Ева, ошеломленная таким вопросом, молча уставилась на бабушку. Ей вдруг нестерпимо захотелось рассказать о своем недавнем кошмаре. Появилась нелепая надежда, что Александра одним словом, или прикосновением, или взмахом волшебной палочки (чем там еще орудуют феи?) вдруг все расставит по местам.

В этой обстановке и при этом освещении надежда не казалась такой уж нелепой. Говорили же, что цыганка оставила своим потомкам не только упрямство да черные кудри! Встряхнув головой, как будто отметая дикие предположения, Ева еще раз внимательно посмотрела на старуху. Может быть, она просто лишилась рассудка от старости? А все тетки, толпящиеся вокруг, настолько запуганы, что боятся признать это?

– Нет, дорогая моя, со мной все в порядке. Уверяю, что это ты нуждаешься в моей помощи. – Ясные глаза смотрели прямо и печально. – Наверное, придется все-таки кое-что прояснить, – с обреченной покорностью сказала Александра, глядя теперь уже куда-то в сторону.

Проследив за направлением ее взгляда, Ева попыталась хоть что-то рассмотреть в сумраке, сгущавшемся до полнейшей черноты почти сразу за пределами пространства, освещенного пламенем камина. В этой темноте началось шевеление. С шелестом летучей мыши и беззвучной плавностью тени к ним подъехало нечто, в неясном свете пламени в первую секунду показавшееся горным троллем.

Придя в себя от изумления, Ева пригляделась и наконец увидела на инвалидном кресле самой последней конструкции – чем, видимо, и объяснялось бесшумное движение – древнюю старушку. Сухонькую, с пушистой короной серебряных волос и также укутанную в плед. Вид у нее был настолько благообразный, что он пристал бы скорее средневековой кармелитке, канонизированной при жизни, чем существу, проживающему пусть и в старом доме, пусть и в заброшенной местности, но все же в наше время!

Кожа на ее доброжелательном личике была густо усеяна морщинками, такими мелкими и частыми, что напоминала гофрированную бумагу, из которой Ева в детстве делала цветы. Удивительно темные губы, скорее сизого цвета (в этом освещении ничего точно сказать было невозможно), и еще более поразительные глаза. На лице этого существа, более всего напоминавшего черепаху, сияли совершенно ясные и молодые глаза.

– Да уш, придется, – с легким, но вполне заметным акцентом сказала прабабушка. – Видишь ли, девотшка, наша семья не совсем обитшная. – Это было сказано так торжественно, что сразу становилось понятно – речь идет о редкой добродетели.

– Не все об этом знают, – продолжала уже Александра. Эти двое создавали впечатление, будто они все время переговариваются на частотах, неслышных человеческому уху, – но наша далекая предшественница была не просто цыганкой. В своем таборе она исполняла обязанности медиума, была чем-то вроде амулета. Вот почему ее не отпускали родные, и твоему прапрадеду пришлось украсть ее. При этом пострадал отец девушки. Собственно говоря, его убили. Кроме того, что этот поступок и сам по себе не самый поощряемый законами человеческими и божескими, он еще и последствия имел, касающиеся всей нашей семьи на протяжении дальнейших лет. Умирая, цыган проклял свою дочь. А родительское проклятье самое сильное, ни смягчить, ни избавиться от него невозможно…

Александра, загрустив о том далеком страшном эпизоде в истории семьи, помолчала. Ева слушала затаив дыхание. Некоторые факты этой истории были известны и ей, и многим другим ее родственницам и являлись частью большого багажа легенд, обременяющего всякую семью, а их – особенно. Но ей был непонятен и неприятен тот мистический подтекст, который пыталась обнародовать Александра.

– Да, так вот. Из-за той истории в нашей семье и рождаются только девочки. Но это еще не все. На пятом поколении история нашей семьи должна прекратиться – все девочки погибнут. Как гласит проклятие, ты и твои сестры должны стать последними в роду.

– Но постойте! – Ева встряхнула головой, раздраженная тем, что вынуждена выслушивать всю эту чепуху– А как же Коко, дочь Марфы? Она ведь представительница следующего поколения. Значит, все в порядке, проклятье не сработало!

