Раньше я думал, что Дэнни увели с собой два человека: его биологический отец, Саймон Мейкпис, и безымянный, змееподобный мужчина, теперь покинувший этот мир. Однако по дну пересохшего тоннеля тянулись еще три цепочки следов.

Две принадлежали взрослым мужчинам, у одного ноги были побольше, третья — мальчику или женщине.

Следы оборвались у пешеходной дорожки. Далее мне вновь пришлось полагаться исключительно на мое уникальное шестое чувство.

В этой сухой части лабиринта отсутствовал даже едва слышный шепот текущей воды. И тишина буквально оглушала.

Походка у меня легкая. А при размеренном шаге дыхание остается практически бесшумным. Поэтому я и на ходу мог прислушиваться к тоннелю, точно зная, что уловлю любой звук, изданный теми, кого я преследовал. Но до меня не долетал ни шум шагов, ни голоса.

Пару раз, однако, я останавливался, закрывал глаза и сосредотачивался только на звуках. Не слышал ничего.

Столь глубокая тишина предполагала, что где-то впереди эта четверка покинула ливневые тоннели.

Почему Саймон похитил сына, которого не хотел, не считал своим?

Ответ: если он думал, что Дэнни — ребенок мужчины, с которым Кэрол ему изменила, Саймон испытал бы чувство глубокого удовлетворения, убив его. Он был социопатом. Ни логика, ни обычные эмоции не служили отправной точкой его действий. Власть (и наслаждение, которое он испытывал, пользуясь ею) и выживание были его единственными мотивами.

Этот ответ до поры до времени устраивал меня, но теперь уже нет.

Саймон мог убить Дэнни в его спальне. Или когда мое появление в доме Джессапа спутало ему карты. Он мог убить Дэнни в фургоне, потому что за рулем сидел человек-змея. Мог даже помучить его перед смертью, возникни у него такое желание.

Привести Дэнни в тоннель, заставить идти долгие мили тоже тянуло на пытку, но едва ли такая пытка могла доставить удовольствие социопату-убийце, который предпочитал пускать своим жертвам кровь.

Но для чего понадобился Дэнни Саймону (и двум его спутникам), я понять не мог.

И этот путь они выбрали не для того, чтобы обойти блокпосты на дорогах или укрыться от вертолетов Управления шерифа. Они без труда могли бы найти укромное местечко на поверхности и затаиться там до прекращения их поисков.

С нехорошим предчувствием я ускорил шаг, не потому, что психический магнетизм погнал меня вперед, не погнал, просто на пересечении с каждым тоннелем мне вновь и вновь встречались их следы на покрывавшем дно осадке.

Бесконечные серые стены, монотонная череда полос тени и пятен света под потолочными лампами, тишина… все это могло бы послужить адом для безнадежного грешника, который более всего на свете боялся одиночества и скуки.

После того как следы встретились мне в первый раз, я преследовал их по тоннелю еще тридцать минут, не бежал, но точно перешел на быстрый шаг, прежде чем добрался до того места, где они поднялись на поверхность.

Когда я прикоснулся к стальной двери в стене тоннеля, крючок психического магнетизма глубоко впился в меня, и я почувствовал, как меня тянет вперед, словно люди, по следу которых я шел, были рыбаками, а я — пойманной ими рыбой.

За дверью оказался L-образный коридор. В конце L — дверь. Переступив через порог, я обнаружил небольшую площадку, спиральную лестницу, а наверху — стойку с инструментами в каменной будке.

Хотя февральский день был теплый, а не обжигающе жаркий, воздух под металлической крышей сильно нагрелся. Пахло сухой гнилью. Должно быть, в деревянных стропилах завелся грибок.

Похоже, Саймон открыл замок точно так же, как и в будке около кафе «Синяя луна». Уходя, они закрыли дверь за собой и защелкнули на собачку.

С помощью ламинированого водительского удостоверения я обычно могу открыть простенькую собачку, но этот замок, пусть старый и дешевый, не поддался напору пластика. И мне вновь пришлось доставать клещи из рюкзака.

Меня не волновало, что шум может услышать Саймон и его команда. Они наверняка прошли через эту дверь достаточно давно. И я не сомневался, что они не устроили за ней привал, а двинулись дальше.

