Затерявшийся в глуши лесов уездный Сольвычегодск был затра­пезным захолустьем России. Он находился в 27 километрах от Кот­ласа на высоком берегу реки Вычегды, впадающей в Северную Двину. Дальше на север река несла свои воды до Двинской губы хо­лодного Белого моря. Отдаленный от железной дороги городок на­считывал сотни три домишек и дюжину церквей, но на тысячу семьсот жителей здесь порой скапливалось до пятисот ссыльных.

Местную достопримечательность составляло двухэтажное, с колоннадой здание постройки XVIII века, в котором разместились присутственные места, казначейство, почта и канцелярия уездного исправника Цивилева. Еще одной достопримечательностью явля­лась тюрьма. Конечно, Иосиф Джугашвили не намеревался задер­живаться в этих местах надолго. Его первая сольвычегодская ссылка продолжалась 116 дней и обычно не привлекает внимания истори­ков. Они не проявили особого интереса к этому периоду биогра­фии вождя.

И напрасно. Эта ссылка для Иосифа Сталина стала знамена­тельной. Одним из первых, кто узнал о его появлении в Сольвычегодске, был ссыльный Сергей Шкарпеткин. Узнав, что ночью при­был очередной этап ссыльных, уже утром он сообщил Т.П. Сухо­вой, что «среди них приехал товарищ из Баку — Осип Коба — профессионал, большой работник». Вскоре Татьяна Петровна, ко­торая была выслана сюда из Москвы, увидела и самого Кобу. «Он был, — вспоминала она, — в высоких сапогах, в черном драповом до колен пальто, в черной сатиновой рубашке и высокой мерлуш­ковой шапке. Белый башлык, по-кавказски прикрепленный на плечах, концами опускался на спину».

Прибыв в этот заброшенный и суровый край, овеваемый студе­ными ветрами Северного Ледовитого океана, он сразу стал гото­виться к побегу и написал несколько писем. Весной 1909 года про­живавший к этому времени в Петербурге С.Л. Аллилуев получил письмо, в котором Иосиф Джугашвили просил сообщить точный адрес квартиры и место его работы.

Еще одно письмо, связанное с его планами, 1 мая пришло из Тифлиса в Киев, на имя студента университета Степана Такуева. Его автор, подписавшийся коротко «Владик», — видимо, под этим именем скрывался Владимир Тер-Меркулов, — сообщал: «Сосо (Коба) пишет из ссылки и просит денег на обратное путешествие». Однако ответа на это обращение не последовало. Студент Киевско­го университета Степан Такуев, член партии «Дашнакцутюн», ко­торому была переадресована просьба Иосифа, в начале мая был арестован за хранение нелегальной литературы, а позже пригово­рен к полутора годам заключения. А письмо попало в руки поли­ции.

Тем временем лето пришло и в северное захолустье, где ликует и висит тучами кровососущий гнус; где на многие версты леса и топкие болота, клюква и морошка, где оторванные от больших го­родов ссыльные, изнывая от вынужденного безделья, с нетерпени­ем ловили не частые, медленно доходившие сюда новости.

Одной из особенностей политических ссылок являлось то, что сразу по прибытии на место поселения ссыльные давали расписку о том, что они ознакомлены с «Правилами отбывания гласного надзора полиции». В соответствии с этим сводом полицейских норм ссыльным Сольвычегодска воспрещалось: появляться после десяти часов на улице, выходить в городской сад, появляться на пристани, заводить знакомства с населением, появляться на люби­тельских спектаклях. Им даже «воспрещалось собираться вме­сте — больше, чем пятерым».

Таковы были полицейские правила, но, конечно, они наруша­лись. Несмотря на категорические запреты, ссыльные встречались и иногда даже устраивали своеобразные собрания, напоминавшие маевки или пикники. И необходимость в них определялась не столько потребностью агитации, сколько желанием разнообразия.

Стремлением к человеческому и духовному общению, скраши­вающему монотонность и серость отуплявшего быта.

Одно из таких собраний, на котором присутствовал Иосиф Джугашвили, и об этом сразу стало известно властям, прошло 25 мая; второе состоялось летом Полицейский надзиратель Колотов доносил своему начальству, что в ночь на 12 июля им была застиг­нута за городом, у разложенного на берегу Вычегды костра боль­шая группа ссыльных, более 15 человек. В числе лиц, попавших в полицейский протокол, были названы «Антон Богатырев, Петр Де­ментьев, Иосиф Джугашвили, Сергей Курочкин, Варвара Полуботок, Исаак Свердлов, Минард Соликвенко, Сергей Шкарпеткин, а также освобожденные от надзора полиции Попов и Петровская».

