Аресты, произведенные вслед за этим властями, изменили соотношение сил в Тифлисском комитете РСДРП, и на состоявшемся 27 января заседании меньшевики оказались в большинстве. На левом политическом фланге социал-демократов произошла своеобразная рокировка, и к этому переделу «власти» подоспел вернувшийся из эмиграции лидер грузинских меньшевиков Ной Жордания. Уже ожидая фракционного раскола и дальнейшего идейного противоборства, в ночь с 17-го на 18 января большевики перепрятали партийную библиотеку и кассу и отказались сдать подпольную типографию.
Их оппоненты были настроены воинственно. Не найдя поддержки у краевого руководства, 26 января Тифлисский комитет, получивший преимущество меньшевиков, заявил о выходе из Кавказского союза РСДРП. Пытаясь восстановить ситуацию, Союзный комитет 30 января потребовал от Тифлисского комитета «не только отозвать свое заявление, но и ввести в свой состав новых членов». Однако меньшевики ответили отказом и 7 февраля объявили о своих разногласиях открыто, выступив с заявлением, предавшим существо разногласий широкой огласке.
Видимо, не случайно, что это идейное размежевание внутри социал-демократической партии шло параллельно с обострением национальных противоречий в Грузии. Они направленно подогревались конкурирующими в промышленности и региональной экономике национальными кланами. Принадлежавшая к различным этническим и религиозным группам буржуазия в национальных регионах России способствовала формированию национально-сепаратистских настроений и в городской среде.
Уже при подготовке к декабрьской бакинской забастовке в слоях рабочих возникла скрытая агитация, направленная на стравливание между собой армян и «татар» (азербайджанцев). Так, в частности, за спиной агитаторов, сталкивающих разнонациональные пролетарские и городские бакинские слои, скрывались интересы местных нефтепромышленников Дадаева и Тагиева. Но импульс всплеску межнациональной ненависти в городе дало убийство армянином состоятельного татарина, в ответ на которое единоверцы погибшего открыто, прямо на улице, убили нескольких случайных прохожих армян.
Варварское выяснение отношений вылилось в трагедию. Вечером 6 февраля в Баку прозвучали первые ружейные и револьверные выстрелы, затем начались кровавые погромы, и для ликвидации побоища власти применили войска. Солдаты «стреляли по разбушевавшейся толпе боевыми снарядами». Число убитых и раненых за ночь составило несколько десятков.
Находившийся во время этих событий в городе Джугашвили активно содействовал прекращению «армяно-татарского» конфликта. Мобилизованные им члены рабочей дружины пытались остановить проявление межнациональной розни. Мухтар Гаджиев вспоминал, что «в Балаханах во время армяно-татарской резни мы, пять товарищей, каким-то образом получили винтовки и собрались вокруг «армянского района», где по поручению (Иосифа Джугашвили) мы не должны были допустить резни».
Однако в пылу конфронтации этой тревожной ночью, напоминавшей почти боевое столкновение, Иосиф не забыл и о чисто партийных интересах. Как вспоминал еще один участник событий, другой боевой дружине он дал задание захватить типографский шрифт, мы, 15 человек, сделали это и отвезли шрифт в крепость. Он предусмотрительно и прагматически учитывал, что «оружием пролетариата» должен быть не только булыжник — свинцовый шрифт может послужить революции не хуже, чем свинцовые пули.
В Тифлис Иосиф Джугашвили вернулся лишь через неделю, и здесь он снова оказался в гуще событий. Бессмысленный и злобный всплеск межэтнической вражды вызвал мощный резонанс. Национальная резня потрясла все слои населения, и на площади возле Ванского собора состоялся многотысячный митинг с участием представителей разных национальностей.
Написанная им и отпечатанная к этому митингу в пятнадцати тысячах экземпляров листовка «Да здравствует международное братство!» — логически убедительна и публицистически страстна. Она призывала рабочих не допускать национальных столкновений, не поддаваться на провокации, противоречившие интересам пролетариата.
