Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Этот текст Тита Ливия – вполне средневековое описание походов и битв, в стиле, словаре, отношении к деталям, обобщениях не уступающее текстам XIV–XV веков!

Уже упомянутый византийский историк Лаоник Халкокондил (ок. 1430 – ок. 1490) дал в своем сочинении интересное описание жизни многих народов, а особенно подробно – на Балканах и в Малой Азии. Свободный от чинопочитания византийских императоров и христианских владык, Лаоник достаточно беспристрастен, хотя не все его сообщения точны. Нам же наиболее важно, насколько свободно он владеет словом.

Тут мы приводим его рассказ о походе турок в 1450–1451 годах на албанцев, поднявших во главе со Скандербегом восстание против поработителей.

Лаоник Халкокондил. «10 КНИГ ИСТОРИИ»:

«Итак… с наступлением лета император[40] выступил против сына Ивана Скандербега, который еще ребенком прибыл ко двору императора, стал его любимцем, но бежал в свою родную страну, женился на дочери Арианита[41] и открыто воевал с императором, ни дани не уплачивая императору, ни ко двору не являясь, ни на увещания не склоняясь. Собрав поэтому все свои войска и из Азии, и из Европы, император выступил на страну Ивана и, когда достиг ее, вторгся в нее. Посылаемые им войска, поджигая все, что возможно поджечь, палили деревни, поля и имущество и уничтожали все, находящееся там. Скандербег же и выдающиеся албанцы тайно отправили жен и детей в земли венецианцев, на побережье Ионического моря. Сами же, бродя кругом, переходили из одной области в другую, если их просили об этом их города, и оставались в горах, которые простираются над их страной до самого Иония. Мурад осадил прежде всего Сфетию, объявив жителям, что если они сдадут город, то могут уйти, куда каждый пожелает. Но те не согласились. Тогда он бросил на штурм янычар, взял город силой, поработил жителей, а мужчин всех перебил. Затем, подойдя к Гетии, он занял ее, ибо жители сдались, и, обратив их в рабство, повел войска на Крую, самый выдающийся из городов страны албанцев, расположенный в очень укрепленном месте. Приступив к нему, он осадил его, ударил в стену таранами и низверг значительную ее часть. После этого, надеясь взять город, он штурмовал его с янычарами, но не мог захватить и отвел войско, ибо год уже кончался, и наступившая зима угнетала воинов… А на другой год снова, объявив о сборе войска, выступил против Скандербега…

Албанцы, тайно отправив женщин и детей в укрепления венецианцев, собрались в горах, возвышающихся над городом Круей… Мужчин Скандербег оставил в городе для защиты и охраны стен, отборных воинов, добровольно пожелавших подвергнуться опасностям войны. Мурад же, приготовив машины для разрушения стен и придвинув их, пребывал с янычарами в ожидании у города. Когда все было готово, машины ударили в стену и опрокинули значительный участок. Скандербег между тем жег на горе костры, давая знак осажденным в городе, что, когда будет нужно, он сам придет на помощь. Когда же некоторые из воинов императора устремлялись на гору, он сражался сам, совершая дела, достойные, чтобы о них рассказали. Когда достаточная часть стены была обрушена, все войско бросилось на приступ. Янычары пытались ворваться там, где стена лежала на земле, но не смогли одолеть защитников города, сражавшихся так, как не могли и ожидать».

Мнения о творчестве Лаоника, которые можно найти у литературоведов, поразительным образом подтверждают нашу версию хронологии. Например утверждается: «Знаменательно, что Халкокондил говорит об «эллинах», а не о «ромеях…». Или: «Он продолжает переименовывать русских – в «сарматов», сербов – в «трибаллов», болгар – в «мидян», татар – в «скифов» и т. п.».

Или такое мнение: «Книжный классицизм проявляется у другого историка этой эпохи, Кривотула с острова Имвроса, почти в таких же формах. И он воспроизводит взятые у Фукидида парадигмы изложения (подчас прямо вставляя в свой текст выдержки из античного историка)». И затем: «Османы оказываются у Кривотула потомками Персея и Даная, а стало быть – исконными эллинами»; «Мекмед II… выступает в своей войне с эллинами как мститель за гомерову Трою».

Дадим опять слово Лудовико Ариосто (1474–1547, линии № 7–8). Все перемешалось в его стихотворении – мавры мстят императору Карлу за смерть римского императора Трояна, здесь же воюют потомки Геркулеса:

Дам, рыцарей, оружие, влюбленность
И подвиги, и доблесть я пою
Времен, когда, презревши отдаленность,
Стремили мавры за ладьей ладью
На Францию; вела их разъяренность
Владыки Аграманта, чтоб в бою
Смять Карла-императора и рьяно
Отмстить ему за смерть отца – Трояна.
И о Роланде в песне расскажу я
Безвестное и прозе и стихам:
Как от любви безумствовал, бушуя,
Еще недавно равный мудрецам, —
Все это я исполню, торжествуя.
Коль бедный разум сохраню я сам,
Уже едва ль оставленный мне тою,
Что не Роландом завладела – мною.
Потомок Геркулеса благородный,
Краса и гордость века – Ипполит,
Прими сей труд не пышный, но свободный,
Твой верный раб тебе его дарит.
Моя да будет воля не бесплодной:
Пусть долг великий песня возместит
Не до конца; но я богат лишь ею -
И все тебе несу, чем сам владею.
В то время сын Трояна знаменитый
Париж осадой обложил кругом,
И городу, лишенному защиты,
Грозило вскоре пасть перед врагом;
И если б не были поля залиты
С небес на них ниспосланным дождем, —
От африканского копья без славы
В тот день лишился б Карл своей державы.

