«Периметры подобных многоугольников равняются сумме их гомологичных сторон.»

Устроившись возле раскрытого классного окна и не сводя глаз с лавины белых лепестков на вишневом дереве, которое внезапно расцвело, Пэтти в двадцатый раз мечтательно заверила себя в этой важной истине.

Ей было особенно необходимо закончить учить уроки как можно скорее, поскольку была суббота и она собиралась в город с группой Мадмуазель, чтобы провести часок в кресле зубного врача. Однако погода не располагала к сосредоточенному усилию. По прошествии часа вялой учебы она закрыла учебник геометрии и пошла наверх одеваться, тогда как те, кто оставались дома, должны были заниматься еще целый час.

Наверх-то она пошла, но успела пройти совсем немного. Проходя мимо открытой двери, ведущей к черному ходу, она вышла на улицу, чтобы поближе рассмотреть вишневое дерево; после чего не спеша пошла по аллее из вьющихся растений, чтобы проверить, как там глициния; оттуда был всего один шаг до тропинки, на которой в два ряда росли яблони с розовыми макушками. Не успев опомниться, Пэтти оказалась верхом на каменной стене в конце нижнего пастбища. Позади нее простирались владения «Святой Урсулы». Перед нею был весь мир.

Она сидела на вершине стены и болтала ногами по ту сторону школьных границ. Самым поистине возмутительным преступлением в «Святой Урсуле» считалось выйти без разрешения за пределы территории школы. Пэтти сидела и глядела во все глаза на запретную землю. Она знала, что у нее нет времени для праздного сидения, если она хочет поспеть на «катафалк», поезд и кресло стоматолога. Но она продолжала сидеть и мечтать. В конце концов, вдалеке, через поля на шоссе, она заметила «катафалк», весело кативший на станцию. Тогда ее осенило, что она забыла доложиться Мадмуазель о том, что едет, и что Мадмуазель, соответственно, не станет ее искать. В школе, разумеется, будут думать, что она поехала, и тоже не станут ее разыскивать. Так, без какого-либо заранее продуманного нарушения закона, она оказалась на свободе!

Она посидела еще несколько мгновений, дабы свыкнуться с этим ощущением. Потом соскользнула со стены и бросилась бежать подобно радостному, молодому мятежнику в поисках приключений. Последовав за веселым течением ручья, она нырнула в овраг, густо опутанный растениями, в лесистую местность, помчалась вниз по склону холма и через болотистый луг, весело перескакивая с кочки на кочку, но иногда не попадая и шлепая мимо. Она громко смеялась над этими неприятностями, махала руками и бежала наперегонки с ветром. К восхитительному ощущению свободы примешивалось восхитительное ощущение непослушания. Это сочетание одурманивало.

И так, неизменно следуя за ручьем, она попала, наконец, в другой лес – не в девственный, как вначале, но в лес окультуренный, прирученный. Высохшие ветки были срезаны, под деревьями – тщательно убрано. Ручей плавно тек меж окаймленными папоротником берегами, под грубыми деревянными мостиками, изредка образуя пруды, поверхность которых устилали водяные лилии. Мшистые тропки, усеянные камнями, уводили в таинственные чащи, куда не мог проникнуть глаз: листья выросли ровно настолько, чтобы наполовину скрывать и манить. Трава была усыпана звездчатыми крокусами. Это напоминало заколдованный лес из сказки.

Однако этот второй лес окаймляла прочная каменная стена, по верху которой были пущены четыре ряда колючей проволоки. Через определенные промежутки появлялись знаки, – три из которых были видны с места, где стояла Пэтти, – указывающие на то, что это частные владения и что вторгшиеся лица будут наказаны по всей строгости закона.