Этот фискальный документ представляет ценность в том плане, что позволяет судить о круге лиц, с которыми общался Иосиф Джугашвили в Сольвычегодске. Наиболее теплые, дружеские от­ношения у него сложились с уже упомянутым Сергеем Шкарпеткиным и Антоном Богатыревым. Но в этом казенном перечне «по­литических» особого внимания заслуживает имя 24-летней С.Л. Петровской.

Стефания Леандровна Петровская родилась в Одессе. Она про­исходила из семьи потомственного дворянина Леандра Леандровича Петровского, католика, служившего в земской управе. Семья Петровских жила в Одессе в собственном доме на Степовой улице. Стефания рано потеряла мать и воспитывалась мачехой Натальей Васильевной. Окончив в 1902 году Первую Мариинскую гимна­зию, она поступила на Высшие женские курсы. В сентябре 1906 г. с берегов Черного моря она переехала в Москву, где через некоторое время была арестована Правда, за отсутствием улик 16 декабря ее освободили, но уже в начале 1907 года снова привлекли к перепис­ке (следствию) о политической благонадежности при Московском губернском жандармском управлении.

На этот раз уличавшие ее факты обнаружились, и летом Стефа­нию выслали на два года в Вологодскую губернию. Ссылка молодой одесситки началась в Тотьме, а 4 января 1908 года вологодский гу­бернатор перевел ее в Сольвычегодск. Здесь позже она вступила в гражданский брак с Павлом Трибулевым, но это была скорее дань моде эмансипации, чем истинное увлечение. Спонтанный «союз» так же естественно распался, как и возник.

Внезапный «порыв души» увлек Стефанию к другому чувству. Историки не придали особого значения этому факту, а он был мно­гозначащим. Более того, знакомство молодой дворянки из католи­ческой семьи с появившимся в Сольвычегодске революционером с Кавказа практически стало символичным штрихом мировой исто­рии. И, забегая вперед, подчеркнем, что, отбыв свой срок ссылки, С.Л. Петровская поехала не в Москву, с которой ее связывало нача­ло политической деятельности, и не к Черному морю, где прошли ее детство и юность, а «в совершенно не знакомый ей Баку».

Живой интерес к сдержанно ироничному, приятному в обще­нии и остроумному революционеру-кавказцу проявили и другие его новые знакомые. Новые товарищи приняли самое непосредст­венное участие в осуществлении его планов, и поскольку все они были молоды, то подготовка побега приобрела окраску некой теат­рализованности и эффектной эксцентричности. Деньги были соб­раны среди ссыльных; их сбором занялись Антон Богатырев и Сер­гей Шкарпеткин, но в секрет были посвящены многие.

Чтобы у полиции не было оснований для привлечения жертво­вателей к соучастию в организации побега, собранная сумма была передана Иосифу под видом карточного выигрыша. Накануне по­бега он сел в клубе играть в карты и «покрыл кон 70 рублей». Ранним утром следующего дня в деревне за городом, на квартире учительни­цы Мокрецовой, его переодели в крестьянское платье, и хозяйка сама проводила его до берега. Там его уже ждали Шкарпеткин и Богатырев. Пожалуй, сообщники могли шутить, что Кобе не хвата­ет усов и шпаги, чтобы походить на Д'Артаньяна, бежавшего от ко­варной миледи Винтер.

Побег был запланирован «средь бела дня» не случайно; поли­цейские стражники проверяли наличие ссыльных по утрам, по­этому отсутствие беглеца могло быть обнаружено только на сле­дующий день. Татьяна Сухова не устояла перед соблазном принять участие в увлекательном приключении. «Сергей и Антон, — вспо­минала она, — сообщили мне, что будут провожать его до станции на лодке. Я попросила их взять меня с собой»

В путь отправились вчетвером Дорога была не близкой. Пред­стояло проплыть 27 верст: сначала по Вычегде, затем по Северной Двине, но лодка легко шла вниз по течению, и к вечеру 24 июня пу­тешественники прибыли в Котлас. Они успели вовремя. Поезд еще стоял на железнодорожных путях.