Не обойдем же вниманием и «периферийные» художественные описания войн и связанных с ними человеческих переживаний. И увидим, что поэзия по линии № 6 дает нам сходные по стилю и владению словом описания в разных странах!

БИТВА НА КОСОВОМ ПОЛЕ:
Лазарь-царь садится за вечерю,
Рядом с ним – жена его Милица.
Государю говорит царица:
«Царь наш Лазарь, сербская корона!
Утром ты на Косово уходишь,
Воевод и слуг берешь с собою,
Никого не оставляешь дома,
Из мужчин никто не остается,
Кто бы мог письмо тебе доставить
И обратно с Косова вернуться.
Всех моих ты братьев забираешь,
Милых братьев, Юговичей девять.
Ты оставь хоть одного мне брата,
Для сестры сними с него присягу».
Отвечает ей царь сербский Лазарь:
«Госпожа, жена моя Милица!
А кого из братьев пожелала б
Ты оставить в белом нашем доме?» —
«Ты оставь мне Юговича Бошко»…
Только утром белый день занялся
И ворота города открыли,
Быстро вышла из дворца Милица,
Поспешила к городским воротам.
Конница проходит перед нею:
С боевыми копьями юнаки.
Впереди юнаков едет Бошко…
Подбегает к воину царица,
За узду коня его хватает,
Обнимает брата дорогого.
Тихо молвить брату начинает:
«Братец милый, Югович мой Бошко!
Царь тебя оставил мне в подарок,
Чтоб не шел на Косово ты поле,
И на то он дал благословенье,
Чтоб ты знамя передал другому
И со мною в Крушевце остался,
Чтоб свободен был ты от присяги».
Югович ей Бошко отвечает:
«Уходи, сестра, в свою ты башню,
Я с тобою не могу остаться.
Не отдам я знамени другому,
Хоть бы царь весь Крушевац мне отдал.
Не хочу, чтоб воины сказали:
«Глянь на труса, Юговича Бошко,
Он идти на Косово боится,
Кровь пролить за крест честной не хочет,
Жизнь отдать за веру не желает».
И коня направил он к воротам…
Лишь наутро белый день занялся,
Прилетели ворона два черных
С Косова, с широкого простора.
Сели вороны на белой башне,
На вершине Лазаревой башни.
И один другого вопрошает:
«Не царя ли сербов эта башня?
Что же тут души живой не видно?»
Этих слов никто не слышал в башне.
Услыхала лишь одна царица,
Из дверей она выходит быстро,
Спрашивает воронов двух черных:
«Ради бога, ворона два черных,
Вы сюда откуда прилетели?
Вы не с поля ль Косова явились?
Не видали ль два могучих войска?
Не было ли битвы между ними,
И какое войско победило?»
Отвечают ворона два черных:
«Видит бог, царица дорогая,
С Косова мы утром прилетели,
Видели мы два могучих войска,
Те войска вчера сошлись на битву,
Два царя погибло в этой битве.
Может, кто из турок и остался,
А из сербов, если кто остался,
Тот изранен весь и окровавлен», —
Так они царице говорили.
Вдруг слуга Милутин приезжает,
Руку правую он держит в левой,
У него – семнадцать ран на теле,
Конь под ним забрызган алой кровью,
Спрашивает воина Милица:
«Что с тобою, мой слуга Милутин,
Иль царя на Косове ты предал?»
Отвечает ей слуга Милутин:
«Помоги с коня сойти, царица,
Да умой студеною водицей,
Дай вина мне красного напиться,
Тяжко я на Косове изранен».
Госпожа с седла его ссадила,
И водой студеною умыла,
И вином юнака напоила.
Как пришел в себя слуга Милутин,
Начала расспрашивать царица:
«Что на поле Косовом случилось?
Где погиб царь сербский, славный Лазарь?
Где погиб Богдан, отец мой старый?
Где погибли Юговичей девять?
Где погиб наш Милош-воевода?
Где погиб Вук Бранкович в сраженье?
Где погиб наш банович Страхиня?»
Ей слуга Милутин отвечает:
«Все на поле Косовом остались,
Где погиб царь сербский, славный Лазарь,
Много копий там переломалось,
Много копий – сербских и турецких.
Стойко сербы князя защищали,
Юг-Богдан погиб в той битве первым,
Только-только началася битва.
Восемь Юговичей там погибли,
Братьев ни один из них не предал,
До конца они в бою рубились.
Оставался целым только Бошко,
Он скакал со знаменем по полю,
Разгонял он янычар турецких,
Словно сокол голубей пугливых.
Там, где крови было по колено,
Встретил гибель банович Страхиня,
Милош тоже там погиб, царица,
У Ситницы, у реки студеной,
Где погибло очень много турок,
Зарубил султана он Мурада
И посек двенадцать тысяч турок.
Пусть господь спасет весь род юнака,
Жив он будет в памяти у сербов,
Жив он будет в песнях и сказаньях,
Сколько жить и Косову и людям».
вернуться

40

Турецкий султан Мурад II (1421–1451).

вернуться

41

Арианит – знатный албанец, тесть Скандербега, руководитель восстания против турок в 1448 году.

61
{"b":"114764","o":1}