– У него есть милая дочурка моих лет!

СЕМЬЯ Мэрфи, придерживаясь здравых взглядов на материальное благополучие, избрала Святую Урсулу своим святым покровителем. Семья в составе мистера и миссис Патрик Мэрфи, одиннадцати маленьких Мэрфи и Бабушки Фланниган занимала пятикомнатный коттедж поблизости от школьных ворот «Святой Урсулы». Они жили за счет искупительных подаяний шестидесяти четырех девочек и периодических заработков Мэрфи père,[13] который, будучи трезв, был достаточно неплохим каменотесом и каменщиком.

Он построил большие входные ворота и длинную каменную стену, которая огораживала десятиакровые владения. Он заложил фундамент нового западного крыла, известного как Райская Аллея, и построил все дымоходы, подъездные дороги и теннисные корты на территории. Школа была памятником его долгой и свободной карьере.

Мистер и миссис Мэрфи, продемонстрировав необычайную дальновидность, крестили своего первенца в честь школы. Урсула Мэрфи – возможно, и не совсем претенциозное сочетание имени и фамилии, однако ребенок был сполна вознагражден за ношение подобного имени тем, что получал ношенные вещи многих поколений учениц «Святой Урсулы». Некоторое время существовала опасность, что несчастная малютка будет похоронена под грудой платьев; но ее родители, к счастью, откопали одного старьевщика, который освободил ее от части этого бремени.

После Урсулы в регулярной последовательности появились на свет остальные детишки Мэрфи; и постепенно в число легендарных привилегий школы вошло награждать новорожденных именами и подарками по случаю крещения. Миссис Мэрфи в своих ежегодных запросах не была законченной эгоисткой. Она ценила художественность имен, предоставляемых девочками. Они обладали той отличительной особенностью, какую сама она, при отсутствии у нее литературного воспитания, не смогла бы им придать. Выбор имен оказался таким же политически трудным делом, как избрание старосты выпускного класса. Разные фракции предлагали разнообразные имена; на голосование выставлялся список полудюжины кандидатур, а в ходе процедуры произносились зажигательные речи.

Существовало одно ограничение. Каждый ребенок должен был иметь своего святого покровителя. Относительно этого пункта Мэрфи были непреклонны. Тем не менее, тщательно изучив ранних христианских мучеников, девочкам удалось раскопать перечень малоизвестных святых с довольно необычными и живописными именами.

В настоящий момент в списке отпрысков Мэрфи значились:

Урсула Мария, Джеральдин Сабина, Мюриел Вероника и Лайонел Эмброуз (близнецы), Эйлин Клотильда, Джон Дрю Доминик, Дельфина Оливия, Патрик (он родился на летних каникулах и многострадальный священник настоял, чтобы его назвали в честь отца), Сидни Орландо Бонифас, Ричард Хардинг Гэбриел, Йоланда Женевьева. На этом список заканчивался, пока однажды утром в начале декабря в проеме кухни не появился Патрик старший с известием, что было бы своевременно подыскать очередное имя – для мальчика.

Школьницы немедленно созвали комитет в полном составе. Было предложено несколько имен, прение становилось все более жарким, как вдруг со своего места вскочила Пэтти Уайатт и предложила вариант «Катберт Сент-Джон». Предложение было встречено приветственными криками, а Мэй Ван Арсдейл с негодованием покинула комнату. Имя было принято единогласно.

Катберт Сент-Джон Мэрфи, крещенный в следующее воскресенье, получил в подарок ложечку для овсяной каши с золотой каемкой в зеленой плюшевой коробочке.

Учащиеся были так довольны удачным предложением Пэтти, что в порядке поощрения избрали ее председателем Рождественского карнавального комитета. Рождественский карнавал являлся благотворительным мероприятием, учрежденным одновременно с открытием школы. В «Святой Урсуле» на систему образования придерживались широких взглядов, что подразумевало развитие множества женских добродетелей, величайшей из которых была благотворительность. Не современная, научная, механически созданная благотворительность, но уютная и старомодная, которая оставляет в сердце дарителя радостный, благородный свет. Ежегодно на святки наряжали елку, накрывали ужин и приглашали бедных соседских детишек вкусить яств. Детей из неимущих семей собирали школьницы, которые ездили по домам на санях или в фургонах для сена, в зависимости от того, выпал ли снег. Девочки относились к этому как к самому развлекательному торжеству в учебном году. И даже бедные детишки, когда у них проходило первое чувство неловкости, считали праздник довольно занимательным.

