в доме 18 на Нарышкинской улице, в маленькой комнатке, где стояли тахта и этажерка для книг. Вечерами сюда к нему часто приходили товарищи, а днем он уходил на заводы для встречи с рабочими. Человек дела, он стремился к энергичным дей­ствиям. Он продолжал вести занятия в социалистических кружках, и они превращались в центры подготовки к первомайской демон­страции.

Уже на первых шагах революционной работы у Джугашвили проявилась тяга к публицистической практике. Впоследствии эта склонность будет реализована им как редакторская деятельность в органах партийной печати, в том числе в работе основной больше­вистской газеты «Правда». Но на первом этапе он употребил свои способности для подготовки прокламаций. Отпечатанные в неле­гальной типографии листовки появились в городе накануне демон­страции. Они содержали требования политических свобод: свобо­ды союзов и собраний, свободы слова и печати и обобщающие всё лозунги: «Долой рабство! Долой тиранию!»

Одна из типографий располагалась непосредственно в помеще­нии, где он жил. Очевидец вспоминал: «Тесная комнатка, тускло ос­вещенная керосиновой лампой. За маленьким круглым столиком сидит Сталин и пишет. Сбоку от него типографский станок, у кото­рого возятся наборщики. Шрифт разложен в спичечных и папи­росных коробках и на бумажках. Сталин часто передает наборщи­кам написанное».

Власти знали о готовящейся демонстрации, но отменить ее не могли, как не могли отменить весну. Шла весна первого года нового столетия. В парках и садах зелень деревьев соперничала с буйным нарядом цветов, но атмосфера города была наполнена не только цветочным благоуханием В ней расползались противоречивые слухи, и жители ощущали подспудное назревание необычных событий.

Они не заставили себя долго ждать. 15 апреля тишина Тифлиса была нарушена лязгом и шумом. Высовываясь с тревогой в окна, го­рожане увидели на улицах рослых драгун и чубатых казаков на пах­нущих потом лошадях; длинными, раскачивающимися в такт сол­датскому шагу колоннами маршировала пехота, грузные битюги тащили пушки, тяжело громыхавшие по булыжным мостовым. Полиция не давала зевакам насладиться картиной мощи царева войска. Даже маленькие, собравшиеся из трех человек группы энергично разгонялись, а на всех площадях располагались на би­вуаках по две-три роты солдат. Казалось, что город превратился в военный лагерь.

Первоначально городской комитет РСДРП планировал начать демонстрацию рабочих от железнодорожных мастерских, проведя колонну к центру города, но появление солдат заставило изменить планы. Акцию протеста назначили на 22 апреля, со сбора рабочих у Солдатского базара. Предполагалось, что к рядам манифестантов присоединятся и обыватели, собиравшиеся в воскресный день у торговых прилавков. От базара колонна должна была пройти на Головинский проспект, а оттуда — на Эриванскую площадь.

Сначала все развивалось по плану. В разгар воскресного утра, стараясь не привлекать внимания, по одному и небольшими груп­пами рабочие стали собираться на площади возле базара. Люди бы­ли празднично одеты, решительны и нетерпеливо возбуждены. К условному времени собралось более двух тысяч человек. Люди на­чали строиться в колонну; она росла, ширилась, и впереди ее, над головами собравшихся, поднялось кумачом и заколыхалось на лег­ком ветру красное пролетарское знамя.

Назначенный час наступил, но, когда разрозненная толпа офор­милась в солидарный строй, объединенный общим подъемом, по­явились городовые и солдаты. Они хлынули из прилегавших к пло­щади улиц и подворотен, окружая собравшихся бело-фиолетовым барьером. Рокот большой человеческой массы перерос в сплошной слившийся крик; охваченные ужасом, напуганные горожане стали разбегаться, а рабочие пытались организовать сопротивление, раз­розненно вступая в схватки с громившими их ряды защитниками режима. Силы оказались неравными. Через полчаса разгром де­монстрации был завершен. Полиция и солдаты уводили избитых и растерзанных арестованных, их число множилось. Напуганные го­рожане забивались в квартиры, а схваченных людей вталкивали в переполнявшиеся камеры тифлисской тюрьмы.