Поэтому я ответил:

— Дело в том, что я легко простужаюсь, вот и все.

— Но сейчас ты не простужен.

— Как знать. Может, и простужен, только простуда еще не проявила себя.

— Я принимаю эхинацею. И тебе советую. Сразу перестанешь простужаться.

— Я не очень-то верю в траволечение.

Левой рукой она обняла меня за шею.

— Тебе промыли мозги большие фармацевтические компании, беби.

— Вы правы. Скорее всего, промыли.

— Большие фармацевтические компании, большие нефтяные, большие табачные, большие медиа-компании… они забрались в голову каждого. Тебе не нужны созданные человеком химикалии. У природы есть лекарства от всего.

— Бругманзия очень эффективна, — вставил я. — Я бы с радостью воспользовался сейчас листьями бругманзии. Или цветами. Или корнями.

— Я не знаю, что это за растение.

Под букетом «Каберне совиньон» в ее дыхании улавливался еще один запах, терпкий, даже горький, который я не мог идентифицировать.

Потом мне вспомнилось где-то прочитанное, что пот и дыхание психопатов имеют очень слабый, но четкий химический запах, потому что душевное расстройство сопровождается определенными физиологическими изменениями. Может, ее дыхание пахло безумием?

— Ложка семян белой горчицы защищает от всего дурного, — заявила она.

— С удовольствием бы проглотил целую ложку.

— А чтобы стать богатым, нужно съесть корень чудомира.

— Это проще, чем работать до седьмого пота.

Она вновь прижала стакан к моим губам, а когда я попытался отвернуться, удержала мою голову на месте левой рукой, которой обвивала шею.

Когда же я все-таки не разжал губ, она убрала стакан и удивила меня, засмеявшись:

— Я знаю, что ты мундунугу, но ты так хорошо притворяешься церковной мышкой.

Внезапный порыв ветра плеснул дождем в окна. Она поерзала задом по моим коленям, улыбнулась, поцеловала в лоб.

— Это глупо — не пользоваться лекарственными растениями, Одд Томас. Надеюсь, ты не ешь мясо?

— Я же повар блюд быстрого приготовления.

— Ты можешь жарить мясо, но, пожалуйста, скажи, что ты его не ешь.

— Даже чизбургеры с беконом.

— Это же самоуничтожение.

— И картофель фри, — добавил я.

— Самоубийство!

Она набрала полный рот вина и выплюнула мне в лицо.

— И чего ты добился своим сопротивлением, беби? Датура всегда получает то, что хочет. Я смогу тебя сломать.

«Нет, раз уж это не удалось моей матери», — подумал я и вытер лицо левой рукой.

— Андре и Роберт будут тебя держать, а я зажму пальцами нос. И когда ты откроешь рот, я залью тебе в горло вино. А потом разобью стакан о зубы, и ты сможешь зажевать вино стеклом. Такой вариант тебя больше устраивает?

— Вы хотите увидеть мертвых? — спросил я, прежде чем она вновь поднесла стакан к моим губам.

Несомненно, некоторые мужчины увидели бы синий огонь, вспыхнувший в ее глазах, но приняли бы интерес за страсть. Взгляд-то был холодный и голодный, словно у крокодила.

— Ты сказал мне, что никто, кроме тебя, не может увидеть мертвых.

— У меня есть свои секреты.

— Так ты все-таки можешь подчинять себе призраков.

— Да, — солгал я.

— Я знала, что можешь. Знала.

— Мертвые здесь, как вы и предполагали.

Она огляделась. Тени, отбрасываемые мерцающим светом, подрагивали.

— Не в этой комнате, — уточнил я.

— Тогда где?

— Внизу. Я видел нескольких в казино.

Она поднялась с моих колен.

— Призови их сюда.

— Они предпочитают не покидать то помещение, где находятся.

— В твоих силах призвать их сюда.

— Скорее нет, чем да. Исключения есть, но в большинстве своем призраки держатся того места, где умерли… или где прошли самые счастливые моменты их жизни.

Поставив стакан на стол, Датура спросила:

— Какой сюрприз у тебя в рукаве?

— Я же в футболке.

Датура сощурилась.

— И что все это значит?

Я поднялся.