Первоначально было задумано, что каждая девочка должна иметь своего протеже, чтобы располагать возможностью навещать семью и завязывать личные отношения с общественным классом с более скромными потребностями. Она должна была выяснить особые нужды ребенка и дарить что-то по-настоящему полезное, например, чулки, брюки или фланелевые нижние юбки.

Эта схема была замечательной на бумаге, на практике же она потерпела фиаско. «Святая Урсула» располагалась в богатом квартале, отданном под имения праздных богачей, и пролетариат, прилегающий к окраинам этих имений, был щедро обеспечен работой. Когда-то давно, когда школа была маленькой, в округе имелось достаточное количество бедных детей. Но по мере того, как «Святая Урсула» расширялась, число бедняков, по всей видимости, сокращалось, пока не наступило время, когда школа столкнулась с их явной нехваткой. Однако Мэрфи, по крайней мере, всегда были с ними. И за это они выражали ежегодную благодарность.

Пэтти вступила в должность председателя и назначила подкомитеты по проведению текущей работы. За собой же, Конни и Присциллой она сохранила привилегию отобрать получателей щедрот «Святой Урсулы». На это было затрачено несколько веселых дней за пределами школы. Для заключенных прогулка за пределы тюрьмы – все равно что для всех остальных путешествие в Европу. Большую часть недели они обсуждали соседей и выяснили тот постыдный факт, что, кроме выводка Мэрфи, было девять возможных детей, и что ни один из этих девяти не принадлежал семьям, которые с чистой совестью можно было бы назвать бедными. Здравомыслящие, трудолюбивые родители могли прекрасно удовлетворить скромные рождественские запросы своих детей.

– Только шестеро Мэрфи подходят по возрасту, – проворчала Конни, когда они возвращались домой в холодных сумерках зимнего дня после двух часов бесплодной ходьбы.

– Выходит примерно по одному ребенку на каждые пять девочек, – угрюмо кивнула Присцилла.

– Ах, эта благотворительность меня утомляет! – взорвалась Пэтти. – Для девочек это просто забава. То, как мы скупо раздаем хлам этим безупречно милым людям, просто оскорбительно. Если бы кто-нибудь ткнул в меня розовым носком из тарлатана, полным конфет, и сказал, что это за то, что я была хорошей маленькой девочкой, я бы швырнула его им в лицо.

В напряженные моменты английский язык Пэтти был не безупречен.

– Да ладно тебе, Пэтти, – Присцилла успокаивающе взяла ее под руку, – мы зайдем к Мэрфи и заново их пересчитаем. Может, есть кто-то, кого мы проглядели.

– Близнецам всего пятнадцать, – с надеждой проговорила Конни. – Я считаю, они подойдут.

– А Ричарду Хардингу почти четыре. Он достаточно большой, чтобы радоваться елке. Чем больше Мэрфи мы сможем набрать, тем лучше. Им всегда нравится то, что мы дарим.

– Я знаю! – рявкнула Пэтти. – Большинство из них мы учим быть отъявленными попрошайками. Я буду жалеть о том, что когда-либо использовала сленг, если мы не найдем этим деньгам лучшего применения.

Праздничные фонды ежегодно пополнялись за счет налога на сленг. В «Святой Урсуле» взимался штраф в один цент за каждый случай прилюдного употребления сленга или неправильной грамматики. Разумеется, в уединении собственной комнаты, в кругу избранных, сии меры были не столь строги. Ближайшие подружки не выдавали, разве что когда случалось охлаждение взаимоотношений. Но приятели, враги и учителя делали это, а в моменты пылкой откровенности даже сама виновная сдавала себя. Как бы то ни было, фонд сленга увеличивался. Вскрыв ящик в этом году, члены комитета обнаружили тридцать семь долларов, восемьдесят четыре цента.