Характерная черта еврейских элит, однако, вовсе не в том, что религиозные кризисы у них совпадают с национальными, а то, что у большинства евреев личные, эгоистичные интересы стоят на первом месте (хотя это, понятное дело, свойственно многим). Ради достижения своих интересов они не останавливаются ни перед чем. Политик-еврей готов пойти даже на национальную измену, на предательство, используя силы и возможности злейшего врага собственной нации… Царь Иудеи – Ахаз, который смертельно враждовал с царем Израиля – Пекахом и сирийским царем Рицином (в Дамаске), чтобы одолеть их, призвал на помощь ассирийских владык. Для подкупа царей он собрал все золото и серебро Иудеи, произведения искусства («остатки шедевров искусства Соломоновой эпохи») – и все это отправил в Ниневию, Тиглатпаласару III. Последний разбил войска Дамаска и Израиля (734–732 гг. до н. э.). Тем самым Иуда восторжествовал над Израилем, купив свое господство ценой независимости страны, ценой измены… О нравственной стороне говорить не станем, но заметим: в основе их политики лежал и лежит принцип – все, что служит личным интересам, священно и приемлемо (пусть даже ценой измен, убийств, взяток, подлости). Когда в 161 г. до н. э. первосвященник Иерусалима Алким отправился к новому царю Деметрию I, он поднес ему золотой венок, пальмовую ветвь из золота, оливковые ветви, которые принято преподносить от имени святилища. Храм в Иерусалиме, разумеется, не был исключением в списке других городов, святилищ или стран. Все властители мира любили и любят получать дары. Но такой дар предполагал и некую ответную услугу. Сказано же: «Бойся данайцев, дары приносящих». Деметрий II, предоставив привилегию евреям, отказался от золотого венка и пальмовой ветви, но по прагматическим причинам. Примерно с III в. до н. э. Селевкиды стали брать вместо «венков» настоящий прямой налог, который, однако, с течением времени не отменил подношения подчиненными настоящих золотых венков (т. е. брали и деньгами, и венками, и златом).

Но после всего сказанного признаем наличие у евреев силы, что сродни фанатизму и религиозно-мессианской одержимости… Ведь им были свойственны яростные порывы национально-религиозного одушевления и гнева. Ранее говорилось о единобожии евреев, которые почитали Яхве и не знали иных богов и богинь (в еврейском языке нет самого слова «богиня»). Сущность этого феномена философ С. Н. Трубецкой в «Учении о Логосе в его истории» (1900) видел в том, что бог у евреев выступает предметом не только религиозного опыта, но и социального восприятия: якобы те внимали Богу, поступая согласно его заповедям. Если свести вместе высказывания-намеки С. Трубецкого по интересующей теме, мы увидим еврейский народ в образе скорее народа-богоборца, чем творца. «Израиль, борющийся с Богом и выходящий из этой борьбы хромым, но не побежденным, – вот величавый образ еврейской истории».

Еврейские пророки видели в Боге силу, с которой боролся и состязался человек. Миссия их выглядит как социально-экуменическая и политико-планетарная! Трубецкой пишет: «Вне Израиля нет организованного общения с Богом, и дело Божие на земле есть дело Израиля. К нему поэтому относится откровение; и потому пророк в своем личном отношении к Богу является лишь посредником между Богом и народом. В этом его социальная миссия, которой тот проникнут. Правда, богосознание пророка имеет сверхнародное содержание и значение: «Прежде нежели Я образовал тебя во чреве, – говорит ему Бог, – я познал тебя; и прежде чем ты вышел из утробы, Я освятил тебя, пророком для народов Я поставил тебя… Смотри, Я поставил тебя в сей день над народами и царствами, чтобы искоренять и разорять, губить и разрушать, созидать и насаждать» (Иер. 1, 5 и 10). Пророк сознает свою универсальную миссию, потому что Сам Бог влагает в его уста Свои слова; он – носитель слова. Бог говорит в нем». Здесь говорится не только о власти еврейского Бога над всеми народами, но и о тех методах, с помощью которых власть евреев и их идеология должна была утвердиться внутри их. Трубецкой говорит: «Не все сыны Израилевы были «сынами света», и в сердце каждого было место для «тьмы»».

Тогдашние евреи (как и нынешние – скажем, в России или же в Израиле) превратились фактически в два разных народа, между которыми пролегла пропасть, созданная отчасти «бедностью бедняков и в еще большей степени неправедно приобретенными доходами богатых». Начавшаяся между ними свирепая классовая война поистине ошеломляющим образом «соответствует модели и ходу развития других революций, более близких к нам по времени и несравнимо лучше известных историкам» (Тесса Раджак). Революционный дух еврейства был близок тем, кто видел в восстании надежду на спасение. «Жить только для себя не значит жить» (Менандр). «Человек, который думает только о себе и ищет во всем своей выгоды, не может быть счастлив. Хочешь жить для себя, живи для других» (Сенека). Эти великие истины не умерли.

Г. Доре. Премудрый Соломон

Несмотря на наличие серьезных претензий к ним, евреи близки многим. Имя царя Соломона пользовалось уважением и почетом как среди евреев, так и среди арабов-мусульман. Один из самых знаменитых амулетов в мусульманском мире – «Амулет семи заповедей Соломона» (рукопись, которую обычно помещают в кожаный футляр). Согласно преданию амулет исполняет все желания владельца, оберегает его от джиннов, неуплаты долгов, опасных болезней, приносит удачу в любви, торговле, денежных делах и путешествиях. О том, насколько обе религии связаны друг с другом, говорит и такая деталь: считается, что амулет лишь тогда работает в полную силу, если на нем присутствуют как арабские, так и иудейские надписи и символы. Потому до сих пор изготовлением такого рода амулетов в арабских центрах зачастую заняты и евреи.

В-десятых, бесспорно, умные, благородные, достойные люди были и есть и среди евреев, как и во всяком народе. Наряду с их муками, страданиями, разочарованиями накапливалась в евреях и некая вселенская мудрость. Она-то и научила их жизнестойкости, упорству в достижении цели, мужеству, индивидуализму, коллективизму, которые столь ценны как в творчестве и науке, так и в обретении богатств земных. Еврей, подобно великану Самсону, может творить чудеса силы и геройства, если он не станет жертвой ложной идеи, злата или коварной Далилы. Он может обрушить храм на головы его мучеников, хотя редко хорошо их строит. Ощущая готовность к мессианской идее, он носится по свету как Агасфер, не зная, подчинить ли себе народы или же купить их спокойствие и заняться собственным обогащением. Время от времени это повергает еврея в вечную раздвоенность и глубокую душевную печаль, которая нашла яркое выражение в строках «Екклесиаста» (III в. до н. э.). «Екклесиаст» («Кохелет») произошло от евр. «кахал» (собрание) или же от греч. «экклесиа».