— Гессель, агент гестапо, он дает о себе знать где-то еще, помимо подвала в том парижском доме? Помимо кабинета, в котором умер?

Она задумалась.

— Хорошо. Мы пойдем в казино.

Для того чтобы облегчить себе перемещение по заброшенному отелю, они принесли с собой две лампы Коулмана, которые работали на сжиженном газе. Эти лампы разгоняли темноту гораздо эффективнее, чем ручные электрические фонарики.

Андре оставил ружье на полу около окна номера 1203, чем убедил меня, что и у него, и у Роберта под пиджаком пистолет или револьвер.

Пульт дистанционного управления остался на столе. Если бы мне не удалось показать Датуре призраков в казино, по крайней мере она бы не смогла сразу взорвать Дэнни. Для этого ей пришлось бы вернуться сюда.

Когда мы уже выходили из номера, она вдруг вспомнила, что с прошлого дня не съела ни одного банана. И это упущение определенно ее озаботило.

Сумки-холодильники с едой и питьем стояли в примыкающей к комнате ванной. Она вернулась оттуда с бананом.

Очищая фрукт, объяснила, что банановая пальма («как ты знаешь, Одд Томас») и была древом запретного плода в раю.

— Я думал, это была яблоня.

— Тупи и дальше, если хочешь, — пожала плечами Датура.

В полной уверенности, что мне известно и это, она тем не менее рассказала, что Змей (с большой буквы) живет вечно, потому что дважды в день ест фрукт с банановой пальмы. А каждая змея (с маленькой буквы) проживет тысячу лет, если будет следовать этой простой диетологической рекомендации.

— Но вы же не змея, — заметил я.

— Когда мне было девятнадцать, — призналась она, — я заставила Вангу зачаровать душу змеи и перенести в мое тело. Как, я уверена, ты видишь, она оплела мои ребра, где будет жить вечно.

— Тысячу лет уж точно, — вырвалось у меня.

В сравнении с ее теологической системой (несомненно, с элементами вуду, но и еще бог знает чего) откровения Джима Джонса в Гайане, Дэвида Кореша в Вако и отца-основателя культа кометы, вдохновившего последователей на массовое самоубийство около Сан-Диего, звучали, как слово божье.

Хотя я ожидал, что поедание банана Датура превратит в эротический спектакль, она его просто съела, быстро, решительно, не выказывая удовольствия, более того, даже пару раз скорчила гримаску.

По моим прикидкам, ей было лет двадцать пять или двадцать шесть. То есть уже семь лет она съедала по два банана в день.

И теперь, съев более пяти тысяч бананов, определенно видеть их не могла, особенно если сделала простенький математический расчет: поскольку жить оставалось 974 года (как змее с маленькой буквы), в будущем ей предстояло съесть где-то семьсот десять тысяч бананов.

Я нахожу, что куда легче оставаться католиком. Который к тому же не ходит в церковь каждую неделю.

В чем-то Датура выглядела круглой дурой, в чем-то даже заслуживала жалости, но глупость и невежество нисколько не уменьшали исходившей от нее опасности. История человечества знает немало примеров, когда дураки и их последователи, абсолютно невежественные, но чрезмерно любящие себя, уничтожали миллионы.

Съев банан и успокоив душу змеи, обвившую ее ребра, она приготовилась к визиту в казино.

Шебуршание у промежности застало меня врасплох, и я сунул руку в карман, прежде чем понял, что включился виброзвонок сотового телефона Терри Стэмбау.

— Что у тебя там? — спросила Датура, заметив мое движение.

Мне не оставалось ничего другого, как признаться:

— Телефон. Я переключил его на виброзвонок, вот он меня и удивил.

— Он все еще вибрирует?

— Да. — Я достал телефон, и мы смотрели на него, пока звонивший не оборвал связь. — Все.

— Я и забыла про телефон. — Датура протянула руку. — Не думаю, что нам следует оставлять его у тебя.

Я передал ей мобильник.

Она отнесла его в ванную и ударила о каменную панель у раковины. Раз, другой. Вернувшись, улыбнулась.

— Однажды мы пошли в кино, так один кретин дважды за фильм разговаривал по телефону. Потом мы выследили его, и Андре сломал ему обе ноги бейсбольной битой.