Сознание затуманилось, Джоан ничего уже не понимала, не чувствовала ничего, кроме настойчивого желания, которое существовало в ней самой, восхитительного желания, неотделимого от удовольствия.

Оно стало таким острым, что она взмолилась. Своими объятиями, призывно вздымающейся грудью она безрассудно просила большего, слегка сжимая его голову и едва не произнося просьбу вслух, но и вздохи, доносящиеся до его слуха сквозь затуманенный рассудок, были достаточно красноречивы.

Он заставил ее подождать еще немного, усиливая пытку. Когда он вернулся к ее губам, она чуть не закричала, протестуя. Но его губы на ее груди сменила рука, усиливая накал страсти легкими прикосновениями.

Пронзительное желание лишило ее стыдливости. Она страстно, неистово поцеловала его в ответ.

Он едва прикоснулся к ее соскам, сначала к одному, потом второму. Два мгновения изощренного облегчения, достаточных для того, чтобы бросить ее в омут безрассудной страсти, чтобы напомнить о блаженстве, в котором она скоро растворится. Нет, не сейчас!

Риз прижал ее к стене. Прошла бесконечность, пока он распустил шнуровку на ее платье, и целая вечность, пока он спустил его и сорочку с ее плеч. Одежда соскользнула до талии.

Он посмотрел на ее обнаженное тело, затем прямо в глаза, рука гладила обнаженную грудь. Во взгляде сквозила страсть, но на этот раз мелькнули и торжествующие искорки в ответ на ее прерывистые вздохи.

– Я говорил тебе, Джоан: то, что существует между нами, исходит не только от меня.

Он опустил голову. Его пальцы запорхали над одним соском, а язык – над другим. Наслаждение горячей волной растеклось по ее животу и чреслам. Она внезапно очутилась в неизвестном ей ранее мире, мире, полном блаженства.

Но ненадолго. Наслаждение быстро сменилось нетерпеливым желанием чего-то еще. Какая-то часть ее пробудилась и молила, требовала продолжения. Несмотря на свое опьянение, она понимала, что на самом деле он искушает ее, прибегая при этом ко всем известным ему способам. Он использовал удовольствие, чтобы соблазнить, ведя ее шаг за шагом, пока одних прикосновений ей станет недостаточно.

Это ее волновало, но должно было и беспокоить, но у Джоан не хватало на это сил. Она была обречена на поражение в этой игре, обречена уже в тот момент, когда ощутила первый поцелуй на своих губах, когда сказала первое «может быть». Ей казалось, что эти слова эхом отозвались в ней.

Все выше на крыльях взмывала ее страсть. Блаженство этого полета – это все, что она осознавала.

Нет, не все, что-то вмешалось в ее сказочный полет – отдаленный шум голосов, шаги. Эти посторонние звуки доносились откуда-то с задворок их тесного мирка, затем стали отчетливее. Она пыталась не обращать на них внимания, но они, проникнув в дом, вырвали ее из мира блаженства.

Звуки раздавались уже с лестницы, когда она вдруг ясно поняла, что это было: Марк и Дэвид поднимаются наверх, чтобы взять оружие, в твердой уверенности, что Риза еще нет дома.

Грубо ворвавшаяся в грезы реальность отрезвила ее. Она оттолкнула Риза и, взглянув на себя, увидела свою наготу и его сильную руку, сжимающую ее грудь. Почти свершившаяся близость, которой она поклялась избегать, ее глупость и слабость, – все это ужасная ошибка женщины, соблазненной надеждой, поверившей в то, чего не может быть.

Риз отпустил ее. Не говоря ни слова, он большими шагами прошел на террасу. Джоан услышала, как он идет по лестнице, услышала, как тут же смолкли шаги – это мальчики увидели его. Она поняла, что Риз молча указал им на дверь и услышала топот ног мальчиков, бегущих в сад через зал.

Джоан поспешно натягивала платье. Прошлое снова напомнило ей о себе.

Она закончила шнуровать платье и подняла глаза: Риз прислонился к дверному косяку и наблюдал за ней. Джоан не могла смотреть ему в глаза и поэтому сосредоточила все свое внимание на узле, который никак не хотел завязываться.