Я уже собирался взяться за личинку, когда зазвонил спутниковый телефон Терри, заставив меня вздрогнуть.

Я достал его из кармана рюкзака и ответил на третьем гудке:

— Да?

— Привет.

Одного слова хватило, чтобы я узнал чуть хрипловатый голос женщины, которая звонила, когда прошлой ночью я сидел под ветвями ядовитой бругманзии, растущей во дворе дома Янгов.

— Опять вы.

— Я.

Она могла раздобыть этот номер, только позвонив на мой разрядившийся мобильник и поговорив с Терри.

— Кто вы? — спросил я.

— Ты по-прежнему думаешь, что я ошиблась номером?

— Нет. Кто вы?

— А тебе нужно задавать этот вопрос?

— Разве нет?

— Тебе совершенно незачем задавать этот вопрос.

— Я не знаю вашего голоса.

— А многие мужчины знают его очень даже хорошо.

Если она и не говорила загадками, то легко увиливала от прямых ответов.

— Мы с вами встречались? — спросил я.

— Нет. Но разве ты не грезил обо мне?

— Грезил?

— Ты меня разочаровываешь.

— Опять?

— Все еще.

Я подумал о следах на дне тоннеля. Одна цепочка принадлежала женщине или ребенку.

Многого не понимая, я предпочел молчать. Молчала и она.

Практически все пространство между стропилами пауки заплели паутиной, на которой и висели блестящие и черные, среди бледных остовов мух и бабочек, которых уже сожрали.

— Чего вы хотите? — первым нарушил молчание я.

— Чудес.

— И что вы под этим подразумеваете?

— Потрясающее и невозможное.

— Почему звоните мне?

— А кому еще?

— Я могу поджарить картофель.

— Удиви меня.

— Приготовить хаш?

— Ледяные пальцы, — раздалось в трубке.

— Что?

— Вот что мне нужно.

— Вам нужны ледяные пальцы?

— Пробегающиеся вверх-вниз по моему позвоночнику.

— Найдите массажиста-эскимоса.

— Массажиста?

— С ледяными пальцами.

Лишенные чувства юмора не могут обойтись без этого вопроса, и она спросила:

— Это шутка?

— Не слишком удачная, — признал я.

— Ты думаешь, все так забавно? Такой ты у нас?

— Не все.

— Забавного как раз очень мало, говнюк. Ты сейчас смеешься?

— Нет, сейчас нет.

— А знаешь, что, по-моему, будет забавным?

Я не ответил.

— Ты думаешь, будет забавно, если я ударю молотком по руке этого урода?

Над моей головой восьминогий арфист сдвинулся с места, и от бесшумных арпеджио завибрировали туго натянутые нити паучьего шелка.

— И разбиваемые кости зазвенят, как стекло?

Я ответил не сразу. Подумал перед тем, как открыть рот.

— Извините.

— За что это ты извиняешься?

— Я извиняюсь за то, что обидел вас шуткой про эскимоса.

— Беби, я не обиделась.

— Рад это слышать.

— Я просто разъярилась.

— Извините. Я серьезно.

— Не будь занудой.

— Пожалуйста, не причиняйте ему вреда.

— А почему нет?

— А почему да?

— Чтобы получить то, что мне нужно, — ответила она.

— А что вам нужно?

— Чудес.

— Может, у меня плохо с головой, я точно знаю, что плохо, но я вас не понимаю.

— Чудес, — повторила она.

— Скажите мне, что я должен сделать.

— Что-то удивительное.

— Что я должен сделать, чтобы вы его не трогали?

— Ты меня разочаровываешь.

— Я пытаюсь понять.

— Он гордится своим лицом, не так ли? — спросила она.

— Гордится? Не знаю.

— Это единственная неизломанная его часть.

Во рту у меня пересохло, и не из-за жары и духоты, которые царили в будке.

— У него красивое лицо, — добавила она. — Пока.

И разорвала связь.

Я подумал о том, чтобы набрать «*69» и посмотреть, соединят ли меня с ней, пусть она и заблокировала свой номер и он не высветился на дисплее. Но не сделал этого, придя к выводу, что это решение не из лучших.