— Это трогательно, — сухо сказал я.
Ох, как не вовремя он приперся, не говоря уже о том, что лучше бы ему вообще было забыть о моем существовании! Я облокотился плечом о дверной косяк, показывая, что дальше коридорчика его не пущу. Он смутился еще больше.
— Прости, Ким, с моей стороны было, конечно, чудовищной глупостью не предупредить тебя о возможной опасности… но я и не подозревал, что такое может произойти в отсутствие хозяина. Дед мне потом устроил за тебя хорошую головомойку, да и поделом мне, дураку… Как ты себя чувствуешь?
— Лучше всех, — ответил я искренне. — Я, знаешь ли, с детства привык не обращать внимания на мелкие житейские неприятности.
Конечно, мне следовало выгнать его вон. Зол я на него был, да и вчерашний визит лысого костолома наводил на мысль, что от семейки Лопухиных лучше держаться на расстоянии. Но ДД повезло — он застал меня в счастливую минуту, а счастливый человек не умеет быть решительным. Я стоял и слушал его извинения, пока мне не стало ясно, что где-то в глубине души я его простил.
— Ох, — говорил он между тем, — я так тебя подвел, заморочил голову этим черепом и ничего не сказал о главном… Я и сейчас, наверное, не вовремя, просто хотел извиниться и передать, что дед желает тебя видеть. Мне, наверное, лучше уйти, да?
Ну что ему можно было ответить, этому печальному журавлю?
— Отчего же, — сказал я по-прежнему безразличным голосом. — Проходи. Только предупреждаю — у меня гости.
Я медленно отклеился от стенки и пропустил его вперед. Пока он меня охмурял, прошло минут пять — время, вполне достаточное, чтобы Наташа успела одеться. Она успела: сидела в кресле, положив ногу на ногу, и на ее розовых брючках и белой маечке не было ни единой морщинки. Тахта была идеальным образом застелена, и вообще создавалось впечатление, что мы находимся в мемориальной квартире-музее имени Кима. У меня отвисла челюсть. У ДД тоже.
— Познакомьтесь, — без особого энтузиазма сказал я. — Наташа, это Дима Лопухин, мой бывший однокурсник. Дима, это Наташа.
— Очень приятно, — сказала Наташа, потому что однокурсник Дима временно онемел.
Внезапно он вышел из своего ступора, резко шагнул к креслу, согнулся пополам (я испугался, не упадет ли) и, схватив Наташину руку, поцеловал ее. Вид у него при этом был идиотский.
— Счастлив познакомиться с вами, Наташа, — забормотал он. — Я, признаться, зашел совершенно случайно, вижу, что помешал, и уже ухожу, но хочу, чтобы вы знали: я не считаю, что зашел напрасно. Знакомство с такой очаровательной девушкой, как вы, Наташа, делает день прожитым не зря…
— Дима, — протянула Наташа укоризненно. — Куда же вы уходите? Ничего вы не помешали, нечего выдумывать, и вообще уходить так сразу невежливо. Правда же, Ким, Дима нам совсем не помешал?
— Отнюдь, — откликнулся я. — Тем более, что у тебя появилась редкая возможность познакомиться с выдающимся мастером куртуазного красноречия…
— С кем, с кем? — переспросила Наташа. ДД застенчиво улыбнулся.
— Ким имеет в виду куртуазную риторику. О, это была целая наука, как изъясняться влюбленным рыцарям. Раннее средневековье, прекрасная эпоха… Существовала куртуазная литература — менестрели, миннезингеры — поздние отзвуки этой поэзии воплотились в Стихах о Прекрасной Даме Блока. Впрочем, Ким шутит, Наташа, я совершенно ничего не смыслю в куртуазной риторике, то есть я настолько не специалист в данной области…
— А в чем вы специалист, Дима? — неожиданно заинтересовалась Наташа. — Вы-то, по крайней мере, историк? А то, по-моему, все друзья Кима или какие-то бизнесмены, или бандиты.
Я пропустил мимо ушей этот булавочный укол и, примостившись на краешке письменного стола, стал наблюдать, как будет изворачиваться ДД.
— О, — сказал Лопухин, — о! Я, конечно, историк. Но, боюсь, Наташа, моя специальность мало кого сможет заинтересовать: я занимаюсь историей древнего мира, а конкретно — царством Митанни…
— Потрясающе! — воскликнула Наташа. — Я даже не слышала никогда о таком…
— Это неудивительно, — сказал я. — По-моему, кроме Димы, о нем вообще никто не знает.