Он писал в листовке: «Стоны умирающих рабочих в Баку, армян и татар; слезы жен, матерей, детей; кровь, невинная кровь честных, но несознательных граждан; напуганные лица бегущих, спасающихся от смерти беззащитных людей; разрушенные дома, разграбленные магазины и страшный, несмолкающий свист пуль — вот чем укрепляет свой трон царь-убийца честных граждан». Он призвал: «Долой национальную рознь! Долой царское правительство! Да здравствует братство народов! Да здравствует демократическая республика!»
Именно эти его призывы стали лозунгами митинга. С призывами о прекращении кровавой вражды выступили не только социал-демократы, взывая к взаимной поддержке друг друга «в борьбе с дьяволом, сеющим рознь между нами», с проповедями о примирении обратилось к единоверцам тюркское и армянское духовенство. На следующий день, в понедельник 14 февраля, в городе состоялась примиренческая демонстрация. Встретившись вечером того же дня с Камо в квартире Хананяна на Хлебной площади, он написал новую листовку «К гражданам», посвященную прошедшей манифестации. Она была распространена на следующий день.
Еще не успели улечься страсти, взбудораженные армяно-азербайджанскими столкновениями, как Иосиф Джугашвили вернулся к партийным проблемам. Обстоятельства, возникшие в результате фракционных разногласий в рядах социал-демократов, требовали энергичных действий, и он опять возобновляет свои нелегальные поездки по Закавказью. В конце февраля он был в Батуме, затем появился в Новороссийске, но между 4-м и 5 марта снова выехал в Баку для участия в заседании обновленного городского комитета РСДРП.
Вернувшись в Тифлис и поселившись в квартире Бердзеношвили, он приступил к написанию тематической работы, озаглавив ее: «Коротко о партийных разногласиях». Эта работа, составившая после ее окончания брошюру, была популяризацией написанной в 1903 году ленинской книги «Что делать?». Программа Иосифа Джугашвили предельно обнажена: «Наша обязанность, обязанность социал-демократии, совлечь стихийное движение рабочих с тред-юнионистского пути и поставить его на путь социал-демократический. Наша обязанность — внести в это движение социалистическое сознание и объединить передовые силы рабочего класса в одну централизованную партию».
Он еще не закончил свою работу, когда в Лондоне открылся III съезд РСДРП. За необходимость проведения нового съезда партии большевики боролись давно, но, пожалуй, лучшей «агитацией» для ускорения его созыва стали действия самого царского правительства. Побудительным импульсом для форсирования событий стал арест 9 февраля в Петербурге почти всего состава ЦК РСДРП.
На свободе остались лишь трое — Ленин, Землячка и Красин. 4 марта они обратились с заявлением, в котором указали «на правомерность действий Бюро комитета большинства, направленных к созыву съезда», и призвали местные организации направить своих представителей за границу. Этот призыв поддержали обе партийные фракции. Но когда 12 апреля в Лондоне открылся съезд большевиков, меньшевики собрались на свою конференцию в Женеве. Раскол партии стал фактом. III съезд РСДРП (большевиков) постановил, что «одной из настоятельных задач партии» в текущий момент является подготовка восстания.
Впрочем, в этом давно вызревавшем расколе кавказские меньшевики даже опередили события. Еще 12 марта меньшевистский Тифлисский комитет поставил вопрос о роспуске Союзного комитета и стал готовить общекавказскую конференцию. Прошедшая 14—15 апреля конференция избрала свое Кавказское бюро, противопоставившее себя Союзному комитету РСДРП. Появление двух руководящих центров социал-демократического движения обусловило последовавшую незамедлительно как в самой России, так и в эмигрантской среде борьбу за влияние на пролетарские массы.
Иосиф Джугашвили оказался в эпицентре этого процесса. Сразу после меньшевистской конференции он отправляется в Кутаис. По пути он остановился в Гори; здесь 19 апреля в доме Гогнидзе состоялось собрание местных социал-демократов. И он снова чуть не оказался в руках полиции. Она нагрянула в момент встречи революционеров, однако хозяину квартиры удалось спрятать Иосифа в подвале, куда полиция не удосужилась заглянуть.