Пожалуй, именно в Баку он до конца убедился, что для успеш­ной борьбы с режимом недостаточно только реагировать на от­дельные, даже «шокирующие события»: массовые увольнения, рас­стрелы, коррупцию в чиновничьей среде и другие злободневные явления, — необходимо учитывать десятки факторов и различных обстоятельств. От выступлений за повышение заработной платы и сокращение рабочего дня до коренного требования революции — свержения самодержавия.

Но для будущей деятельности Джугашвили существенным ста­ло и то, что в Баку он осознал психологическую важность и приоб­рел опыт решения национальных вопросов. Никто в партии не по­нимал так глубоко всю палитру и оттенки специфики националь­ных отношений, как он. Впоследствии этот опыт вылился в блестя­щее практическое решение национальных проблем государства.

«Я вспоминаю, — говорил Сталин восемнадцать лет спустя, — 1907—1909 годы... Три года революционной работы среди рабочих нефтяной промышленности закалили меня как практического борца... В общении с такими передовыми рабочими Баку, как Ва­нек, Саратовец, Фиолетов и др., с одной стороны, и в буре глубочай­ших конфликтов между рабочими и нефтепромышленниками — с другой стороны, я впервые узнал, что значит руководить большими массами рабочих. Там, в Баку, я получил, таким образом, второе боевое революционное крещение. Там я стал подмастерьем от ре­волюции».

Очевидно, что Сталин по-своему скромничает. В пролетарском Баку он стал уже признанным лидером. Получившая преимущест­во большевиков городская конференция РСДРП 25 октября 1907 года избрала его в состав Бакинского комитета РСДРП. У едино­мышленников не было сомнений в его авторитете. Он стал одним из ведущих руководителей организации и осенью, в сентябре — октябре, занялся проведением предвыборной кампании в III Госу­дарственную думу.

Одним из результатов его организационной деятельности стало то, что в качестве своеобразной программы действий собрание уполномоченных рабочих курии Баку приняло «Наказ», написан­ный им для депутатов. Однако утвержденные правительством но­вые избирательные законы по четырем неравноправным куриям практически не давали пролетариям возможности прохождения на вершину государственной пирамиды.

Преимущество имели землевладельцы и собственники круп­ных недвижимых имуществ, домовладельцы, предприниматели, фабриканты, а также лица, платившие в год не менее тысячи трех­сот двадцати рублей. Правда, право голоса получали и крестьяне, владевшие земельным наделом, но не сами, а от имени волостных сходов. Женщины, студенты и военнослужащие вообще не имели избирательных прав. Поэтому в составе думы, начавшей работу 1 ноября, из рабочих оказался только один Полетаев, через руки ко­торого проходила переписка Ленина с питерскими большевиками.

Неожиданно Иосифа Джугашвили постигло и личное горе. В октябре тяжело заболела его жена, и он увез ее в Тифлис к родст­венникам, но болезнь прогрессировала и через три недели, 22 но­ября, Екатерина умерла. Като скончалась на руках мужа. Екатери­ну Сванидзе похоронили на Кукийском кладбище Святой Нины.

Смерть жены как бы снова отрешает его от естественной чело­веческой потребности семейного очага. Жестокие испытания судь­бы лишили его семейных обязанностей, у него остается единствен­ный долг — служение революции. Уже в который раз судьба слов­но диктовала ему особое предназначение, особый путь, не оставляя возможности выбора. В этом было что-то фатальное. Он опять не обрел своего дома, а положение профессионального революционе­ра не позволяет ему осуществлять заботу о сыне. Он увозит малень­кого Якова к теще; это тоже своеобразная жертва, принесенная им на алтарь революции.

После похорон жены следы Иосифа Джугашвили на Кавказе теряются до конца 1907 года; Анри Барбюс в своей биографии «Сталин» пишет, что после V съезда РСДРП он «еще раз едет за границу повидаться с Лениным». Можно предположить, что эта встреча была связана с судьбой С.А. Тер-Петросяна — Камо.