— Ну почему же, — смущенно пробормотал Лопухин. — Вот Немировский с успехом им занимается…
— Но это же безумно интересно, — перебила Наташа. — Изучать царство, про которое никто, кроме тебя, не знает… Дима, расскажите мне о Митанни, еще одним посвященным на земле станет больше…
Я внимательно на нее посмотрел. Непонятно было, притворяется она или ей и вправду интересно. Раньше я у нее такого пристального внимания к прошлому человечества не замечал — правда, об истории мы с ней ни разу не разговаривали.
— Дима — удивительный рассказчик, — сказал я. — Он тут недавно про Вавилон лекцию читал — так увлекательно! (ДД покраснел.) — Девушки слушали, натурально раскрыв рот. Но, поскольку он может распространяться о своем любимом предмете часами, я предлагаю вам занять более непринужденное положение, а сам пойду приготовлю коктейли. Нет возражений?
— Да, Дима, вы садитесь, — подхватила Наташа, изящным жестом хозяйки указывая на кресло, — садитесь и рассказывайте о вашем царстве Митанни… Кимчик, а мне, пожалуйста, коктейль как в прошлый раз, ну, апельсиновый… Дима, вы будете?
Я выслушал, как ДД, млея, произносит: «С удовольствием», и, давясь от смеха, удалился на кухню. Лопухин был готов, причем с первого же выстрела. Ну и Наташка, подумал я, посмотрела и убила, это же уметь надо… Все еще усмехаясь, я смешал два двойных «Алекзандера», посмотрел, понюхал, достал из холодильника лимон и бросил в каждый бокал по внушительному ломтю. Для Наташи я налил почти полный бокал апельсинового сока и добавил туда пару чайных ложек ликера из заветной испанской бутылочки. Поставил все это хозяйство на поднос и отправился в комнату.
В комнате царила идиллия: Наташка уютно, по-кошачьи, свернулась в кресле и внимала рассказу ДД о событиях, потрясавших Древний Восток четыре тысячи лет тому назад. ДД сопровождал повествование энергичной жестикуляцией и вообще выглядел очень комично.
— Коктейль заказывали? — спросил я, прерывая Лопухина на середине захватывающей истории о том, как некоему царю с непроизносимым именем придворные проломили череп тяжелой каменной печатью. Наташа очнулась и взглянула на меня так, будто я и был тем несчастным самодержцем, воскресшим и явившимся в московскую квартиру с подносом в руках.
— Прошу, — любезно произнес я, протягивая ей бокал с соком. Лопухину достался «Алекзандер» послабее, а себе я взял тот, что покрепче. В конце концов, я был самый крепкий человек в компании.
— Великолепно, — сказал ДД, выпустив из губ соломинку. — Чудесно… Вы знаете, Наташа, Ким гениально готовит коктейли. Какими напитками он угощал на новоселье! Жаль, вас тогда не было, коктейли были совершенно незабываемые…
— Да, — подтвердила Наташа, гладя меня по руке. — Это он умеет. Подразумевалось, очевидно, что это — единственное, что я умею.
— А что, может быть, это мое призвание, — предположил я. — Вот состарюсь, уйду на покой, открою при университете свой бар, буду стоять за стойкой, толстый такой, усы отпущу длинные, висячие… Студенты будут приходить ко мне отмечать сдачу экзаменов, а убеленные сединами профессора — спорить о проблемах царства Митанни. И название надо будет выдумать пофирменнее… ну, что-нибудь вроде «Кир у Кима».
— Дурацкое название, — сказала Наташа.
— Не спорю, — кивнул я и чокнулся с ее бокалом. — Какой хозяин, такая и вывеска. А что могут предложить в качестве альтернативы господа ученые?
ДД отмахал уже почти всю свою порцию, и щеки его приятно порозовели. Он по-птичьи наморщил лоб и выдал:
— Ну, может быть, «Привал Скифа»? Знаете ли вы, Наташа, что греки называли «выпивкой по-скифски»? Крепкое, неразбавленное вино. Сами греки всегда разбавляли вино водой.
— Промашечка вышла, — сказал я злорадно. — Коктейль-то как раз и есть разбавленная выпивка. Лучше уж тогда — «Привал Грека».
— Гм, — озадаченно пробормотал ДД. — Действительно… Грека… Привал Грека… Одиссея, например… Ты куда, Одиссей, от жены, от детей…