Она чувствовала, как пылает ее лицо, и не знала, что сказать. Она не могла произнести слова, которые он хотел от нее услышать.

Джоан взглянула на стол, на построенное золотое сечение, и сердце ее сжалось.

– Это чудесно – то, что ты мне показал, – сказала она, похлопывая по пергаменту. – Интересно, прямоугольник с каждым разом становится все меньше и меньше, пока не исчезает? И тогда все прекращается, не так ли?

– Нет, оно незримо продолжается.

В это невозможно было поверить.

– На это можно взглянуть и с другой стороны: прямоугольник становится все больше и больше, пока не охватит весь мир.

Представить это было еще труднее.

Она подошла к двери, надеясь, что он даст ей уйти после того, что между ними произошло.

Но этому не суждено было сбыться: он заключил ее в свои объятия. Нет, он не удерживал ее, просто объятия были очень крепкими, затем поцеловал ее, и то, что они только что пережили, отозвалось в ней грустным эхом.

– Я не могу позволить тебе уйти, – сказал он.

Звонкий голос Марка, подшучивающего над своим другом, ворвался в комнату через раскрытое окно.

– Я не могу позволить тебе уйти. Я должен поцеловать тебя еще крепче и прижать к себе, а потом отнести в мою постель. Я должен освободить твое прекрасное тело от одежд, как в ту первую ночь, и ты предстанешь передо мной такой, какой являешься в моих мечтах. Я должен осыпать тебя ласками, я должен любить тебя. Мне кажется, нам обоим уже совершенно ясно, что этого не избежать, – он снова поцеловал ее. – Приходи ко мне сегодня ночью.

Тиски желания сжали ее сердце. Как ей хорошо в его объятиях! Как приятно хотя бы ненадолго довериться этим рукам!

Джоан коснулась его лица. Что-то внутри нее протестовало, заставляло быть осторожной.

– Ах, Риз, все будет совсем не так, как ты себе представляешь, это не принесет счастья ни тебе, ни мне.

Она заставила себя отстраниться, сделала несколько шагов и переступила порог. Звонкий голос брата, раздававшийся в вечернем воздухе, будто вел ее через террасу.

На лестнице Джоан на мгновение остановилась, чтобы проглотить ком, сжимавший горло, затем продолжила спуск. Она спешила покинуть верхний этаж, пока Риз не почувствовал ее замешательство и не догадался о ее смятении. С тяжелым сердцем спустилась она вниз, ее душа была полна разочарования, того, о котором она знала заранее и которого так хотела избежать.

Но не только это тяготило ее, а еще и то, что она так и не смогла узнать, кто же он на самом деле. Он говорил о том, что их ожидает блаженство, но она думала иначе. Если так будет продолжаться, она не сможет смотреть ему в глаза, потому что волей-неволей будет видеть в них только страсть. Она боялась, что со временем сумеет увидеть в этих глазах истинное отражение самой себя, а в ее сердце были такие потаенные уголки, куда она и сама не осмеливалась заглядывать.

Риз мог подарить ей неземное блаженство, но со временем все развеется, как туман, каким бы желанным он ни был. Он мечтал о жизни вместе с ней, но она никогда не мечтала о жизни с ним. Однако если ей привидится во сне, что Риз или кто-то другой овладевает ею, она не сомневалась, что тут же проснется с таким чувством, будто ее заманили в ловушку и погубили.

Риз приступил к строительству новой стены в королевских покоях. Его присутствие привлекало внимание окружающих всего в течение нескольких часов, не более того. Слуги тоже приходили посмотреть на него, но вскоре и они потеряли интерес.

Он просто стал одним из них, незаметным и незначительным. Препятствием, которое нужно было обходить, совсем как ограду или скамью.

Риз полностью погрузился в работу. Он решил положить новую кладку так, чтобы она не отличалась от старой, чтобы новая стена казалось частью первоначальной постройки.

Это занятие несколько отвлекло его от мыслей о Джоан, возбуждающих мечтаний, наполненных ее стонами и запахом ее кожи. Интересно, почему она с таким упорством отвергала его предложения? Он пытался понять, почему Джоан продолжает возводить между ними преграды, препятствующие их страсти и такому желанному единению, которое, как ему казалось, было вполне возможным, но все же недосягаемым.