Лисипп из Сикиона (создал) Отчищающегося, которого Марк Агриппа поставил перед своими термами, необычайно нравившегося принцепсу Тиберию. Создавал он и Александра Великого… Эту статую Нерон велел покрыть золотом… Стронгилион создал Амазонку, которую за исключительную красоту ног возил повсюду с собой принцепс Нерон… Из всех произведений, о которых я сообщил, все самые знаменитые находятся теперь в Городе, посвященные принцепсом Веспасианом в храме Мира, и других его постройках, до этого свезенные по произволу Нерона в Город, и расставленные в залах Золотого Дворца…Несправедливо обходить молчанием и жившего во время Божественного Августа Студия, который первым ввел прелестнейшую стенную живопись…»
Греческие скульпторы и художники, упоминаемые в тексте Плиния, скорее всего, современники упомянутых здесь же императоров и принцепсов, поскольку Плиний ничего не пишет о многовековой разнице, о том, что римляне находят или перевозят «старые» или «древние» статуи. Кстати, среди перечисленных имеется Студий – римский художник традиционного I века, но он упомянут Плинием наряду с Протогеном, Аппелесом и прочими греческими мастерами IV века до н. э. Можно составить таблицу количества упомянутых Плинием живописцев и скульпторов по векам до н. э.
Если же составить график распределения (подобный графикам, приведенным в главе «Проверка делом» первой части этой книги), то и здесь мы получим «горб» посередине: график для Плиния совершенно похож на график для его современника Плутарха.
И выводы мы можем сделать аналогичные. И «аттикизм» – выдумка историков, уловка, чтобы объяснить необъяснимое, и древность истории «древнего мира» – фикция.
Даже если античная живопись существовала в те дохристианские времена, в какие относит ее традиционная история, должны были сохраниться картины, и это удивительно, что их нет. В крайнем случае, должны были хотя бы сохраниться картины из тех, что написаны на мраморе! Но их тоже нет. Если же перечисленные художники творили в XIII–XIV веках, как полагаем мы, то картины их непременно где-то хранятся, но, возможно, их принимают за средневековые копии антиков, сделанные по описанию. Наша версия истории позволяет вернуть эти работы человечеству!
Природа и ландшафт
Отношение людей к природе, отраженное в литературных источниках, изменялось так же «волнообразно», как и вообще их отношение к чему угодно. «Синусоида времен» действует неукоснительно. Здесь мы не будем сравнивать различные произведения писателей и поэтов, поскольку эта работа, по сути, уже сделана задолго до нас. Мы приведем свидетельство специалиста, процитировав одну главу из книги Дж. К. Райта «Географические представления в эпоху крестовых походов: исследование средневековой науки и традиции в Западной Европе».
Дж. К. Райт. «СРЕДНЕВЕКОВОЕ ВОСПРИЯТИЕ ЛАНДШАФТА И ПЕЙЗАЖА ДО 1100 г.»:
«Впечатление, которое оказывает на душу и воображение человека вид сельской местности, гор и моря, неуклонно изменялось параллельно с развитием религиозных и философских идей, а также с происходившими социальными переменами. Мы можем получить представление об этих переменах по описаниям ландшафта и пейзажа, рассеянным в многочисленных литературных памятниках самых различных жанров.
Эстетическое отношение к природе в античную эпоху.
Мы, по-видимому, можем смело утверждать, что в античную эпоху преобладал подлинно эстетический подход к природе. Хотя греки редко сознательно пытались обрисовать словами природу своей страны во всем разнообразии ее цветов и форм, тем не менее многие выражения в их поэзии и драме свидетельствуют о том, что они весьма чутко относились к ее красоте. Римляне наслаждались безмятежным покоем сельского пейзажа, видя в нем желанное убежище от городской суеты. Отношение римлян к природе было, вероятно, окрашено пессимизмом, грустью о том, что красота преходяща, жизнь человеческая коротка и что скоро неминуемо настанет время, когда красота мира перестанет приносить нам утешение. Постепенно, по мере становления латинских литературных форм, выработалось стереотипное представление об идеальном ландшафте, в котором неизменно присутствовали одни и те же важнейшие элементы: роскошный луг под сенью лавров, миртов и вязов, орошаемый журчащим ручьем с чистой и прохладной водой; блаженный уголок, где царит вечная весна, где неведомы дождь и ураган, мороз и жара. Латинские поэты применяли эту формулу для описания «блаженных» островов Гесперид и Елисейских Полей; в конце концов, ею воспользовались и христиане при создании картины «земного рая».
Отношение к природе у ранних христиан.
Отношение к природе в раннехристианскую эпоху пронизано новым, совсем иным духом. Все помыслы человека этой эпохи были обращены к грядущему миру, ко славе «царства божия». Наиболее фанатично и аскетически настроенные из отцов Церкви считали, что, поскольку наслаждаться этим миром вообще греховно, грех неизбежно закрадывается в душу того, кто получает эстетическое наслаждение от созерцания красот природы. Это было одной из причин, побуждавших отшельников удаляться в пустыни и в скалистые горы, где им уже не грозили ни искушения плоти, ни грешное очарование зеленых ровных лугов или покатых, возделанных рукой человека склонов. У некоторых отшельников выработалась глубокая привязанность к суровому величию избранного ими для жизни пустынного ландшафта. Так, Иероним находил красоту в глубоких ущельях, суровых горах, крутых утесах; в этих пустынных местах он видел не только совершенство в отрицательном смысле (поскольку они были не запятнаны скверной «цивилизации»), но также фон для своих размышлений и трудов. Первоначально отшельническое движение было характерно лишь для водочной ветви христианства, но со временем распространилось и на Запад, где в первые века нашей эры приобрело значительное влияние. Однако аскетическое презрение к населенным местам и восхваление «пустыни» было глубоко чуждо западному складу мышления. Для западного христианина было привычным испытывать восторг перед беспредельностью земли и небес и перед чудесами творения, ибо в них проявлялись единство и величие божества, они служили символами всемогущества бога.
Возрождение эстетического чувства в Средние века.
С другой стороны, вплоть до эпохи Ренессанса люди крайне редко испытывали, общаясь с природой, наслаждение, основанное на чувстве личного удовлетворения от созерцания. Такое эстетическое любование природой, в отличие от религиозного и трансцендентного восторга перед ней, проявлялось лишь изредка, но нельзя сказать, чтобы вовсе было не известно. Начиная с XI в. во многих стихах и письмах мы находим бесспорные свидетельства подлинно языческого наслаждения картинами природы. Для предшествовавших времен возможность подобных проявлений куда более сомнительна. Ганценмюллер, чей важный труд о восприятии природы в Средние века мы и используем в данной связи, утверждает, что термин «Каролингское Возрождение» в той или иной мере неудачен, так как в эпоху Карла Великого, несмотря на то что античные формы выражения возрождались, сам дух античности был утрачен; что античное влияние при описании ландшафта сказывалось чрезвычайно редко; и что в литературе этого периода мы не встречаем ничего подобного субъективному и пессимистическому отношению к природе, которое было свойственно римским поэтам. Короче, заключает Ганценмюллер, преобладавшее в это время восприятие природы было все дело христианским.
В то же время не остается сомнений, что на протяжении столетия или более до начала крестовых походов отдельные представители не только мирян, но даже и монашества сочиняли не таясь поэмы о земной любви и прямо восхваляли красоту природы в более или менее римском духе. В этом нашел отражение лишь один аспект общей «мирской» тенденции в церкви и в обществе, которая вызвала к жизни клюнийское и более поздние реформаторские движения».