Пэтти отлично знала, кому это принадлежит: она часто проходила мимо выходящих на другую дорогу парадных ворот. Поместье славилось на всю округу и, коли на то пошло, на все Соединенные Штаты. Оно охватывало территорию размером в 500 акров и принадлежало известному – или печально известному – мультимиллионеру. Звали его Сайлас Уэзерби, и он был основателем множества Мерзких Корпораций. У него имелись прекрасные оранжереи, изобилующие тропическими растениями, подземный итальянский сад, коллекция произведений искусства и картинная галерея. Он был раздражительным, чудаковатым старикашкой, вечно замешанным в полудюжине судебных тяжб. Он ненавидел газеты, и газеты ненавидели его. Особенно дурной репутацией он пользовался в «Святой Урсуле», поскольку в ответ на вежливо составленное директрисой письмо с просьбой о том, чтобы класс по искусству смог посмотреть его Боттичелли, а класс по ботанике – его орхидеи, он неучтиво ответил, что не позволит такому количеству школьниц носиться по его дому: стоит ему разрешить им прийти в этом году, как ему придется это сделать и в следующем, а он не желает создавать прецедента.

Пэтти посмотрела на знаки с надписью «Не вторгаться» и колючую проволоку и взглянула на лес по ту сторону. Если ее поймают, рассудила она, то ничего ей не сделают, разве что выгонят вон. В наши дни людей не сажают в тюрьму за мирную прогулку в чужом лесу. Кроме того, миллионер находился на каком-то собрании директоров в Чикаго. Эту соседскую сплетню она почерпнула сегодня утром из ежедневной прессы, которую внимательно просматривала раз в неделю: предполагалось, что по субботам вечером за ужином они должны были обсуждать текущие темы, поэтому в субботу утром мельком проглядывали заголовки и какую-нибудь передовицу. Раз уж домочадцы отсутствовали, то почему бы не заглянуть и не осмотреть итальянский сад? Без сомнения, слуги более вежливы, чем хозяин.

Она выбрала участок стены, на котором проволока казалась провисшей, и, извиваясь, пролезла под ней на животе, лишь незначительно порвав на плече блузку. Около получаса она флиртовала с заколдованным лесом, потом пошла по тропинке, и вдруг лес остался позади, а она вынырнула в сад, – нет, не в цветник, а в громадной величины огород. Аккуратные участки пустивших побеги овощей окаймляли кусты смородины, а вокруг них возвышалась высокая кирпичная стена, по соседству с которой росли грушевые деревья, подстриженные по английской моде.

Стоя спиной к Пэтти, садовник высаживал отростки репчатого лука. Разрываясь между порывом к бегству и социальным инстинктом дружелюбия, она нерешительно изучала его. Это был крайне живописный садовник, носивший бриджи, кожаные краги, жилет красноватого оттенка, кардиган[29] и шапочку, надетую набекрень. Выглядел он не слишком приветливым, но явно страдал ревматизмом: даже если он станет ее преследовать, она не сомневалась, что бегает быстрее него. Поэтому, усевшись на его тачку и продолжая за ним наблюдать, она обдумывала вступительное замечание.

Внезапно он посмотрел наверх и заметил ее. От неожиданности он чуть не свалился.

– Доброе утро! – любезно произнесла Пэтти.

– Тьфу! – проворчал человек. – Ты что там делаешь?

– Смотрю, как Вы сажаете лук.

Это пришло Пэтти в голову в качестве самоочевидной истины, однако она была готова высказать ее.

Распрямив спину и сделав шаг в ее сторону, он снова проворчал.

– Откуда ты пришла? – угрюмо поинтересовался он.

– Оттуда. – Пэтти широким взмахом руки показала на запад.

– Хм! – заметил он. – Ты из этой школы… какой-то там святой?

Она подтвердила. Монограмма «Святой Урсулы» во всю ширь украшала ее рукав.

– Они знают, что ты ушла?

– Нет, – откровенно ответила она, – думаю, что не знают. Вообще-то, я в этом совершенно уверена. Они считают, что я поехала к стоматологу с Мамзель, а она полагает, что я в школе. Так что мне предоставлена полная свобода. Я подумала, что могу прийти и посмотреть, как выглядит итальянский сад мистера Уэзерби. Я увлечена итальянскими садами.

– Ну и дела! – Начал он, подошел чуть ближе и снова уставился во все глаза. – Разве, проникнув сюда, ты не видела предупреждающих знаков?

– Боже мой, конечно! Здесь повсюду их столько понатыкано.

– По-видимому, они не произвели на тебя особого впечатления.