– Не девушку.

– Нет, девушку, непорочную и чистую.

В ее взгляде читалась благодарность, ответ успокоил ее.

Она оставалась на террасе, будто не могла найти повод, чтобы уйти, а Риз продолжал держать ее за руку и ждал, пока Джоан решит, зачем она пришла.

– Пожалуйста, не говори Марку, он ведь ничего не знает. Я отправилась по воду только потому, что он начал меня расспрашивать. Интересовался, почему я была в саду, что меня так расстроило? Надеюсь, когда я спущусь вниз, он уже будет спать.

Но она пришла не поэтому. Она была так прекрасна в неверном свете свечей – немного загадочная и очень одинокая. Что-то детское было в ее растерянности. Она привыкла рассчитывать только на себя, но даже сильным иногда нужна поддержка.

– Я могу побыть здесь, пока он не заснет?

– Можешь оставаться здесь, сколько тебе будет угодно. Можешь остаться на всю ночь, я всегда тебе рад.

Джоан поняла намек и задумалась, застенчиво теребя сорочку.

– В прошлый раз твоя кровать осталась девственно-чистой.

Возможно, ее поступок был вызван желанием оградить брата от горькой правды, а может быть, она просто искала убежища, стремясь спрятаться от одиночества и горя. Риз не стал раздумывать, почему именно она осталась, он просто был благодарен судьбе за то, что у него появилась возможность утешить Джоан. Ему стало спокойнее оттого, что он знал: она не останется на ночь наедине со своими мыслями.

– Так может быть и сегодня. Наши отношения могут оставаться настолько непорочными, насколько ты захочешь, и так долго, как тебе будет угодно.

Ее губы вздрогнули в едва заметной улыбке. Джоан казалась немного зажатой и смущенной, но в то же время искренней и прекрасной. Она взглянула на засохшие пятна глины на своих руках и коленях.

– Я вся в глине. Я испачкаю тебе белье.

Риз поднялся и указал ей на стул.

– Садись сюда, сейчас мы смоем с тебя глину.

Он принес ведро и встал перед ней на колени. Взяв полотенце, начал вытирать засохшую глину.

Джоан позволила ему сделать это. Как измученный битвой солдат, она расслабленно сидела на стуле, и ее красивые ноги едва касались пола. Воспоминания о той первой ночи, когда она купалась в его ванне и спала рядом с ним, витали между ними в звенящей вечерней тишине.

Тогда кровать осталась девственно-чистой, но когда-нибудь она станет свидетелем их близости. Смирившись с бушующими в ней чувствами, Джоан, казалось, готова была принять и это.

Риз встал и подал ей руку, помогая подняться со стула; начал задувать свечи.

– Мы можем взять одну? В прошлый раз, когда я проснулась, мне показалось…

Он взял самую длинную свечу.

– Она должна гореть большую часть ночи. Я хочу, чтобы ты была уверена, что человек рядом с тобой – я.

Он отвел Джоан в спальню и поставил свечу на сундук. Свеча тускло мерцала, но давала достаточно света, чтобы различать предметы.

Джоан остановилась в задумчивости, словно не могла решиться. Едва заметно передернув плечами, она подняла покрывало и забралась под него, забившись в дальний угол кровати.

Риз улыбнулся ее смущению и, раздевшись и скользнув под покрывало, оказался рядом с ее изогнувшейся спиной. Она не просила его отодвинуться подальше, и он решился прикоснуться к ее плечу.

– Иди ко мне.

Джоан бросилась в его объятия, словно только и ждала этих слов. Она была рядом с ним, такая теплая и женственная! Вот она склонила голову ему на плечо; она была так близко, что Риз чувствовал на груди тепло ее дыхания.

Тугая, аккуратно заплетенная коса на его руке. Риз приподнялся и развязал шнурок – распущенные волосы на мгновение накрыли его.

Джоан расслабилась. Ее тело стало гибким и идеально гладким – живая скульптура. Она придвинулась еще ближе, обняла Риза одной рукой, чувствуя, как стучит его сердце, как ритмично вздымается в такт дыханию грудь. Ей было так приятно ощущать его рядом с собой! Риз пообещал, что эта постель останется целомудренной настолько долго, насколько она того пожелает, но не навсегда. Джоан уже сделала первый шаг к освобождению, а дальше по этой дороге ее поведет он.