– Увы, бедный ребенок совсем болен… Мы старались держать это в тайне, Марфа, бедняжка, еще надеялась, что ее можно спасти. Медицина, – грустно усмехнулась Александра, – химия, наука… Но, к сожалению, даже нам с этим уже не справиться. Дело в том, что некоторое время назад в нашей семье появилось нечто, что как магнит притягивает зло. Маяк, на темный свет которого к нам идут все беды. Это и есть сердце воронки, в которую затягивает всех нас. И, несмотря на все наши усилия, зло подбирается все ближе и ближе. Этот центр – ты, – Александра внимательно посмотрела на Еву, – или то, что принадлежит тебе.

Ева молчала. Даже если во всем, что она сейчас услышала, была хоть крупица смысла, непонятно, что именно хотели от нее узнать старые ведьмы. И что именно не так с малышкой Коко, Ева понять не могла. Да, конечно, обстоятельства рождения были печальными, но сейчас-то все в порядке! Она вспомнила, как последний раз видела обеих – Марфу и Коко.

Это было совсем недавно, на Рождество. Общий семейный праздник в этом самом доме. Веселье, огромная елка, украшенная старинными игрушками. Женщины, представительницы почти всех поколений, пожилые и очень старые, молодые и совсем еще юные. Девочки шумно носились по комнатам, уплетая шоколадное печенье – визитную карточку тетушки Фани, большой мастерицы в кондитерском деле, – и в нетерпении поглядывая на горы подарочных коробок под елкой.

Марфа, как всегда в центре внимания, как всегда шокирующая своим нарядом, повергающая тетушек в транс последними приобретениями во взглядах на моду, религию, политику и искусство. И Коко непременно рядом. Необычайно живой ребенок, полная сил девочка, ни на минуту не останавливающийся моторчик.

«Коко! Где ты это взяла? – внушительным тоном наставляла ее мать. – Это опасно, Клотильда, положи, пожалуйста, на место!» Но Коко вновь бежала за кистями, красками, монетами из коллекции тетушки Алисы, елочными игрушками с веток, до которых могла дотянуться, и содержимым безжалостно распотрошенной аптечки одной из родственниц. Никто не в состоянии был уследить за ней, казалось, она была сразу везде, будто маленьких Коко было несколько десятков!

Подумать, что с ними, Марфой и Коко, что-то не так, было просто невозможно. Обе были веселы и вполне довольны праздником. И что такого ужасного могло произойти в последнее время с самой Евой, что, по словам старух, должно привести к неминуемой трагедии в их семье? Нет, решительно ничего не понятно. Какой центр притяжения? Какого зла?!

– Я не помню никаких особенных происшествий. Если я могу чем-то помочь Марфе, так и скажите. Я готова сделать все от меня зависящее, честное слово! – совсем уже по-детски воскликнула Ева. – Скажите хотя бы, что с ними не так? Чем больна Клотильда? Почему это надо было скрывать? Может быть, наоборот, сообща семья решила бы проблему!

Уставшая, встревоженная Ева вскочила с кресла и подошла к камину. Зябко поежившись, она подбросила дров в почти потухший огонь, разворошив золу кочергой с ручкой в виде лошадиной головы. Повернувшись к обеим родственницам, следившим за каждым ее движением, Ева покачала головой. Ей стало жалко этих старых женщин. Но что именно они хотели от нее получить, Ева и сама не знала.

– Глюпый, глюпый маленький девотшка! В помошчи нуждаешься именно ты. Тебе мы и хотели помочь. – Прабабушка наклонилась вперед, будто и впрямь пытаясь поддержать Еву.

– Да. Ты оказалась права, – обращаясь к своей матери, сказала Александра. – Мы ничем не помогли бедной девочке. А я так надеялась разрешить все это сегодня! Видно, от судьбы действительно не уйдешь. Можешь быть свободна, Ева. Ступай к Виоле, я с ней сегодня уже не увижусь. Останьтесь на ночлег – гроза уже прошла, но ваши дела могут подождать до утра, не так ли? Береги себя, детка. Будь сильной! – И Александра поцеловала в лоб послушно склонившуюся к ней Еву, потрепав девушку по щеке сухой и теплой ладонью.