Осуществив нашумевшую экспроприацию на Эриванской пло­щади, 13 июня участники акции собрались на Второй Гончарной улице у родственницы Михи Бочаришвили. Позже Камо перевез захваченные деньги в Финляндию, а оттуда, при участии М. Литви­нова, — за границу. 4 октября он приехал в Берлин, где 27 нояб­ря — уже после передачи им денег в партийную кассу — немецкая полиция арестовала его с паспортом на имя австрийского поддан­ного Дмитрия Мирского. Планировалось устроить ему побег. Од­нако вытащить Камо из немецкой тюрьмы не удалось.

Видимо, к этому периоду пребывания Иосифа Джугашвили в Берлине относится его шутливый рассказ о немецком подчинении порядку, прозвучавший в беседе с писателем Эмилем Людвигом в 1931 году. «В 1907 г., — рассказывал Сталин, — когда мне приш­лось проживать в Берлине, мы, русские большевики, нередко смея­лись над некоторыми немецкими друзьями по поводу этого уваже­ния к законам. Ходил, например, анекдот о том, что когда берлин­ский социал-демократический форштанд назначил на определен­ный день и час какую-то манифестацию, на которую должны были прибыть члены организации со всех пригородов, то группа в 200 человек из одного пригорода, хотя и прибыла своевременно в на­значенный час в город, но на демонстрацию не попала, так как в те­чение двух часов стояла на перроне вокзала и не решалась его по­кинуть: отсутствовал контролер, отбирающий билеты при выходе, и некому было сдать билеты. Рассказывали, шутя, что понадобился Русский товарищ, который указал немцам простой выход из поло­жения: выйти с перрона, не сдав билетов...»

В конце декабря 1907 года Иосиф Джугашвили был в Баку. 31 декабря он присутствовал на спектакле в Народном доме. После его окончания вместе с С. Спандаряном, А. Геворкянцем и В. Ко­лесниковым он отправился в город. По дороге, вспоминал Гевор­кянц, Колесников «пригласил всю компанию к себе домой, но И.В. Джугашвили отказался, и компания отправились встречать Новый год в ресторан».

Обнаружив очередной хронологический пробел в биографии И. Джугашвили, с 13 января по 3 февраля 1908 года, историк А. Островский делает предположение, что в середине января он снова отправляется в зарубежье. Историк обращает внимание, что, комментируя свои встречи с Лениным, в 1932 году Сталин расска­зывал писателю Эмилю Людвигу: «Всегда, когда я к нему приезжал за границу, — в 1907,1908,1912 гг., я видел у него груды писем от практиков из России».

Возможно, что на этот раз его поездка была связана с тем, что спад революционных настроений привел к сокращению поступле­ния денег в партийные кассы. В связи с этим возникла идея новой экспроприации, но, когда еще не улеглись страсти вокруг тифлис­ской акции, чтобы получить разрешение на такие действия, бакин­ским большевикам необходимо было согласие центра. Ленин на­ходился в этот период в Швейцарии, и, посетив его, видимо, такое разрешение И. Джугашвили получил.

Во всяком случае, такая акция готовилась. «Мы, — вспоминал участник боевой группы СИ. Кавтарадзе, — узнали, что из центра в Баку по Каспийскому морю повезут четыре миллиона рублей для Туркестанского края. Поэтому мы стали собираться в Баку, прие­хали Тома Чубинадзе, Степко (Вано) Инцкирвели (на него было возложено заведование складом Военно-боевой организации РСДРП, он приехал в начале 1908 г.), Чумбуридзе и другие».

Деньги революционерам нужны были на закупку оружия. Од­новременно с подготовкой экспроприации продолжалось укреп­ление боевой дружины Бакинского комитета. Рабочий Боков рас­сказывал, что, помимо покупки оружия, Иосиф Джугашвили «внес предложение: у нас есть флотский арсенал, у нас есть связи с моря­ками», он «взял инициативу... нас связал с моряками», и с группой товарищей мы «сделали налет на арсенал».

Впрочем, социал-демократы не делали тайны из своих намере­ний; когда в феврале 1908 года для руководства боевой дружиной Бакинской организации РСДРП был создан штаб самообороны, об этом в марте было открыто заявлено в печати. Опыт пятого года убедил Иосифа Джугашвили, что революция лишь тогда будет иметь успех, если она будет достаточно вооружена. Он верил в гря­дущее и готовился к будущим битвам, но, как и в любом матери­ально овеществленном деле, приобретение оружия требовало де­нег, и революционеры продолжали готовить экспроприацию.