Распущенные волосы Джоан закрывали его руку, рассыпаясь по постели. В тусклом свете они казались сияющим морем золота.

– Что с ней стало?

Риз считал, что эта часть истории не принесет Джоан упокоения.

– Он пресытился ею, и она вернулась.

– Она вернулась невредимой?

Она слишком хорошо понимала, что произошло, это так было похоже на ее жизнь.

– Нет.

– Где она сейчас? Живет с твоим дядей?

– Она умерла год спустя.

– Покончила с собой?

Риз похолодел от прямоты, с которой был задан этот вопрос.

– Нет. Она не накладывала на себя рук, но желала смерти. Она не боролась за свою жизнь и тихо угасла.

– Я думала о смерти. Однажды на пути в Лондон мы остановились около озера. Оно казалось таким спокойным, безмятежным, чистым, сулило вечный покой. Мне хотелось просто войти в его воды и уже никогда не выходить.

Сердце Риза было переполнено тихой нежностью, кончиками пальцев он поглаживал ее руку.

– Но мне нужно было заботиться о Марке. Ему тогда было всего двенадцать. Это и остановило меня. И еще злость, ярость от осознания того, что мы стали жертвами. Я тогда памятью своего отца поклялась, что сделаю все, что смогу, хотя бы для Марка. Я поклялась вернуть наш дом и добиться того, чтобы тот человек понес наказание за все, что сделал. Я обязательно выполню свою клятву. Ты сегодня был прав: я действительно расспрашивала сэра Жерара о победителях турнира. Три года я жила впроголодь, отказывая нам с Марком в самом необходимом, и откладывала деньги от продажи статуэток, чтобы нанять рыцаря. Наступит такой день, когда я соберу нужную сумму и смогу послать к тому человеку рыцаря, который поможет мне заставить его заплатить за все, что он с нами сделал. Я брошу вызов этому дьяволу, а уж тщеславие не позволит ему не принять его.

Это было признанием, родившимся от союза пылкой страсти и боли душевной раны. Джоан поделилась своими самыми сокровенными мыслями, но в то же время честно предупредила его о своих планах. Возможно, сегодня она все осознала, но, тем не менее, не отказалась от своих намерений.

Я не останусь, и ты знаешь почему.

Он больше не будет спорить с ней по этому поводу. Как-нибудь в другой раз он объяснит ей несбыточность надежд и тщетность усилий, убедит в необходимости отказаться от подобных планов.

Они лежали тихо, оба сознавая, насколько горько ее откровение. Риз поцеловал волосы Джоан, всего один раз, только чтобы дать понять, что он не осуждает ее за проявление минутной слабости у озера. Она выбрала жизнь и борьбу и не собиралась отдавать смерти ни свою жизнь, ни свою душу. Он восхищался ее силой и мужеством, независимо от того, что стояло за этим.

– То, что ты сказал в саду, было неправильным, – прошептала Джоан. – Ну, когда ты уходил. Я не хочу, чтобы ты так думал. Твои прикосновения мне очень приятны.

– Я рад это слышать. Мне было даже думать страшно о том, что я причинил тебе боль.

– Нет, ты не причинил мне боль. Если честно, твое внимание ко мне надолго избавило меня от кошмаров. Я не думала, что такое возможно. Но в то же время мне было страшно, ведь я не должна позволить себе все забыть, верно? У меня ничего не получится, если я позволю себе забыть прошлое.

Она говорила так, будто думала о чем-то, имеющем отношение и к ней, и к нему, и к их отношениям.

Риз долго думал, прежде чем ответить, старался невольно не обидеть ее:

– Ты должна жить так, как велит тебе сердце, Джоан. Но если бы я был на твоем месте, я бы старался забывать, когда это возможно, и вспоминать, когда это необходимо.

Джоан долго молчала. Она почти не двигалась, но Риз знал, что она не спит. От невысказанных слов тишина была напряженной. Он не мог выразить то, что было между ними, словами – это должна была сделать она сама.

И как раз в тот момент, когда Риз уже смирился с тем, что она так ничего и не скажет, Джоан удивила его: